Великодушию полковника не было границ. Жаль было только, что кроме него самого на этот факт больше никто не обратил внимания.
Герман, потому что с большим трудом пытался сдержать на своих губах победную улыбку. Его мать, потому что ей вообще было не до этого. Вражеские инженеры, потому что всецело были поглощены настройкой своего электронного оборудования. Солдаты полковника, потому что не понимали сути происходящего.
Таким образом, жизнь бедняги Раджа хоть на какое-то время была спасена. Даже несмотря на то, что сам индус не подозревал о том, каких сверхчеловеческих усилий и откровенного блефа это стоило Герману.
Герман вслед за полковником спустился вниз, в подвал дома, и вкратце изложил Раджу что к чему.
Тот оказался в данной ситуации на редкость смышленым и понятливым парнем.
Уловив в голосе Германа твердость и легкий оттенок скрытого торжества, Радж с готовностью согласился ничего не трогать в лаборатории, добровольно покинуть ее надежные и безопасные стены и сдаться на милость полковника.
Через несколько минут солдаты уже грубо подхватили его под руки, бесцеремонно вытащили из подвала на белый свет и по приказу своего командира первым же гравикаром отправили на аэродром.
Часа через полтора, вслед за ним, на личном гравикаре Абу Али ибн Хамаза на аэродром прибыли и Герман с матерью.
Самолет Союзников их уже ждал.
Ощетинившись сканерами и лазерными пушками, он стаял под парами на полосе и терпеливо ожидал своих пассажиров. Помимо легкого вооружения и ракет, его основной защитой и гарантом безопасности служила ярко-оранжевая эмблема Ядерных – Стратегических Сил. Так как устраивать термоядерный кошмар на уже захваченной территории было совсем не в интересах захватчиков.
Герман помог матери подняться по «воздушному «трапу самолета и сам поспешил последовать вслед за ней.
В то же самое время, командир самолета вывалил из грузового люка лайнера контейнер с выкупом и, пожелав полковнику Абу Али ибн Хамаза по-русски сгореть в аду, захлопнул дверь люка прямо перед его носом.
Самолет Союзников мягко оторвался от земли, создавая под своим корпусом воздушную подушку, не без издевки помахал противнику крыльями и, быстро набирая скорость, устремился к линии фронта.
Его никто не преследовал и не обстреливал.
Полковник Абу Али ибн Хамаз твердо держал свое слово, сам того не подозревая. Все его мысли в этот момент были заняты совершенно другим, и ему было не до какого-то там легкого самолета Союзников с бывшими его пленниками на борту.
С бешеной скоростью гравикар полковника несся по направлению к городу и заветной лаборатории отца Германа.
Сам же полковник, изнывая от жары и нетерпения, нервно сжимал в ладони корпус спутниковой рации, каждую минуту ожидая услышать из нее три обещанные ему Германом цифры. Беспокойство полковника было вполне объяснимым, учитывая тот факт, что его инженерам так и не удалось взломать «электронную» защиту компьютера и снять силовое поле с лаборатории. В этом факте не было ничего удивительного. Ведь им не могло прийти даже в голову, что набери они на клавиатуре компьютера после фразы «Дружище Герострат, ты был неплохим провидцем «абсолютно любые три цифры, и его стереомонитор немедленно бы засветился дружелюбным, хотя и коварным, гостеприимством.
Тем временем, самолет Союзников со своим бесценным грузом, уже кружил в зоне родного аэродрома.
Герман протиснулся в пилотскую кабину и вежливо попросил командира передать полковнику Абу Али ибн Хамазу короткое сообщение, которое тот так ждал.
Сообщение состояло всего из трех цифр. Герман назвал их наугад и у него почему-то вышло «666». Затем он на минуту задумался и, не сумев удержаться от мести, попросил передать в адрес полковника еще одну фразу.
В ней не было ничего оскорбительного и грубого. Скорее напротив, она звучала подчеркнуто вежливо, хотя никому, в том числе и экипажу самолета, непонятно.
Она состояла всего из двух предложений, десяти слов, одной частицы, одной запятой и двух восклицательных знаков: «Милый полковник, Герострат никогда не был хорошим парнем! Мой отец ошибался!»
Командир самолета недоверчиво посмотрел на Германа, передавая это идиотское сообщение, и многозначительно покачал головой.
Герман в ответ виновато улыбнулся и поспешил покинуть пилотскую кабину.
О том, как отреагировал сам полковник на полученное им сообщение, Герману уже не суждено было никогда узнать.
Глава десятаяНа самом краю света и тени
Герман вернулся в родной город.
Окружающий Германа мир пребывал в жутком хаосе и ожидании неминуемой и страшной развязки.
И Герман не мог без боли в сердце смотреть на все те страдания и невзгоды, которые его теперь окружали.
Тем более что теперь на его плечи легла вся полнота ответственности за сильно сдавшую за прошедшее время и окончательно утратившую твердую почву под ногами мать.
Как мог, он старался ее утешить и вселить в нее и в себя надежду на будущее.
Но никаких вестей о судьбе отца не было. И это само по себе перечеркивало все его отчаянные попытки.
Он несколько раз подавал рапорт в Мобилизационную комиссию Союзников с просьбой отправить его на фронт. И все время получал вежливый, но твердый отказ.
