– Порой. Еще в степи, когда я убил толстого Бокко. Не хотел, но… он долго издевался надо мной и… так вышло. Как бывает у хунгуров. Но когда безумие уходит, я жалею о сделанном.
– Ты пребывал среди языческих дикарей?
– Я был невольником. Потом меня возвысил Ульдин. Относился ко мне хорошо. Приказал убегать, когда все случилось. Грот, милосердный Есса, я хочу – должен! – увидеть его тело! Не откажите мне в этом! Да и, выходит, мне пора отсюда идти?
– Из-за Грота мы продлим наше гостеприимство. Увидишь его и попрощаешься через два дня. Как и все мы.
– Два дня? Не могу нынче?
– Мы должны омыть тело и приготовить тризну. Положим его на жальнике, под пустынью. Мне жаль, брат. Отдыхай. Тебя ждет еще немало испытаний.
Якса посмотрел на покаянников странно свысока, когда они оставили на столе кувшин с квасом, жирный кусок ветчины с огня и кашу с маслом. В отдельном котелке был вяленый угорь, имелся и завернутый в полотенце кусок хлеба. Оставили его наедине со своими мыслями, готовясь к церемонии, о которой он, кажется, не подозревал.
Когда брат Лотар взошел в башню, там продолжалась судорожная суета. Здание, примыкающее к главному сбору пу´стыни в самом конце нефа, было лишено уровней: высокое, как труба огромной печи, с гладким каменным полом из базальтовых плит. Круглое и выстроенное из валунов, что выдержали бы удары таранов и катапульт, оно помещало зал с очагом и всеми инструментами, необходимыми для церемонии. А еще – деревянный помост и бревна над головами.
Покаянник сперва осмотрел вычищенное от паутины ложе с цепями и оковами. Дубовые, крепкие колоды были соединены не колышками, но толстыми коваными костылями, протыкавшими дерево насквозь и загнутыми с другой стороны. Ложе стояло горизонтально в железных объятиях, в случае необходимости его можно было поднять стоймя и заблокировать рычагами. Огромные шкворни были чуть изогнуты, словно некогда на них напирали с огромной силой. Оковы для рук и ног тоже были деформированы. Но когда Лотар попытался их закрыть, захлопнулись без особого усилия. Вычищенные от ржавчины жиром, оставляли на руках следы.
Он вытер руки об орденский плащ и прошел в центр зала. Над ним виднелся краешек осеннего неба, куда поднимался дым из горящих в очаге дубовых колод. Вверху, на держателях и штырях, висели проволоченные сквозь кольца цепи, что заканчивались круглыми шарами. Одни шли поверху, прикрепленные к штырям и деревянным коловоротам. Другие понизу – лежали на полу, продернутые сквозь огромные ржавые железные заушины. Противоположные их концы были прикованы к большим камням в стене, словно чтобы удерживать на месте табун обезумевших лошадей – или останавливать столема. Правда, этих последних никто не видывал со времен Ессы и великого расселения племен ведов.
Лотар взял проходящую через вал на балке цепь с шаром: осторожно, чтобы не коснуться ее конца. Потянул с металлическим лязгом и перезвоном, выдвинул на несколько локтей. Приблизился к очагу и осторожно вложил шар в пламя. Не ждал долго. Едва лишь прошла минута – может, пара молитв с того момента, как он дернул за цепь, вынул ее из углей и пламени. На конце шара появился острый загнутый крюк – синеватый, будто железо, обожженное в огне печи. Лотар поднял тот на уровень глаз – так, что синевато-золотой отблеск лег между его узкими, красиво очерченными бровями, на спокойное лицо, непроницаемые глаза и стиснутые губы.
– Мир, дорогой мой Якса, – сказал он себе, – это непрестанная боль и страдание. И постоянное трение заживающих ран. Но не я низвел тебя в столь жалостливую юдоль. Се твой отец пожертвовал вас в один короткий миг. Когда он пришел сюда и сказал, что из-за любодеяний твоей матери хочет уйти в чести и славе, с какой не заканчивал еще жизнь ни один рыцарь. Потяните! – крикнул он крутящимся под стеной монахам.
Один из них схватил коловорот и подтянул раскаленный крюк на цепи вверх. Теперь, когда тот оказался вне очага, он медленно утрачивал свой цвет, бледнел, становился прозрачнее. Лотар отпустил его и смотрел, как тот раскачивается наверху. Рядом с лязгом раскладывал все свои инструменты брат Виклиф. Одни погружал в миску с водкой, другие клал прямо в огонь, а некоторые – на уголья, чтобы раскалились. Были там серпы, большие и малые, для перерезания ран и скрытых в теле болезней, ножи с клинками, изборожденными волнистыми линиями, рожна и клейма. А еще плетки с острыми, угловатыми звеньями цепей. А рядом – железные рукавицы с шипами. Кто-то сбоку расставлял по кругу свечи, но пока их не зажигал. А кто-то другой положил рядом с очагом острый и длинный гвоздь и тяжелый молот для стрыгонов.
Но самым важным было нечто, что один из братьев нес в двух руках к алтарю, сгибаясь, будто под огромной тяжестью. Когда положил это в пламя, раздался металлический лязг. Лотар заглянул брату через плечо; смотрел, как в огне проступает форма невидимого металла, создавая круг – собственно, тяжелый обруч с длинной узкой цепью на конце…
Глава 7Брат в багрянце
– Время попрощаться с братом Гротом, – сказал брат Виклиф, входя в келью к Яксе.
