Бермудский треугольник любви — страница 21 из 66

ТЕНОР: Недаром такое восхищение рыбака вызывает другой воин и жрец культа Состязания — знаменитый бейсболист Джо ДиМаджио.

БАС: Адриана вдохновила Хемингуэя на написание "Старика и моря". Но, к сожалению, дружба с писателем обернулась для неё тяжёлыми переживаниями. Прочитав рукопись романа "За рекой в тени деревьев", Мэри сказала мужу, что не следовало так точно воссоздавать в образе героини внешность и детали биографии Адрианы. Почему бы не сделать её хотя бы рыжеволосой и не переселить из Венеции, скажем, в Милан? Эрнест отмахнулся, объявив эти замечания покушением на свободу творчества. Но, как и следовало ожидать, слухи и сплетни поползли среди веницианских знакомых, создавая вакуум вокруг семейства Иванчич. А одна французская газета опубликовала фотографию Адрианы с подписью: "Рената, новая любовь Хемингуэя". После этого мать Адрианы отменила намеченное совместное путешествие по Америке и увезла дочь в Италию.

ТЕНОР: В письмах Эрнест призывал девушку не обращать внимания на сплетни, жаловался на грусть и одиночество. Кроме того, у него началась новая полоса несчастных случаев, снова и снова валивших его на больничную койку. Во время очередного плавания на "Пилар" он поскользнулся, упал и так разбил себе голову, что порвал артерию, а на спине получил шишку размером с теннисный мяч. После падения мелкие осколки, остававшиеся в ноге после ранения 1918 года, сдвинулись с места и начали больно давить на нервы и вены. Испытывая новое ружьё, так опалил лицо выхлопными газами, что началось тяжёлое воспаление кожи. Сафари в Африке началось с двух — одна за другой — самолётных аварий. В первой Эрнест отделался вывихнутым плечом. Во второй самолёт загорелся, не успев взлететь. Эрнесту, чтобы выбраться, пришлось выбивать головой стекло кабины. Опять — сотрясение мозга, плюс повреждённая печень, селезёнка и почка, левый глаз не видит, левое ухо не слышит, травма позвоночника, растяжение сухожилия в ноге, ожоги лица и рук.

БАС: Но признать себя больным, остаться надолго в кровати — это не для Хемингуэя. Через несколько дней после второй аварии, рядом с лагерем, в котором он приходил в себя, загорелся кустарник. Писатель выбежал из палатки, бросился помогать тушившим, но был так слаб, что не удержался на ногах, упал в огонь и получил ожоги по всему телу. После первой аварии разбившийся самолёт долго не могли найти, и по миру разлетелась весть о гибели знаменитого писателя. Лёжа потом в больничной палате, он мог почитывать некрологи о себе, успевшие появиться в печати. Не повлияло ли это на решение Нобелевского комитета — присудить ему в том же 1954 году премию по литературе, пока жив? Но к премии Хемингуэй всегда относился с высокомерным пренебрежением, говорил друзьям: "Я получу её, а она получит меня. Ни один писатель после получения её не написал ничего путного". На вручение в Стокгольм не полетел.

ТЕНОР: Физические недомогания — гипертония, диабет, последствия травм — затрудняли утоление состязательных страстей Эрнеста. Если у тебя нет уже сил скакать на арене перед острыми рогами быка, красться в саване за львом или слоном, вытягивать из воды стокилограмовую рыбину, жизнь утрачивает свою пряную остроту. Окружающие начали замечать тревожные симптомы депрессии, потери памяти. Эрнесту трудно было сосредоточиться. Он сидел за письменным столом часами и не мог написать ни строки. Вдруг намекал, что ФБР ведёт слежку за ним, прослушивает телефон, проверяет банковские счета. Что его подозревают в каких-то противозаконных поступках. Потом начинал тревожиться о своих финансах, говорил, что близок к разорению. Мэри при нём позвонила директору их банка, и тот подробно перечислил Эрнесту его счета и лежавшие на них солидные суммы денег. Но он всё равно не поверил, утверждал, что директор что-то скрывает.

БАС: Нападки на жену учащались. Сыпались обвинения в расточительстве, во лжи. Во время охоты на уток в Айдахо Мэри споткнулась, упала и буквально раздробила себе локоть. Боль была адская. По дороге в больницу Эрнест, вместо сочувствия, ругал жену за то, что она не могла сдержать стоны. Сорвала ему все охотничьи планы, вынудила выполнять работу слуг: ездить в магазин, готовить, помогать одеться. В другой раз Мэри попала в больницу с сильными ушибами и растяжением сухожилий левой ноги. Врачам сказала, что оступилась в темноте и покатилась по лестнице. Но я сильно подозреваю, что кто-то помог ей "оступиться".

ТЕНОР: Давление крови у Эрнеста порой поднималось до 220/150. Для снижения его ему был прописан резерпин. В те годы ещё не было известно, что побочным эффектом этого лекарства является депрессия. Причём побочный эффект оставался надолго и после прекращения приёмов. Видимо, резерпин сыграл свою роль в том, что в конце 1960 года Хемингуэй оказался в лечебнице в Рочестере, штат Миннесота. Чтобы избежать газетной шумихи, Мэри и Эрнест приехали туда под вымышленными именами. Сыновьям сообщили, что причина госпитализации — высокое давление. Однако, после того как терапевты закончили свои тесты, пациент попал в руки психиатров.

