| For the bottle was hard enough to sell at four centimes; and at three it will be quite impossible. | И за четыре-то сантима эту бутылку было трудно продать, а уж за три и подавно никто не купит. |
| The margin is not broad enough, the thing begins to smell of scorching--brrr!" said he, and shuddered. | Опасность слишком велика! Бр! Тут уж попахивает паленым! - вскричал он и передернул плечами. |
| "It is true I bought it myself at a cent, when I knew not there were smaller coins. | - Правда, я и сам купил ее за один цент, не подозревая о том, что существует более мелкая монета. |
| I was a fool for my pains; there will never be found another: and whoever has that bottle now will carry it to the pit." | А потом мучился, как дурак. Но второго такого дурака не сыщется; тот, у кого теперь эта бутылка, утащит ее с собой в пекло. |
| "O my husband!" said Kokua. | - О мой супруг! - сказала Кокуа. |
| "It is not a terrible thing to save oneself by the eternal ruin of another? | - Разве не ужасно, спасая себя, обречь на вечные муки другого? |
| It seems to me I could not laugh. | Мне кажется, я не могла бы над этим смеяться. |
| I would be humbled. | Я была бы пристыжена. |
| I would be filled with melancholy. I would pray for the poor holder." | Мне было бы горестно и тяжко, и я стала бы молиться за несчастного, которому досталась бутылка. |
| Then Keawe, because he felt the truth of what she said, grew the more angry. | Но тут Кэаве, почувствовав правду в ее словах, рассердился еще пуще. |
| "Heighty-teighty!" cried he. | - Ишь ты какая! - вскричал он. |
| "You maybe filled with melancholy if you please. | - Ну и горюй себе на здоровье, если тебе так нравится. |
| It is not the mind of a good wife. | Только разве это подобает доброй жене? |
| If you thought at all of me, you would sit shamed." | Если бы ты хоть немного сочувствовала мне, ты бы устыдилась своих слов. |
| Thereupon he went out, and Kokua was alone. | И, сказав так, он ушел из дому, и Кокуа осталась одна. |
| What chance had she to sell that bottle at two centimes? | Как могла она надеяться продать бутылку за два сантима? |
| None, she perceived. | Да никак; и она это понимала. |
| And if she had any, here was her husband hurrying her away to a country where there was nothing lower than a cent. | И даже если бы у нее еще теплилась такая надежда, так ведь супруг торопил ее с отъездом туда, где в обращении не было монеты мельче цента. Она принесла себя в жертву, и что же? |
| And here--on the morrow of her sacrifice--was her husband leaving her and blaming her. | На следующее же утро супруг осудил ее и ушел из дому. |
| She would not even try to profit by what time she had, but sat in the house, and now had the bottle out and viewed it with unutterable fear, and now, with loathing, hid it out of sight. | Кокуа даже не пыталась использовать оставшееся у нее время; она просто сидела одна в доме и то доставала бутылку и с неизъяснимым страхом смотрела на нее, то с содроганием убирала ее прочь. |
| By-and-by, Keawe came back, and would have her take a drive. | Но вот наконец возвратился домой Кэаве и предложил жене поехать покататься. |
| "My husband, I am ill," she said. | - Мне нездоровится, супруг мой, - отвечала Кокуа. |
| "I am out of heart. Excuse me, I can take no pleasure." | - Прости, но у меня тяжело на душе и нет охоты развлекаться. |
| Then was Keawe more wroth than ever. | Тут Кэаве разгневался еще больше. |
| With her, because he thought she was brooding over the case of the old man; and with himself, because thought she was right, and was ashamed to be so happy. | И на жену разгневался, решив, что она печалится из-за старика, и на себя, потому что видел ее правоту и стыдился своей неуемной радости. |
| "This is your truth," cried he, "and this your affection! | - Вот она - твоя преданность! - вскричал он. - Вот она - твоя любовь! |
| Your husband is just saved from eternal ruin, which he encountered for the love of you--and you take no pleasure! | Муж твой едва избежал вечных мук, на которые он обрек себя из любви к тебе, а ты даже не радуешься! |
| Kokua, you have a disloyal heart." | У тебя вероломное сердце, Кокуа! |
