Тот согласно кивнул и жестом приказал своим товарищам оставить их с Германом вдвоем.
Потом они долго говорили, изредка улыбаясь друг другу.
Герман нес разную чепуху, а майор его преданно слушал и не в силах был даже пошевелиться.
Герману показалось, что их встреча длится уже несколько часов, хотя на самом деле прошло не более получаса.
Наконец майор решительно встал, вновь бросил взгляд на свой хронометр, громко скомандовал всем «Ангелам» готовится к вылету и на прощание, как всегда, пообещал Герману обязательно с ним связаться, когда он снова окажется на Земле.
Затем майор быстро вышел, а Герман так и не решился его окликнуть.
Более того, он совсем забыл про самое главное. Про то, что теперь он, Герман, уже не скоро сам появится на Земле. И звонить ему теперь надо сюда, в Лунный город… Где он, Герман, собирается провести ближайшие полгода.
Но майор так об этом и не узнал…
Потом они еще встречались несколько раз, но это уже были в буквальном смысле минутные встречи.
Они происходили то в Космопортах – на этих шумных и бестолковых перекрестках миров, где все куда-то спешат, куда-то рвутся или откуда-то прилетают. То на Марсианской космобазе, где от майора ни на шаг почему-то не отходили офицеры Службы Безопасности. То уже на Земле, в здании Лиги Наций, где не бывает друзей, а только должностные лица и их помощники.
В конце каждой из этих встреч майор, по привычке, обещал позвонить.
Иногда даже он звонил и назначал время и место их новой встречи. Но как всегда, в самый последний момент, вместо майора на встречу приезжал кто-либо из «Ангелов». С грустным лицом он сообщал Герману о том, что майор в срочном порядке убыл выполнять свое очередное служебное задание.
А через два года майор вообще исчез.
Отец Германа как-то обмолвился о судьбе «Ангелов», что это всерьез и надолго. Комментировать свои слова он наотрез отказался.
Герман не находил себе места от безысходности, хотя и не совсем понимал почему.
Рядом с ним постоянно был Виктор. Отец в нем души не чаял. И дело медленно, но уверенно шло к их свадьбе.
Но, почему-то, Герман никак не мог забыть тех грустных глаз, спокойного, уверенного голоса, несколько вздернутого носика и самоуверенных манер неуловимого командира «Ангелов».
Поэтому, получив приглашение от друга отца, профессора Вильяминова поучаствовать в экспедиции к какому-то там им открытому «транссферу», в своем решении он не сомневался ни минуты.
Тогда ему казалось, что сама Судьба дает ему этот фантастический шанс.
Шанс стать хотя бы чуточку ближе к майору. Заставить его всерьез обратить на себя внимание и, быть может, наконец решится на столь важную для них обоих встречу.
Наверное, так бы оно и случилось, если бы за день до старта «Первопроходца» к «Транссферу» Вильяминова по всем информационным каналам Земли не прошла информация о дерзкой попытке военного мятежа на дальних границах освоенной человечеством Галактики.
Фамилия Леваневского в этих сводках ни разу не упоминалась. Но Герман почему твердо был уверен в том, что все эти события были тесно связаны с майором.
Так оно и было на самом деле.
Тот, настоящий, Герман с готовностью мог это подтвердить.
Но, для «нового» Германа старт «Первопроходца» и первые недели его полета были омрачены горькими думами о том, где сейчас оказался майор, что с ним, жив ли он еще и суждено ли им когда-либо теперь встретиться.
Ведь таких как он, как говорил отец, никогда не прощают.
А жить как все, они не способны сами.
Неужели это финал их такого странного романа? Причем финал с трагичным концом. Когда один улетает, чтобы вернуться героем. А второй, уже будучи героем, остается.
Остается только лишь за тем, чтобы либо погибнуть безвестным, либо быть преданным позору и бесконечным унижениям.
Неужели нет другого окончания у этой истории…
В это даже поверить страшно. Хотя…
– Кажется, все кончилось, – Герман опять чувствовал себя самим собой.
Одним единственным на всю Вселенную Германом Леваневским. Много раз и много кем бывшим, но все еще остающимся командиром «Иуды» и лейтенантом Транспортной Службы Лиги Наций.
– Милый, с тобой все в порядке. У тебя такой вид, как будто ты только что вернулся из жестокого и кровопролитного боя, – нежно обнимая Германа, забеспокоилась девушка.
– Из боя говоришь, – повторил он вслед за НЕЙ в глубокой задумчивости. – Нет дорогая. Это был больше чем бой. Это был самый тяжелый бой в моей жизни. Бой с самим собой. Бой с моими наивными страстями и представлениями о мире. Бой с моим ненасытным самолюбием и тщеславием. Бой с тем, что я всегда считал истиной, не требующей доказательств. И вот теперь, благодаря тебе, я больше так не считаю.
Герман приподнялся на локтях, неуклюже перевернулся на живот и мечтательно уставился в бездонную пустоту окружающего его «идеального» мира.
