– Вы действительно очень сильно изменились за время нашей с вами разлуки, Герман, – первый раз за всю их беседу ОНА назвала его по имени. – Но я знаю, что в душе вы остались прежним. Что же касается ваших рассуждений, то они бессмысленны. И в силу этого нелогичны. В этом мире, в котором вы оказались, прошлое, настоящее и будущее совпадают в одной точке. Но только для тех, кто к этому готов. Вы пока еще не готовы.
– Стоп, стоп, стоп…, – не совсем вежливо перебил свою собеседницу Герман. – То, что я к чему-то там не готов, это я уже давно понял. Ну, черт с ним, как говорится. Но вы то, с ваших собственных слов, к этому готовы. Значит для вас все, что неминуемо случится в будущем, уже давно известно. Ведь так?
– Нет, не так, – возразила ОНА. – Мне известно только то, что могло бы произойти со мной, если бы мы так и не встретились. Теперь же, наше общее будущее мне уже неведомо. И хотя в этом мире отсутствуют пространство и время, наше общее будущее стремительно меняется. И чем больше и глубже мы будем узнавать друг друга, тем более определенным будет это будущее. Вы меня понимаете?
– Ну, разумеется, – беззастенчиво соврал Герман. – Чего уж тут непонятного. Будущее это прошлое, прошлое – настоящее, а настоящее… а настоящее…
Герман запнулся. Запнулся, почувствовав в глубине своей души, что поступает с той, к которой он так стремился всю свою жизнь, цинично и глупо.
Неожиданно в нем проснулись всегда присущие его истинной натуре благородство и честь.
– Извините, – поспешил исправить положение он. – Я не хотел вас обидеть. Честно. Не знаю, что на меня нашло. Но на самом деле, я не такой. Хотя многие в том мире, из которого я пришел, страстно желали во мне видеть только то, что я по своей глупости только что перед вами продемонстрировал. Ложь, цинизм, лицемерие и ничем не обоснованную гордыню. Я искренне извиняюсь перед вами за свое поведение. Не знаю только, сможете ли вы меня простить после всего того, что я успел вам наговорить.
– Я вас уже простила. И я вам верю. Вы действительно не такой плохой, каким старательно хотите казаться, – поспешила успокоить Германа ОНА. – Вы изменитесь. Вы вновь станете самим собой. Причем очень скоро. И может быть то, что было между нами в том далеком мире, откуда мы оба однажды пришли, вернется снова и…
ОНА не договорила. Голос ее оборвался также неожиданно, как и возник.
Но ОНА вселила в него надежду.
И, несмотря на ту горечь, что испытывал Герман от своих глупых и бестактных выходок, которые он позволил себе, беседуя с НЕЙ, ему было радостно на душе.
У него опять была цель. И ему опять хотелось жить. Правда, пока еще он не знал, сможет ли он снова заслужить это право.
Но теперь это уже не имело значения.
Между тем, все вокруг Германа уже кружилось в фантастическом водовороте событий. И хотя он продолжал оставаться слепым, глухим и беспомощным, он неожиданно что-то почувствовал.
Он пока не мог понять, что именно. Он никогда раньше не сталкивался с подобным чувством и поэтому был не в состоянии его описать.
Его куда-то тянуло, влекло, и он был полон энергии.
И тут только он, наконец, догадался, что именно это было за чувство.
Он чувствовал Движение.
И это было пока третьим, после разума и памяти ощущением, которое Природа великодушно посчитала возможным ему вернуть.
То, что когда-то было Германом Леваневским, теперь ощущало себя маленькой и неуловимой частицей энергии, с бешеной скоростью мчавшейся через бездну пространства и времени.
Он был ФОТОНом. Да, да именно ФОТОНом.
И хотя он не мог это утверждать с полной уверенностью, но он это знал.
Его продолжали окружать темнота и безмолвие. Но он уже чувствовал в них присутствие себе подобных. Таких же, как он фотонов, загадочных и неудержимо рвущихся к им же самим неведомой цели.
Их были миллиарды, а может быть и секстильоны. Каждый из них не имел ни малейшего представления о том, где и зачем был начат его путь и где ему суждено прекратиться. Каждый из них был сам по себе, и ничто его не связывало с остальными.
ФОТОН, который прежде был Германом, тоже не был исключением. Но, в отличие от других, он был способен почувствовать свое полное Одиночество во Вселенной.
Неожиданно незримая преграда оказалась на его пути.
Силы стали быстро его покидать. Он стремительно терял свою скорость и, прежде казавшуюся ему бездонной, энергию.
Прошло еще мгновение, и он понял, что сливается с тем, что прервало его предначертанный путь. Он почувствовал, как становится вначале ее маленькой частью, а потом уже и ею самой.
Теперь он был АТОМом, о который разбился и в котором увяз как фотон.
Новые, прежде неведомые ему чувства и ощущения ураганом ворвались в его сознание.