Тогда он решил продолжить свою учебу в Университете. Тем более, что теперь, перед лицом возможного голода, выбранная им специальность «Исследователя нетрадиционных космических биокультур» оказалась как нельзя кстати.
Все свои вечера он либо проводил дома, с матерью, либо чем мог помогал раненным в расположившемся рядом с их домом армейском госпитале Союзников.
Раненных было очень много. И они постоянно прибывали со всех фронтов и из тех городов, где бушевали кровавые мятежи и восстания сторонников Джихада.
Они были самых разных национальностей, но больше всего среди них было французов, немцев и итальянцев.
Они невыносимо страдали, так как противник воевал в основном допотопным и жестоким оружием.
Но еще больше, они мучились морально. Так как оказались в чужой стране. Так как многие из них перед этим воевали со своими бывшими согражданами. Так как не знали, что их ждет в будущем.
Герман, в своем новом качестве, стал для них всех чем-то вроде мессии. И эта роль ему отлично удавалось. Очень скоро она даже стала неотъемлемой частью его самого и его жизни.
Но в одно морозное декабрьское утро в их с матерью доме неожиданно заурчал сигнал внешнего вызова по «Видеофону».
В этот самый момент Герман как раз собирался на свои занятия в Университете, поэтому на вызов ответила его мать.
– Здравствуйте! Госпожа Благонравова, если не ошибаюсь? – заискрился зеленоватым сиянием монитор «Видеофона», и из него выплыла смущенная физиономия незнакомца с затравленным взглядом и густыми седыми бровями. – Извините, что так рано вас потревожил. Моя фамилия Соболев. Капитан Соболев. Офицер Генерального штаба по особым поручениям.
– У вас есть какие-то известия о судьбе моего мужа? – с надеждой в голосе, перебила его мать Германа.
Герман оживился и, бросив свои приготовления к Университету, поспешил присоединится к матери.
– К моему глубочайшему сожалению, госпожа Благонравова, я связался с вами совсем по другому поводу. У меня нет новостей о судьбе вашего мужа. Наша разведка активно этим занимается, но… – капитан смутился, и голос его потерял былую уверенность. – Но, пока безуспешно.
– Извините. Я просто не могу больше ни о чем другом думать, капитан, – упавшим голосом произнесла женщина. – Еще раз извините.
– Я вас понимаю, – лицо офицера приобрело оттенки сострадания, хотя и не очень искренние и явные. – Но, у меня есть к вам дело. Точнее, к вам и вашей дочери. И это дело не терпит отлагательства. Вы готовы меня выслушать?
– Да, конечно. Я и моя дочь вас внимательно слушаем. Что вы хотели нам сообщить? – ответила женщина, нежно, по-матерински, прижимаясь к Герману.
– Так вот, – продолжал капитан. Голос его приобрел уверенность и чисто деловой тон, – я бы хотел обсудить с вашей дочерью и, разумеется, с Вами один щекотливый вопрос. Точнее, предложение. Суть его состоит в том, что, как вы, наверное, знаете, дела Союзников на южном и восточном фронтах в последнее время идут не совсем удачно. Если честно, наши армии отступают и раз за разом терпят все более болезненные поражения. Но, с этим-то мы как раз способны справится собственными силами. Но вот с другим…
Капитан помрачнел. Лицо его приобрело унылое и загнанное выражение.
– Как бы это вам все объяснить, – вновь заговорил он, собираясь с духом. – В общем, уважаемая Нина Константиновна, Мобилизационная Комиссия Союзника решила удовлетворить неоднократные запросы вашей дочери о ее призыве в действующую армию. Но…
При этих словах капитана лицо Германа вспыхнуло и озарилось победным сиянием. В то же время лицо его матери мертвенно побледнело. Женщина покачнулась, быстро теряя сознание, и мягко осела прямо на руки спохватившейся дочери.
– Капитан, ваша бестактность и жестокость переходит все разумные границы! Все что вы могли, вы уже сделали! – набросился Герман на офицера. – Лично меня, ваше предложение обрадовало. Но зачем же было его делать при моей матери? Вы чудовище, капитан. Вам никто об этом раньше не говорил?
– Вы меня не совсем правильно поняли, госпожа, – начал оправдываться тот. – Вы мне даже не дали договорить. Все не совсем так, как вы думаете. Мы отнюдь не собираемся отправлять вас на фронт. «Пушечного мяса» у нас и без вас хватает. Тем более, что вы на эту роль не годитесь. Вы нам нужны, прежде всего, как специалист. Как человек, способный на большее, чем просто вытаскивать из под огня раненных, управлять мобильной боевой машиной или устраивать диверсии в стане противника. Вы прежде всего нужны нам в тылу. В самом что ни на есть глубоком и недосягаемом для врага тылу. Тем более теперь, когда в преддверии зимы и лютых морозов над всеми государствами Союзников нависла вполне реальная угроза голода и энергетического дефицита. У нас осталась единственная и, боюсь, последняя надежда на наши космобиологические плантации на орбите и на таких людей как вы. Если вы откажетесь от моего предложения, нам будет сложно без вас обойтись. Но все же, я искренне продолжаю надеяться на то, что этого не случится.