– Ты даже сама не знаешь, что ты для меня сделала, – с искренней благодарностью и восхищением в голосе продолжал он. – Ты подарила мне целый мир, который я всю свою жизнь умел только презирать и использовать. Ты научила меня быть беспомощным и слабым, таким, какими на самом деле являются многие люди. Люди, которых я всегда старался высокомерно не замечать. Ты показала мне меня самого, но только со стороны. Причем именно таким, каким я, наверное, всегда и был: жестоким, самовлюбленным, циничным и безжалостным к себе и другим. Но…
Герман осекся, чувствуя на своем лице ЕЕ жаркое, прерывистое дыхание и раскаленные до температуры кипения слезы.
– Ты плачешь? – оборачиваясь в ЕЕ сторону, встревожено спросил он. – Почему? Я тебя чем-то разочаровал. Я что-то не должен был говорить? Или, если говорить, то не так?
– Нет, не волнуйся. Это я плачу от счастья? – поспешила ОНА его успокоить. – Ты сказал все правильно. Иначе и быть не могло. Потому-то я тебя и люблю. Но после того, что ты сказал, я тебя люблю, может быть, еще даже больше, чем прежде…
Девушка разрыдалась.
Герман, как мог, пытался её утешить. Но все его усилия оказывались тщетными.
Он приподнялся с невидимой опоры и сел, деликатно прижав голову девушки к своей груди.
Она не сопротивлялась.
Но когда он вновь собрался заговорить, ОНА неожиданно подняла голову и приложила свою маленькую ладошку к его губам.
– Не надо! – чуть слышно произнесла ОНА все еще подрагивающим голосом. – Позволь мне договорить. О нас. И о тебе. Я не успела сказать все, что хотела. Хорошо?
Герман покорно кивнул, обнимая ее лицо руками и преданно заглядывая в ее заплаканные глаза.
– Так вот, – тяжело дыша, продолжала ОНА. – Даже если бы ты ничего не сказал, я все равно продолжала бы тебя любить. Может как-то по-другому. Но любить. Понимаешь?
– Я не умею по-другому, – слегка повышая тон, быстро ответил он. – Я не умею говорить по другому. Я не умею молчать по другому. И, наконец, я не умею любить по-другому. Даже сейчас. Когда я во многом стал другим. Я все равно не могу по другому. Ты меня за это простишь, милая? Пожалуйста…
Девушка не ответила. Все, что ОНА сделала – это был горячий и страстный поцелуй.
В нем было все: бесконечная любовь, вера, преданность, понимание и искренность. Не было в нем только сомнения и страха.
Герман с большим трудом отпустил от себя девушку и неуклюже, слегка покачиваясь из стороны в сторону, встал на ноги.
Девушка поспешила подняться вслед за ним и робко прижалась к его плечу.
Часть третьяКогда зажигаются звезды
Глава двенадцатаяМир, в котором каждый счастлив по своему?!
Густая пелена тумана медленно растекалась по Городу Бесконечных Грез, уверенно вытесняя собой обжигающую прохладу и суматоху прошедшей ночи.
Герман одиноко бродил по берегу заросшей камышом и осокой речки, изредка сам с собой разговаривая и самозабвенно жестикулируя при этом руками.
Время от времени он беспечно усаживался на траву, в тень густого кустарника из плакучих ив, и, обхватив колени руками, начинал разглядывать сквозь прозрачную воду илистое речное дно.
– Вот там, за моей спиной, – в задумчивости бормотал он себе под нос, – мой дом. Самый обычный дом. Дом, которого у меня никогда не было. В этом доме та, которую я искал всю свою жизнь. И вот, наконец, нашел. И она меня любит. Любит, даже несмотря на то, что я, Герман Леваневский – бессовестный авантюрист и обласканный славой циник, этого не заслуживаю. А еще, у меня теперь много новых друзей. Настоящих друзей. Приятных и милых. С которыми просто интересно общаться, разговаривать, делиться своими проблемами и радостями. Друзей, которые не ждут от меня подвигов и самопожертвования…
Герман небрежно присел на корточки возле самой воды и неуверенно прикоснулся к ее зеркальной поверхности пальцами.
«Любой другой на моем месте, уже давно был бы счастлив и с благодарностью принял бы то, что ему так великодушно подарила Судьба, – продолжал он копаться в ворохе своих сбивчивых мыслей. – Другой – может быть и принял. А вот я сам, Герман Леваневский, почему-то не нахожу себе места от сомнений.»
Герман поискал в густой траве подходящий камешек, крепко зажал его в своей ладони и выверенным до автоматизма движением запустил его в сторону речки.
Камешек изящно заскользил по воде, оставляя за собой расходящиеся в стороны всплески, и метрах в трех от берега с громким бульканьем пошел на дно.
Герман потянулся за следующим камешком, но почему-то передумал.
Он медленно поднялся на ноги, повернулся к речке спиной и быстрым шагом направился в сторону дома.
Дом был большим и утопал в густой и пышной зелени самых необычных растений.
Это был самый настоящий дом.
С крыльцом, деревянной верандой, массивными и почерневшими от времени лестницами и архаичным балкончиком на втором этаже.