Ночной Стражи. И даже если бы ты каким-то чудом победил их ряды, наткнулся бы на Молчаливую Стражу, что состоит из вернейших и лютейших в бою хунгуров. Тебе надо убегать, Праотец обрек тебя на вечные странствия, но не на одиночество. Я заберу тебя к друзьям, они помогут.
– Помогут – то есть используют. Я настолько ценен? И что это за люди?
– Мы поедем в пустынь, в Могилу. Покаянники знали твоего отца. Некогда, годы назад, приказали мне, чтобы я тебя искал. Там ты будешь хорошо укрыт. У тебя нет другого выхода. Гусляр хочет держать тебя почти как пленника, чтобы ты поддерживал его борьбу с хунгурами. Но это ложь. Рацы – обычные разбойники, они грабят всех: лендичей, подгорян, монтанов – притворяясь, что сражаются с ордой. Будешь их рабом, никогда не позволят тебе уехать. А потом однажды убьют, как бывает с этим диким народцем. Если раньше тебя не схватят хунгуры.
Якса молчал. Вдруг почувствовал, как не хватает ему Ульдина, его мудрых слов и спокойствия. Что же с ним случилось? Где он был? Казалось, века отделяли от мига, когда его препоясывали в юрте старика сагайдаком и саблей.
– Ты получишь за меня награду, верно?
– Мой дорогой Якса. Я – Грот из Жерничей, но герб мой и рыцарские шпоры оставил у ворот господнего сбора. Нынче я – инок Праотца, поверенный Ессы, садовник божий. Единственной наградой для меня станут зеленые луга после смерти. Ничего больше меня не влечет. Если ты, еще как невинное дитя, убежал от орды и кагана, это значит, Праотец хочет, чтобы ты жил. Значит, в тебе есть сила, которую следует растить как яблоню в божьем саду. Я сделаю все, чтобы тебя защитить. В дорогу.
– Значит, я стану страдать за грехи отца и поступки родичей? Всю жизнь?
– Нам пора в дорогу. Я приехал сюда не за тобой, но с посланием от людей, которые сражаются за свободу Лендии от орд дикарей. Но если Праотец сплел наши пути, я не могу тебя оставить.
Перун склонил голову, поскольку, казалось, ему все наскучило, и потерся мордой о Яксу. Нетерпеливо толкнул того.
Они выдвинулись без теплых прощаний. Гусляр долго смотрел вслед Яксе, не обращая внимания на Грота.
Их ждала непростая горная дорога. Сперва они поднимались крутым размокшим трактом. На вершины, которые охватывали, словно руками, долины с убежищем рацев. Ехали, скрытые под сенью буков; слева и справа опускались отвесные склоны, усеянные серыми гладкими стволами деревьев. Едва ли не под копытами коней распахивались вдруг яры, в которых шумели ручьи, потом наконец появились первые скалы – темные, рассевшиеся фрагменты материи, на которой посажена вся Ведда, ее моря, степи, леса и горы.
Они проехали под огромной треснувшей плитой, над которой шумел брызгами водопад. Вода стекала сквозь щели и желоба, падала в горное озеро в сотнях стоп ниже.
Им пришлось сойти с лошадей. Даже не потому, что пошли отвесные места, но потому, что начался дождь. С юга приближались тяжелые тучи, срывались капли. Кони, хоть и с шипованными подковами, оскальзывались на глине, опасно ступая меж камней. Укрытые попонами, с головами под капюшонами, они шли, как два путника, порой втягивая, а иногда подталкивая животных.
День миновал, становилось холоднее. Наконец леса, утыканные скалами, начали уступать место карликовым гнутым соснам, колючему кустарнику и сухостою. Тогда за их спинами открылась панорама убегающих вдаль степей. Полей и равнин, что заканчивались далеко, неназванными горами, хребтами и странами, чьи описания затерло в древних книгах время. Они снова вошли на скалы – на этот раз грозные, рваные, острые. К счастью, то и дело отыскивали в этом лабиринте знаки, стрелы, тамги или просто кучи веток, означающие хороший путь.
Вдруг среди всего этого Якса увидал вокруг себя облако белого пуха. Начинало снежить, как бывает поздней осенью.
Дорога становилась все хуже. Скалы, камни и плиты, по которым они шли, покрылись водой и тонким слоем скользкого пуха. Кони не хотели идти, упирались, вставали дыбом, били копытами в скалы, и Якса уже начинал сомневаться, был ли смысл брать животных в горы, на тропы, которыми ходили только олени и козы. Но Грот упрямо шагал вперед, увлекая за собой Дикого Амана. К счастью, у них были прекрасные кони – окрепшие в степи, откормленные ячменем рацами. С железным здоровьем и в хорошей форме, которой не знали ухоженные любимчики из конюшен князей и вельмож в низинах.
Солнце уже клонилось к западу за темными тучами, когда Перун вдруг остановился и замер, всматриваясь во что-то впереди, в узком треугольном изломе скал. Уперся, не желая идти, стриг ушами и фыркал, словно там таилась опасность.
Якса тоже почувствовал непокой. С огромной стены свешивалась исполинская костяная башка с дырами на месте глаз, а пониже – из челюсти – торчали клыки размером с человека. Башка покрыта была мхом, под ней лениво текла, сочась, вода.
Он даже вздрогнул, когда Грот положил ему руку на плечо.
– Спокойно. Он никого не кусает уже много веков. Это змий!
