БАС: Вообще Алекс-Натан пользуется обманом легко и без заметных угрызений совести. Что делает сержант Маркс в рассказе "Защитник веры", когда узнаёт о трюках Гроссбарта? Нет, он не подаёт рапорт капитану. Он звонит знакомому секретарю в штабе полка и сплетает такую историю: у Гроссбарта, дескать, в Европе погибли родственники, и он рвался в бой — мстить врагам; теперь он страшно подавлен тем, что его лишили такой возможности; нельзя ли вернуть его в списки отправляемых на фронт? Ложь срабатывает, Гроссбарт отправляется на войну, призывая еврейские проклятья но голову своего преследователя. Тот же очень доволен удавшимся трюком. Ведь справедливость тем и хороша, что в борьбе за неё годятся все средства.
ТЕНОР: В своих отношениях с женщинами Алекс-Натан тоже демонстрирует своебразное понимание этических норм. Вот у него завязался роман с прелестной девушкой, Салли Молсби. Она из богатой гойской семьи, с чередой предков, уходящей в далёкое прошлое. Она ездит на лошадях, любит охотиться на фазанов, умеет водить парусную яхту. Сексуальная революция не обошла её, она охотно одаривает молодого поклонника своей нежностью. Единственное исключение — она отказывается делать ему минет. "Но почему, почему?" — не может понять Алекс-Натан. "Потому что я не хочу." — "Дай мне хоть одну разумную причину. Ведь я для тебя делаю это охотно." — "Ты можешь не делать этого." — "Но я хочу, хочу!" — "А я — нет." — "Ты должна дать мне причину." — "Не думаю." Три месяца длились уговоры упрямицы. Наконец, она уступила со слезами, но чуть не задохнулась при бесплодных попытках. И что же Алекс-Натан? Он интерпретировал это как дискриминацию, как проявление антисемитизма и расстался с девушкой.
БАС: Ещё более нелепой была причина расставания с Кэй Кэмпбел по прозвищу Пампкин (Тыквочка). Чудесная девушка со светлыми, льющимися волосами, воплощавшая доброту и здравый смысл американского Среднего Запада. Она никогда не повышала голоса, не насмехалась над собеседником, не понимала, как это можно кого-то ненавидеть. При этом, предметом её занятий в университете была английская литература, а на политическом фронте она была даже более горячим противником республиканцев, чем её возлюбленный. Они уже обсуждали планы женитьбы, бедность их не пугала: матрас на четырёх кирпичах, книжная полка, потом — когда-нибудь — детская коляска. В какой-то момент Алекс-Натан обронил: "Ну, и конечно, ты перейдёшь в иудаизм". "С чего это я захочу сделать такой странный поступок?", — спокойно спросила Кэй. И всё было кончено. Наш атеист, отбросивший веру отцов в четырнадцать лет, наш ненавистник рабаев и синагог, не смог смириться с подобной мерой независимости подруги и предпочёл расстаться с ней.
ТЕНОР: А чего стоит истории разрыва с другой очаровательной "шиксой" — Брендой из романа "Прощай, Коламбус!". Её семья приветливо приняла героя в своём богатом доме, он проводил там чудные дни, а по ночам смелая девушка тайно пускала его в свою спальню. Но в нём жило чувство ответственности, и, после долгих уговоров, он добивается, чтобы Бренда нанесла визит геникологу и приобрела противозачаточную диафрагму. Увы, в какой-то момент строгая мать девушки обнаруживает запретный предмет в её тумбочке и устраивает дикий скандал молодым людям. "А не нарочно ли моя возлюбленная подстроила это разоблачение? — спрашивает себя мнительный герой. — Не пытается ли она таким образом заманить меня в брачные сети?" И исчезает из её жизни.
БАС: Помешанность Алекса-Натана на сексуальных проблемах может быть связана с одним эпизодом, мельком упомянутым в романе "Жалобы Портного". Когда ему было десять лет, встревоженный отец обнаружил странную вещь: в мошонке мальчика прощупывалось только одно яичко. Врач объявил, что такое случается, что это не опасно, но на всякий случай предложил сделать серию уколов мужских гормонов. Отец не посмел отклонить совет врача — тем более, еврея! Вполне возможно, что именно эти уколы обрекли Алекса-Натана-Филипа на пожизненное служение богу Эросу. Правда, я не уверен, что мы должны верить его рассказам о том, как его сперма при мастурбации долетала до потолка.
ТЕНОР: Родители Хемингуэя пришли в ужас от ранних книг своего сына. Воображаю, что должны были пережить родители Филипа Рота, узнавая себя в образах отца и матери Алекса Портного. Немудрено, что сам Рот никогда не завёл детей: он слишком хорошо знал, как страстно дети рвутся прочь из-под родительской власти и какую боль они могут причинить. Эта тема будет всплывать во многих его поздних романах. В одном из них жена героя попадает в психиатрическую лечебницу, потому что считает себя виновной в самоубийстве отца, в другом отец, наоборот, обречён жить под ненавидящим взглядом любимой дочери.
