Кроме того, на всякий случай, лаборатория имела еще и защитный экран, состоявший все из того же D-поля, разработкой и совершенствованием которого отец Германа официально занимался последние десять лет. Надо было быть поистине сумасшедшим или самоубийцей, чтобы решиться пройти через это D-поле. И, возможно, к незаслуженному везению захватчиков они таковыми не оказались.
Предутренняя свежесть уже давно сменилась удушливым полуденным зноем.
Город как бы замер в оцепенении и мучительном ожидании дальнейшего поворота событий.
Его узкие улочки были пусты и безлюдны. Непривычная тишина и безмолвие струились по его узким улочкам, маленьким дворикам и площадям.
Первый эшелон захватчиков уже успел продвинуться далеко на северо- запад. И гулкое эхо непрекращающихся сражений становилось все тише и тише.
О том, что городу еще предстоит пережить нашествие второго и третьего эшелонов противника, никто из его жителей пока не знал. Но все же никто не спешил заниматься своими обычными делами и суетой повседневных будней.
Ровно в полдень, где-то на юго-востоке прогремел мощный и оглушительный взрыв.
Уже через минуту в комнату, в которой нашли себе убежище Герман с матерью, бесцеремонно ворвался Сингх и, с трудом превознемогая боль в простреленной груди, возбужденно изложил суть случившегося.
С его слов Герман и его мать узнали о том, что жалкой кучке защитников города, чудом уцелевшей в схватке с вражеским десантом, удалось-таки одержать свою, пусть маленькую, но очень важную победу.
Под самым носом у врага и пусть даже ценой собственных жизней, они сумели вначале вывести из строя, а затем и навечно похоронить под многометровым слоем песка главный Энергетический Комплекс Института.
С этой минуты маленький городок Геок-Тепе уже не мог представлять ни малейшего стратегического интереса для противника. Лишенный энергетической подпитки Институт Экспериментальной Физики превратился в дюжину безжизненных строений, замершей в оцепенении электроники и ставшими в одночасье бесполезными лабораторными комплексами и испытательными стендами.
Но оставались еще люди, которые все это создали и были всем этим способны управлять.
Теперь их жизни и судьбы, после уничтожения Энергетического Комплекса Института, повисли на волоске.
Противник был разъярен. Его солдаты, оставшиеся в городе, не находили себе места от растерянности и бессильной злобы.
Уже через час на город обрушилась первая волна карателей и мародеров.
Захватчики стреляли во все, что попадалось им на глаза, бесцеремонно врывались в дома, грабили и насиловали всех, кто пытался оказывать им сопротивление.
И прежде всего это касалось пришельцев с севера.
Оставшийся без защиты городок физиков был разграблен и унижен в первую очередь.
Местных жителей, которых захватчики считали своими единоверцами, воины Ислама старались не трогать. Кое-кто из них в знак благодарности тут же переходил на сторону врага, надевая на свои головы зеленые повязки. Другие же, напротив, старались чем могли помочь северянам, укрывая их в своих домах, подвалах и палисадниках.
Ближе к вечеру разбой и вакханалия в городе неожиданно прекратились.
Тяжелый рокот транспортных вездеходов обрушился на поверженный Геок-Тепе и вскоре окружил его со всех сторон.
Второй эшелон захватчиков быстро заполонил собой безлюдные улицы и проспекты города.
Город затих.
В быстро опускавшихся сумерках раздавались только отрывистые команды военачальников и приглушенный лязг оружия.
Вновь прибывшие внешне мало чем отличались от своих предшественников – десантников из первого эшелона противника.
Но по своим вальяжным манерам, циничной и неторопливой жестокости, ничем не обоснованным спокойствии они были совсем другими.
В доме, в котором все еще продолжали оставаться Герман с матерью и бедняга Сингх, они появились уже под вечер.
Их было около десятка.
Среди солдат особо выделялся их облаченный в белые дорогие одежды начальник.
По-хозяйски оглядев первый этаж дома и оставшись при этом довольным, он громко и удовлетворенно хмыкнул. После чего распорядился в адрес своих солдат привести к нему других обитателей своего нового военного трофея.
Те с готовностью и подобострастием поспешили выполнить его приказ.
Когда Герман и его мать оказались на коленях у ног вражеского начальника, тот жестом подозвал к себе переводчика и лениво представился:
– Меня зовут Абу Али ибн Хамаз, полковник Абу Али ибн Хамаз. – вражеский офицер перевел свой рассеянный взгляд с матери Германа на него самого, прежде чем продолжить. – Вы и ваш дом теперь моя личная собственность. Военный трофей, так сказать. Женщину я, наверное, продам в рабство на невольничьем рынке Дамаска или Багдада. Что же касается девушки…
Полковник оживился, пристально разглядывая Германа. В его глазах алчно вспыхнул и замерцал похотливый огонек.
– Девушку же, – наконец продолжил он через переводчика, – ожидает несколько иная участь. Я хочу преподнести ее в подарок моему шейху. Мне кажется, в его гареме ей самое место…
Полковник сделал паузу, доставая из внутреннего кармана своих просторных одежд спутниковую рацию и прислоняя ее к своему уху.
Рация заверещала. И, отвечая на вызов, офицер что-то быстро затараторил по-арабски в ее микрофон.