Широкий в плечах, словно гном, он скорее вкатился, чем вошел, к тому же так резко, что смёл бы всех на своем пути.
– Меч оставь, – сказал, видя, что оруженосец тянется за оружием. – Кто садится с оружием на тризну за умершим, тот боится мертвеца и после смерти. Брат Геро почти закончил тебе ножны и пояс. Придет сюда, чтобы примерить клинок, когда мы станем вспоминать покойника.
Виклиф был не один. За дверью стояли двое рослых пустынников. Оба в капюшонах, что заслоняли все лицо, кроме глаз. В черных плащах со знаками наказания, вины и покаяния – у одного был железный обруч от наручника, у второго зашиты губы.
– Пойдем, брат.
Похлопывая по плечу, его повели коридором в главный неф сбора. Оттуда – в боковой ход и наконец – запыленным коридором к двери, окованной так, что та могла бы выдержать осаду купно со штурмом; что странно, дверь была снабжена запорами и замками снаружи. Дальше – ступенями, которые вели в круглое помещение на дне башни.
Сойдя вниз, Якса удивился. Монахи ждали его, стоя в кругу, перед каждым из них горела свеча. Красный свет бил от очага, на котором калилось какое-то железо. Утлый свет дня проливался сверху, потому что строение – широкое внизу и сужающееся кверху – было без крыши.
Лица у пустынников закрыты. На капюшоны, что их заслоняли, они надели еще и деревянные маски с узкими щелями для глаз. Раскрашенные в Знаки Копья, которым века тому назад Бедда убил Ессу – святого вспомоществователя, который по воле Праотца вывел ведов из жестокого города Тоора Кхем на Диком Востоке. И сам же, покаяния ради, сделался первым иноком, ревнителем веры Ессы. Монахи стояли в молчании, пока Якса не ступил в круг. Осматривался, хотел наконец увидеть тело Грота.
Вместо этого перед его глазами вдруг вспыхнули звезды. Пол прыгнул в лицо. Он почувствовал рывок, его руки оказались будто в клещах. Он сразу понял размеры своей глупости, веры и доверия. Всё из-за Грота!
Он не сдался слишком легко. Его схватили за руки и выкрутили их за спину, а он рвался изо всех сил. Разбил маску одному из монахов, пнул в колено другого – так, что тот упал, но, увы, шансов у Яксы не было. Его кинули спиной на деревянное ложе, покрытое шляпками крупных гвоздей, втиснули руки и ноги в оковы, защелкнули их, пленив тело в ловушке. Он быстро понял, что метаться нет смысла – только терять силы, и даже сокруши он оковы, противников все равно было слишком много.
Один из покаянников выступил вперед – по росту и голосу Якса узнал в нем Лотара.
– Заприте дверь в башню и встаньте вокруг ложа боли, – приказал монах. – Никаких ламп, никаких свечей, пусть не падет сюда бледный свет солнца. Быстро и смело, братья!
Якса услышал стук запираемых дверей и задвигаемых снаружи засовов. Потом двое покаянников схватили за край ложа и с тарахтением, хрустом шестеренок развернули его вертикально. Якса повис в хватке железа. Лицом к лицу с Лотаром и стоящими в кругу братьями.
– Благодарю за предательство! И за кроватку с постелью. Удобнее было бы в юрте нашего дорогого кагана, хотя, полагаю, хунгуры не оказались бы столь быстры разумом, как вы, братья. Они знают, что такое святой закон гостеприимства. Я бил челом за добрые слова, ел ваш хлеб как гость, а вы изображали хозяев и… заковали меня. Вы и козьего навоза не достойны!
– Верь нам, Якса. Все для твоего блага.
– Ты только что сделался величайшим моим врагом. Вместе с Гротом. Он жив? Может, скрывается среди вас, радуясь, что меня перехитрил!
Ответил брат Виклиф – действием, не словом. Принялся резать кривым серпом куртку и рубаху Яксы, по кусочку сдирать их с его рук.
– Ладно! Вы меня уже испугали, – сказал Якса. – Буду петь, а если – как оно бывает с такой сволочью, как вы, – чувствуете себя хорошо, когда кто-то вас боится, могу даже кричать. Громко, как только захотите.
– Собирай волю, вместо того чтобы языком молоть, – проворчал Виклиф.
– Да вы рехнулись, братишки! Бабы вы, что ли, долго не имели, и теперь всякие глупые мысли у вас в головах ходят! Но все же: чего хотите? Мало вам еще моей муки?
Виклиф отступил, растворяясь в красном отблеске за спиной тех, кто стоял снаружи круга, а остальные взялись за руки. Посредине остался только Лотар со Знаком Копья и двое братьев рядом с ним. Вдруг сделалось тихо и холодно, несмотря на жар и пламень, что рвались из очага. И тогда Лотар начал распевно проговаривать молитву:
Ты – тьма, средь вихрей божьего огня
В ночи летящая глухим холодным звоном.
Во мраке гор мной возжена кровавая заря
Звездой бессилья моего, горячей боли стоном! 1
– Покажись! – запели хором монахи. – Покажи лице свое, сын Волоста. Мы знаем, что ты там, подними голову свою и поклонись силе Праотца, который для людей воздвиг Ведду над безднами вод, который засеял ее садом, чтоб мы собирали плоды его. Который вырезал на стенах первого сбора таблицы законов, чтоб мы отличны были от животных. Покажись! Покажи лице!