БАС: Каждому подростку свойственно бунтовать против навязываемых ему правил поведения, ограничивающих его свободу. Алексу-Натану достались правила иудаизма и бытовой еврейской добродетели, и он возненавидел и то, и другое. Но отвергая право взрослых судить его по установленному кодексу, он, как и Холден Колфилд, жаждет повернуть стол, занять судейское место и судить их по своим правилам. Откуда же взять другой кодекс, другой нравственный закон? Тут-то он и хватается за революционные лозунги, которые подсовывают ему радикалы всех мастей. Свобода, равенство, братство! Что может быть возвышеннее и справедливее? Многое указывает на то, что ненависть к "обществу эксплуататоров" зародилась в Алексе-Натане-Филипе очень рано.
ТЕНОР: Всё же, при всей клоунаде и эротической браваде, "Жалобы Портного" остаются искренним трагикомическим воплем современного американца, испускаемым на кушетке психиатра. Роман принёс тридцати-шестилетнему писателю заслуженный успех, деньги, признание. Но после него из-под его пера одна за другой начинают выходить книги менее яркие, лишённые эмоционального жара и художественных озарений. "Наша банда" (1971), "Грудь" (1972), "Большой американский роман" (1977), "Литературный негр" (1979) — по большей части это романы про писание романов, про писательское и журналистское ремесло, ну, и конечно, про сексуальную жизнь литературной братии. Критики состязались в ядовитых нападках, обвиняли Рота в повторении приёмов и сюжетных коллизий, в "злонамеренной вендетте против человеческой природы", в "отсутствии литературного такта" и в "попытках тыкать читателя лицом в грязь повседневного существования".
БАС: После окончания колледжа Роту, тогда молодому начинающему писателю, довелось вести классы литературного мастерства в Университете Чикаго. Впоследствии он возвращался к преподавательской деятельности не раз. Не думаю, что эта работа пошла ему на пользу. Постоянные размышления о литературе, необходимость разъяснять студентам загадки творчества должны были мешать процессу интуитивной переработки эмоционального опыта в прозаическую ткань. Слишком часто в своих произведениях Рот не описывает, а объясняет, не переживает происходящее, а анализирует его. Журналист и критик оттесняет художника, и это смешение жанров рождает в читателе растерянность, порой переходящую в откровенную скуку.
ТЕНОР: Нужно быть очень начитанным человеком, чтобы не утонуть в литературных аллюзиях, используемых Филипом Ротом. Он ждёт от нас, чтобы, натыкаясь в тексте на имена Артура Диммсдейла, Милли Тил или Ганса Касторпа, мы мгновенно вспоминали, что первое взято из романа Натаниэля Готорна "Алая буква", второе — из романа Генри Джеймса "Крылья голубя", третье — из "Волшебной горы" Томаса Манна. Также постоянно упоминаются имена знаменитых в своё время актёров и политиков, певцов и художников, телеведущих и радиокомментаторов. Через двадцать лет все эти люди забудутся, и переиздания романов Рота будет нуждаться в таком же количестве разъясняющих сносок, как "Потеряный рай" Мильтона или "Приключения Гуливера".
БАС: Не забудьте также звёзд спорта. Эти разгуливают по страницам книг Филипа Рота, неся над головами нетускнеющий ореол авторского обожания, из них можно было бы собрать олимпийскую сборную. И спортивные занятия самих героев расписаны подробнейшим образом. Уже в первом романе, "Прощай, Коламбус!", Нил Клугман то упражняется в бросках по баскетбольному кольцу, то устраивает долгие пробежки со своей подругой, то состязается с ней — кто дольше продержится под водой, то безжалостно обыгрывает в пинг-понг её младшую сестрёнку, доводя девочку до слёз.
ТЕНОР: Молодая британская писательница, Джейн Хобхауз, с которой у Филипа Рота был роман в начале 1970-х, тоже отмечала серьёзность, с которой он относился к атлетике. Обязательная вечерняя пробежка, упражнения с гантелями, умеренность в еде и выпивке, строгий спартанский образ жизни. Высокий, худощавый, широкоплечий, он, казалось, всегда таил в себе какую-то взведённую пружину, всегда был готов к прыжку, к атаке.
БАС: В своём романе "Фурии" (1993) Джейн Хобхауз вывела его под именем Джек и описала подробно, как он завлекал женщин в свои сети. "Если Джек решал очаровать вас, сопротивление было бесполезно. Увлекала не только быстрота его ума, но и игривость, делавшая беседу с ним похожей на матч в пинг-пинг. Рассказывая о друзьях, знаменитых и не очень, он талантливо иммитировал их манеры, тонко подмечал слабости, мог быть безжалостным… Острота его воображения возбуждала меня, превращала общение с ним в волнующее и опасное приключение…"
ТЕНОР: Джек уже знаменит в американских литературных кругах, но одевается подчёркнуто скромно, не допускает никаких излишеств в убранстве своего жилья, сидит за пишущей машинкой до шести вечера, отключив телефон. Можно было подумать, что он намеренно исключал из своего быта все отвлекающие удовольствия, чтобы сам процесс писания, по контрасту, сделался для него главной радостью в жизни.
БАС: Но с самого начала героиня романа "Фурии" боится наскучить Джеку и предчувствует, что, порывая с возлюбленными, он останется равнодушным к страданиям, причинённым им. В какой-то момент она призналась Джеку, что только недавно перестала принимать литиум, прописанный ей против нервного расстройства. Этого оказалось достаточно: все изъявления любви Джека прекратились, телефон замолчал, при случайных встречах он демонстрировал лишь холодную вежливость. Обременя