Теперь его уже не только тянуло, но еще и отталкивало. Он неожиданно понял, что в жизни бываю соперники и партнеры. Первые, очень похожие на него, либо спасаются бегством, страшась его силы и мощи. Либо стараются эту силу и мощь у него отнять. Вторых же влечет к нему с необузданной силой. Им не хватает его, а ему без них никогда не достичь покоя.
А еще, он неожиданно почувствовал Гравитацию.
Его властно тянуло к большему. Меньшее, в свою очередь, покорно притягивалось к нему.
А еще он чувствовал холод и жар.
Его, то переполняла энергия, то крепко сжимал в свои холодные и цепкие объятия паралич.
А еще то, что он теперь не один. Он неожиданно почувствовал Единство. Единство того маленького мирка атомов и частиц, которые его окружали. Каждый в этом мирке был чем-то зависим от другого и совсем не гнушался этим. Ведь все вместе они были частицей чего-то большего! А каждый по отдельности – только лишь ни кому ненужной песчинкой!
Окружающий Германа маленький мирок, к которому он уже начал привыкать, между тем, неожиданно стал изменяться, растворяясь в чем-то еще более важном и сильном.
Герман опять почувствовал себя вначале маленькой частью этого нового мира, а потом неожиданно стал им самим.
Теперь он был ЖИВОЙ КЛЕТКОЙ, безжалостно поглотившей его как АТОМ.
Круг его чувств расширился вновь.
Он почувствовал Жизнь и ответственность за ее продолжение.
Он почувствовал также и Власть. Власть над своим Организмом.
Он научился отдавать своему организму приказы и строго следить за их исполнением.
Он снова почувствовал Боль и научился ее подавлять.
Он почувствовал то…, что меняется вновь. И в этом процессе узнал свое предназначение.
Теперь он уже был нежным зеленым РОСТКОМ, превратившись в него из КЛЕТКИ.
Он узнал про то, как возникает и формируется жизнь.
Он узнал и про то, что эта жизнь не бывает вечной. Тем более, если не тянется к Свету.
Он научился самостоятельно строить свой организм и нежно заботиться о его процветании.
Он научился преодолевать препятствия, мастерски их обходя либо дерзко протыкая насквозь.
Он узнал, что бывают Стихии. И эти стихии не всегда благодушно относятся к жизни.
Все остальное он так и не успел узнать. Так как жизнь его вновь изменила Форму.
Теперь он уже чувствовал себя ДИКИМ ЗВЕРЕМ, для которого РОСТОК послужил подкреплением жизни.
Природа, наконец, вернула Герману почти все его прежде отобранные ею чувства.
Теперь он уже мог видеть, но пока еще не наблюдать.
Мог слышать какофонию звуков, но не искать в них Гармонии и Красоты.
Мог чувствовать запахи, но не наслаждаться их Ароматом.
Мир, который его теперь окружал, был настоящим и полным. Но все же, он, Герман, все еще не чувствовал себя в этом мире Человеком.
И причиной тому был бесконечный, навязчивый и неукротимый Страх.
Страх перед всем, что его окружало. Страх перед тревожными и незнакомыми звуками. Страх перед резкими запахами. Страх перед самой Природой и подвластными ей стихиями.
У него теперь было сильное и хорошо защищенное от непогоды Тело. Но это тело было предназначено только лишь для того, чтобы спасать его, своего хозяина от хищников. И тем самым позволить ему продолжить свой биологический род.
В очередной раз Герман почувствовал боль.
Он снова был жертвой.
И вместе с этим снова менялась его судьба….
Очередное превращение произошло так стремительно, что застигло его врасплох.
Он не сразу поверил в то, что снова оказался в человеческом обличье.
И хотя он все еще не был тем самым Германом Леваневским, которого он прежде знал, но к своему неописуемому восторгу он вновь был способен трезво мыслить и рассуждать. А не только испытывать эмоции и неосознанные чувства.
Теперь он был ПЕРВОБЫТНЫМ ОХОТНИКОМ, а дикий ЗВЕРЬ стал его законной добычей.
Он имел коренастую фигуру, закутанную в одеяние из необработанных и потому смрадно пахнущих шкур. Сильные, обросшие звериной шерстью ноги и густую, взлохмаченную растительность на всем своем теле.
Его звали Оуджушуа, что означало на языке его родного племени «необузданный вепрь».
У него была жена Эйейка и маленький, но такой же дикий и грязный, как и он сам, сын. Его сына звали Нэдшуа – «необузданный поросенок». Так его окрестил отец, и никто из племени не решился воспротивиться этому. Справедливо и вполне обоснованно опасаясь буйного и мстительного характера Оуджушуа.
Племя Оуджушуа включало в себя нескольких десятков взрослых мужчин, почти столько же женщин, детей и немощных стариков.
Год назад, племя Рыси, как себя не без гордости называли родичи Оуджушуа, было в два, а то и в три раза больше нынешнего. Причем на каждого взрослого мужчину приходилось не меньше двух женщин. Они жили тогда на скалистой и заросшей густым зеленым кустарником равнине, на самом берегу Черного озера.