| He went forth again furious, and wandered in the town all day. | И Кэаве в ярости снова выбежал из дома и слонялся по городу целый день. |
| He met friends, and drank with them; they hired a carriage and drove into the country, and there drank again. | Он повстречал друзей и бражничал с ними. Они наняли экипаж и поехали за город и там бражничали снова. |
| All the time Keawe was ill at ease, because he was taking this pastime while his wife was sad, and because he knew in his heart that she was more right than he; and the knowledge made him drink the deeper. | Но Кэаве все время было не по себе из-за того, что он так беззаботно веселится, когда его жена печалится. В душе он понимал, что правда на ее стороне, и оттого, что он это понимал, ему еще больше хотелось напиться. |
| Now there was an old brutal Haole drinking with him, one that had been a boatswain of a whaler, a runaway, a digger in gold mines, a convict in prisons. | А в компании с ним гулял один старик хаоле, очень низкий и грубый человек. Когда-то он был боцманом на китобойном судне, потом бродяжничал, потом мыл золото на приисках и сидел в тюрьме. |
| He had a low mind and a foul mouth; he loved to drink and to see other drunken; and he pressed the glass upon Keawe. | У него был грязный язык и низкая душа; он любил пить и спаивать других и все подбивал Кэаве выпить еще. |
| Soon there was no more money in the company. | Вскоре ни у кого из всей компании не осталось больше денег. |
| "Here, you!" says the boatswain, "you are rich, you have been always saying. | - Эй, ты! - сказал он Кэаве. - Ты же богач - сам всегда хвалился. |
| You have a bottle or some foolishness." | У тебя есть бутылка с разными фокусами. |
| "Yes," says Keawe, | - Да, - сказал Кэаве. |
| "I am rich; I will go back and get some money from my wife, who keeps it." | - Я богач. Сейчас пойду домой и возьму денег у жены - они хранятся у нее. |
| "That's a bad idea, mate," said the boatswain. | - Ну и глупо ты поступаешь, приятель, - сказал боцман. |
| "Never you trust a petticoat with dollars. | - Кто же доверяет деньги бабам! |
| They're all as false as water; you keep an eye on her." | Они все неверные, все коварные, как текучая вода. И за твоей тоже нужен глаз да глаз. |
| Now, this word struck in Keawe's mind; for he was muddled with what he had been drinking. | Слова эти запали Кэаве в душу, потому что у него спьяну все путалось в голове. |
| "I should not wonder but she was false, indeed," thought he. | "А почем я знаю, может, она и вправду мне неверна? - думал он. |
| "Why else should she be so cast down at my release? | - С чего бы ей иначе впадать в уныние, когда я спасен? |
| But I will show her I am not the man to be fooled, I will catch her in the act." | Ну, я ей покажу, со мной шутки плохи. Пойду и поймаю ее на месте преступления". |
| Accordingly, when they were back in town, Keawe bade the boatswain wait for him at the corner, by the old calaboose, and went forward up the avenue alone to the door of his house. | С этой мыслью Кэаве, возвратившись в город, велел боцману ждать его на углу, возле старого острога, а сам направился один к своему дому. |
| The night had come again; there was a light within, but never a sound; and Keawe crept about the corner, opened the back door softly, and looked in. | Уже настала ночь, и в окнах горел свет, но из дома не доносилось ни звука, и Кэаве завернул за угол, тихонько подкрался к задней двери, неслышно отворил ее и заглянул в комнату. |
| There was Kokua on the floor, the lamp at her side, before her was a milk-white bottle, with a round belly and a long neck; and as she viewed it, Kokua wrong her hands. | На полу возле горящей лампы сидела Кокуа, а перед ней стояла молочно-белая пузатая бутылка с длинным горлышком, и Кокуа глядела на нее, ломая руки. |
| A long time Keawe stood and looked in the doorway. | Кэаве прирос к порогу и долго не мог двинуться с места. |
| At first he was struck stupid; and then fear fell upon him that the bargain had been made amiss, and the bottle had come back to him as it came at San Francisco; and at that his knees were loosened, and the fumes of the wine departed from his head like mists off a river in the morning. |