Им пришлось долго успокаивать лошадей, прежде чем те дали провести себя рядом с огромной головой. Потом привыкли, потому что другого выхода не было. Они попали на древнее змиевище, где века назад люди сражались с жестокими владыками мира. Весь склон здесь усеивали погруженные в землю скальные обломки да покрытые мхом и хвощами кости змиев. Снизу и сверху на них скалили зубы жестокие морды, за ними свивались, будто ленты, хребты, покрытые дымкой растрескавшихся ребер. Меж иными Якса с беспокойством замечал белизну меньших костей. Внутри пустых тел лежали старые рассыпающиеся скелеты людей, пожранных ужасными тварями и непереваренных до того, как чудовища сами повстречали смерть. Некоторые змии были нашпигованы костяными копьями, которые удивительным образом до сих пор не распались, веками пролежав на вершинах Восточного Круга Гор.
Прежде чем они снова вошли между скалами, Якса насмотрелся на древнее поле боя, где герои людей вели кровавый бой за власть над Веддой. Увидел останки величайших и сильнейших чудищ с мощными когтистыми лапами. А в конце – один большой скелет, свернувшийся в круг, словно охраняя то, что было внутри. А внутри три маленьких – стоп, может, тридцать – скелетика змиев, которые погибли в теле матери, прежде чем та выпустила их в мир.
– Знаешь, порой я хулю бога, – прохрипел Грот. – Когда вижу такие вещи, думаю, что Ведда проклята. И веками новые существа сражаются за нее, вырезают друг друга в безумной борьбе, сталкивая другого в небытие истории. Мы, люди, вырезали змиев, потом размножились столемы, а мы затолкали их в горы и выбили, загнанных и побежденных. Теперь нас режут хунгуры. Кто их победит?
Когда они миновали змиевище, сделалось холодно и пусто. Снег лежал в щелях, кружил, лип к седлам и конским спинам. Они же, словно их, стоящих у поднебесных бездн гор, подтолкнул внезапный порыв ветра, одновременно с вечером оказались на высшей точке Круга.
Грот остановился, когда разошлись облака: оттуда выстрелил луч солнца, ударил по глазам, осветил обрамленные снегом скалы. И, словно маяк в тумане, указал ряд черных вершин к западу от странников: далеко, величественно вознесшихся над морем туч.
– Смотри! Запоминай, – указал инок.
Якса увидел высочайшую, недоступную часть Круга. Корона Гор, что вставала гранитными пиками над Лендией и Веддой. Последняя надежда, непокоренные башни и врата.
– Там, в пещерах, спят вечным сном короли-духи Лендии. Все те, кто слишком достоин, чтобы их забрала смерть. Спят в доспехах, с вернейшими из своих рыцарей и палатинов. С лошадьми и мечами. Все они, от Моймира, который задавил щенков Гракха, получил Корону Ведов и сам водрузил ту себе на голову, до Дессы и Яромира Сильного. Они проснутся, когда придет время боя с главным неприятелем людей, с Волостом. Или когда Лендия будет в нужде.
– Но не проснулись, когда на вас напали хунгуры.
– На нас, Якса. Ты – лендич, хочешь этого или нет. А если о твоих словах, то – да, не проснулись. Потому что не время. Но оно придет, мы сами скоро его приблизим. Когда восстанем против хунгуров, прольем море лендийской крови, встанем один против десяти. Тогда пробудим королей-духов. Послышатся трубы, и с Короны сойдут отряды рыцарей, чтобы установить мир Ессы на Ведде. Запомни мои слова, Якса.
– Хунгуры говорили, что каган послал воинов, чтобы обесчестить и ограбить это место. Хотел поставить трон на останках древних королей.
– Ни один язычник не вернулся живым с гор. Встань ровно, это почти Лендия. Наконец пришло время избавиться тебе от хунгурской челобитности. В Лендии ты не должен падать ни перед кем, потому что все рыцари – братья. Веди себя достойно, ты идешь к свободным людям.
Грот развернулся и направился вниз по камням. Свет солнца гас над ними, ровно так же, как исчезло и развеялось счастье королевства Лендии.
Дверь в пастушеский курень заскрипела, ударила, открывшись с размаху. Внутрь, вместе с влагой дождя, обильно орошающего буковый лес, втолкнули мужчину в потрепанном кафтане. Он выглядел как семь несчастий, по которым к тому же прошелся галопом хунгурский чамбул. Всё в клочьях, один рукав рубахи висел как сломанная рука. Вместо сапог или постолов ноги его были обернуты кусками шкур и тряпками. Кожа светлая, голова обрита и покрыта отрастающей щетиной.
За ним вошли двое рацев, распространяя запах влажных кож и шерсти. Оба с саблями и луками, без щитов.
– Мы схватили пленника, Дако, – доложил тот, что был пониже, битый оспой. – Шел из степи прямиком к нам, словно знал дорогу. Чужак, шпион хунгуров или господаря. Темно, потому мы не послали ему стрелу. Да и выглядит он так, словно не дойдет и до водопада.
Командир стражи встал от очага, осмотрел согбенного пленника справа, слева. Тот не казался опасным, но Дако уже видал шпионов и мерзавцев, которые выглядели как калики перехожие, но после их прихода от сел и хуторов оставалось пепелище. Поэтому он подошел к приятелю, схватил его за кафтан под шеей и тряхнул, а затем оттолкнул.