БАС: Моё предубеждение против этой отрасли медицины вам известно. В своё время я зачитывался книгами психиатра-еретика, доктора Томаса Шаша: "Психиатрическое правосудие", "Производство безумия", "Теология медицины". Знаменитый роман Кена Кизи "Пролетая над кукушкиным гнездом" и фильм того же названия в значительной мере опирались на труды доктора Шаша. Но в 1960 году люди ещё относились к психиатрам с полным доверием. Ни Эрнест, ни Мэри не выразили протеста, когда им предложили применить по отношению к пациенту жестокую и бесполезную пытку, именуемую "электрошоковая терапия". После дюжины сеансов Эрнеста объявили излечённым и выписали из клиники. На самом деле, его состояние только ухудшилось, а в памяти образовались провалы. Он доходил до слёз, пытаясь вспомнить имена людей, названия городов, даты событий.

ТЕНОР: В разговоре с другом однажды сказал: "Врачи, делавшие мне электрошоки, писателей не понимают. Какой был смысл в том, чтобы разрушать мой мозг и стирать мою память, которая представляет собой мой капитал, и выбрасывать меня на обочину жизни?". В своих воспоминаниях Мэри Хемингуэй приводит заявление, написанное Эрнестом весной 1961 года незадолго до самоубийства: "Сим удостоверяю, что моя жена Мэри никогда не верила и не была осведомлена о каких бы то ни было моих противозаконных деяниях… Она также ничего не знала о моих финансовых обстоятельствах и помогала мне составлять налоговые декларации на основании тех материалов, которые я предоставлял ей… Мы совершили поездку под вымышленными именами, только для того чтобы избежать внимания прессы".

БАС: Этот документ принято считать подтверждением параноидальной мании преследования, от которой якобы страдал Хемингуэй. Но попробуем представить себе, с какими людьми он мог иметь связи на Кубе, когда кастровцы вели свою борьбу с режимом Батисты. В барах Гаваны, при его любви к острым приключениям, он вполне мог вести знакомство с тайными революционерами, замешанными в контрабандных операциях, столь хорошо описанных им в романе "Иметь и не иметь". Мэри приводит показательный эпизод. Во время очередного плавания на катере "Пилар", незадолго до падения режима Батисты, Эрнест передал ей штурвал, а сам с помощником спустился вниз, и они начали вспарывать кожаные сиденья диванов. Оттуда были извлечены ружья, обрезы, ручные гранаты, пулемётные ленты, коробки с патронами. Всё это оружие полетело в волны океана.

ТЕНОР: После провала высадки в Заливе Свиней в апреле 1961 года ФБР наверняка должно было усилить внимание к американцам, имевшим связи с Кастро и его режимом. И Хемингуэй должен был попасть под их микроскоп одним из первых. Приземлившись в 1959 году в аэропорту Гаваны, он был встречен журналистами. "Как вы относитесь к новой Кубе?", спросили они. "После двадцати лет жизни здесь я считаю себя кубинцем", — ответил Хемингуэй и в доказательство поцеловал край кубинского флага. Его старинный кубинский приятель сделался членом временного правительства республики. При личной встрече Кастро сказал ему, что в горах Сиера Маэстро он читал по-испански "По ком звонит колокол" и книга помогла ему в формировании его идей. Во время визита на Кубу член советского Политбюро Микоян с большой свитой посетил дом Хемингуэя.

БАС: Мэри Хемингуэй и после смерти мужа не скрывала их прокастровских настроений. Оказавшись на званом обеде в Белом доме рядом с президентом Кеннеди весной 1962 года, она напрямую заявила ему, что считает американскую политику в отношении Кубы глупой, нереалистичной и неэффективной. Сказала, что может в любой момент нарушить эмбарго и отправиться в Гавану, потому что лично знакома с Фиделем. Кеннеди помрачнел, но сдержался и только спросил, читала ли она роман Кэтрин Энн Портер "Корабль дураков". Мэри созналась, что не читала. Параллель между Гитлером и Кастро осталась ею неоценённой.

ТЕНОР: Что читали и что не читали в семье Хемингуэя — отдельная и важная тема. Сразу бросается в глаза его презрительное равнодушие к писательницам-женщинам, прославившимся в его эпоху. В девятисотстраничном томе его писем нет упоминаний Перл Бак, Дорис Лессинг, Маргарет Митчел, Айн Рэнд, Фланнери О'Коннор, Сильвии Платт. Про Кэтрин Энн Портер и Карсон Маккалерс сказано, что читать их невозможно, Виллу Катер обвинил в плагиате, Вирджинии Вулф досталось за прохладную рецензию на "Фиесту". Дружил только с Дороти Паркер, но и она в письмах упоминается только как член компании. О её рассказах — ни слова.

БАС: Финансовые тревоги Хемингуэя тоже не были пустым плодом его воображения. К концу 1950-х Налоговое управление поручило своему коллектору выбивать из него задолженность за многие годы. Ему приходилось платить по 20 тысяч долларов в квартал. Кроме того, могли быть гонорары за иностранные переводы, скрытые в своё время, и он мог опасаться разоблачения. Мэри пишет, что она привезла с Кубы целый сундук старых расписок и оплаченных счетов, надеясь найти в них такие, которые указывали бы на расходы, подлежащие списанию с налогов. Добыча оказалась куцой. Зато она обнаружила, что больше половины их месячных трат приходилось на закупки спиртного.