Ему ответили.
Но по его лицу было видно, что не совсем то, что ему хотелось.
Абу Али ибн Хамаз вспылил. Его лицо покрылось густой испариной и на пухлых губах заскользила тень недовольства и раздражения.
Речь офицера неожиданно стала быстрой и скомканной. Похоже полковник был не на шутку рассержен тем, что ему говорил его собеседник.
Наконец, оставив в покое рацию, Абу Али ибн Хамаз вернулся к своим пленникам и замершим в почтительном ожидании подчиненным.
– Кажется, я немножко поспешил, – сдавленно произнес он в адрес Германа и его матери. – За вас двоих обещан большой выкуп. Так что, вы переходите в распоряжение Военного совета. Пусть он дальше решает вашу судьбу. Что же, касается вашего отца, то и за его голову тоже обещан немалый выкуп. Но он нам и самим нужен. Как ученый. Тем более, что теперь, когда вы, его родные, в моих руках, нам будет проще с ним договориться. А пока, объявляю вас под домашним арестом и оставляю под присмотром моих «моджахедов». Вам надлежит не покидать границ отведенной вам комнаты и ни в коем случае не показываться из его окон. Наказанием за ослушание будет ваша немедленная смерть. Что же касается дома…
Полковник еще раз огляделся по сторонам и самодовольно улыбнулся.
– Дом мне нравится. Здесь будет моя резиденция и главный штаб полицейского корпуса.
– На второй этаж без моего разрешения никому ни шагу, – распорядился он уже в адрес своих солдат. – Разбираться не буду. Как положено по шариату, так с ослушником и поступлю. Здесь есть еще кто-нибудь?
Солдаты отрицательно замотали головами ему в ответ.
– Жаль. Очень жаль! – с нескрываемым разочарованием в голосе, прокомментировал полковник. – Но если все же кого-то еще обнаружите, сразу же тащите его к бывшей гарнизонной казарме Лиги Наций. У нас там будет приемно-распределительный пункт. Я сам решу за кого из пленных можно получить хороший выкуп, кого обменять на наших незадачливых братьев, попавших в плен к союзникам, кого продать в рабство, а кого просто расстрелять.
Полковник медленно поднялся со своего кресла и направился к выходу.
– Женщину и девушку в мое отсутствие не обижать. Я вернусь часа через три. Чтобы к моему приходу все здесь было приведено в порядок, – бросил он через плечо своим солдатам.
«Моджахеды» почтительно вытянулись перед ним в знак покорности и холодно переглянулись друг с другом.
Когда двери дома закрылись за спиной Абу Али ибн Хамаза, солдаты отконвоировали Германа и его мать в их комнату и без особого энтузиазма принялись наводить в доме порядок.
Два последовавших за своим появлением дня полковник Абу Али ибн Хамаз не проявлял по отношению к своим пленникам ни малейшего интереса. Он был по горло занят своими собственными делами, уходил на службу с рассветом и возвращался далеко за полночь. В его отсутствие солдаты медленно сходили с ума от безделья, но по отношению к Герману и его матери вели себя подчеркнуто вежливо о корректно.
К концу третьих суток Абу Али ибн Хамаз неожиданно соизволил подняться на второй этаж и без предупреждения ввалился в комнату к Герману и его матери.
– Ваша дальнейшая судьба и судьба вашего отца, по милости Аллаха, решены, – безучастным голосом произнес он, протягивая Герману силиконовую пластину с посланием. – Союзники согласились заплатить за вас обозначенный нами выкуп и выслать самолет для вашей эвакуации. Как только мы получим выкуп, вы будете свободны. Но не раньше. Мне, конечно, жаль вас отпускать, но таково решение Военного Совета. Что же касается вашего отца, то он просил передать вам это.
Герман покорно взял из рук полковника силиконовый диск с посланием и вставил его в отцовскую Персональную электронно-аналитическую машину.
Стереомонитор ПЭАМ заискрился фиолетовым светом, и в его недрах возникло голографическое изображение отца.
– Мои дорогие жена и дочь. – грустно произнес он, скрестив на груди руки и опустив глаза в землю. – Я был очень признателен полковнику Абу Али ибн Хамазу, когда он великодушно согласился передать вам это мое, возможно последнее, послание. В знак моей благодарности, я согласился на сотрудничество с ним и все ему рассказал про лабораторию.
Герман мертвенно побледнел. Но уловив тень блаженного самодовольства на лице Абу Али ибн Хамаза, усилием воли удержал себя от опрометчивых комментариев и действий.
– Сделайте все, о чем он вас попросит. Но только не раньше, чем ваша судьба окончательно решится. Самолет Союзников прибудет за вами через несколько часов. После того, как полковник получит выкуп, а самолет Союзников с вами на борту приземлиться на нашей территории, сообщите ему полный пароль к разблокировке компьютера и снятию защитного экрана с лаборатории. Я убедительно прошу вас это сделать. От этого зависят ваши, бесценные для меня, жизни. Первые кодовые слова моего пароля: «Дружище Герострат, ты был неплохим провидцем». Вторая часть пароля состоит из трех моих любимых цифр. Вы их, мои дорогие, хорошо знаете. Полковнику же предстоит их узнать только тогда, когда вы окажетесь в полной безопасности.