Под ледяными струями стою и с ядом в жилах понимаю, что отравлен малолеткой так сильно, что подыхаю. Но при этом не позволю своим низменным звериным инстинктам победить человеческое.
Лучше в агонии загнусь, в конвульсиях похоти, чем испорчу Рину.
— В нашей семье я — закон, — разъясняю простую истину. — Я говорю, ты делаешь! Это закон выживания. Потому что может не оказаться времени на объяснения.
Муд* я! Говорю вроде правильно, а сам не могу налюбоваться созданием, уже клацающим зубами.
— А если это будет перечить моим?.. — заикается от холода Арина.
— Никогда, — твёрдо, решительно, — никогда, слышишь, мелкая, — встряхиваю чуть-чуть, чтобы опять поймать зрительный контакт, — я не позволю себе в отношении тебя какую-либо непристойность.
Несмотря на озноб и мокроту, Рина смущается, щёки горят.
— Неужели думаешь, мне секса не хватает? — лукавлю беспробудно, но ведь отчасти есть резон в сказанном. Меня вполне устраивала интимная жизнь до появления мелкой.
А сейчас… Гормональный взрыв.
— Полагаю, — прячет стыдливый взгляд Аря, — хватает.
— Отлично! — без облегчения, но вроде щекотливый разговор состоялся, — раз мы с этим разобрались, — собираюсь с мыслями, нечаянно опустив взгляд на торчащую грудь Арины, которую нагло облепливает мокрая футболка. — Надеюсь, — насилу отрываю глаза, смаргиваю наваждение, — ты услышала главное…
Клац-клац зубами вместо ответа.
— Я говорю прыгнуть — сигаешь! Говорю ползком — ты змея. Говорю оделась — беспрекословно!!! — вырубаю воду. Хорошо… холодно, мокро, противно!
Арина носом шмыгает, волосы приглаживает, кончики отжимает:
— Надеюсь, ваши понятия «допустимого» и «разумного» не сильно отличаются от моих, — посиневшими губами брякает, зябко плечи руками обхватив.
Гипноз, что б его…
— Не хочу тебя огорчать, мелкая, но если захочешь выжить — не побрезгуешь моими и раскорячишься!
— Даже знать не хочу, что вы под этим подразумеваете, — милая колючка от проснувшейся девчонки, вызывает скупую улыбку:
— Значит не уточняй, — махом сдираю полотенце с батареи-сушилки и кидаю девчонке: — И на будущее — впредь не смей меня провоцировать. Я женщин не бью, но тебя… — даже горло сушит, — выпорю!
Завтракаем в полном молчании, Арина даже голову боится поднять, а если нечаянно пересекаемся взглядами, как страус вновь ныряет в тарелку носом, с пунцовым от стыда лицом.
Сумасшествие моё…
Кусок в горло не лезет. Запихиваю, жую через «не могу». А когда тягучесть обстановки нервишки совсем оголяет, спешу покинуть квартиру, где не могу быть, и куда нещадно тянет.
Днём мотаюсь по делам, уже прикидывая отъезд в Красноярск. Рине не говорю о предстоящей командировке. Расстраивать не буду, просто скажу, что по делам нужно отлучиться, а там…
— У тебя пять минут, — да, видимо у меня комплекс, ненавижу, когда Рина спит, а я маюсь от тоски и неудовлетворения. Нужно отдать должное, мелкая в этот раз проворнее выбирается из спальни. Словно зомби, от стеночки до стеночки шатается, не в силах проснуться так быстро, как велено, но усердно старается. Даже улыбку вызывает, когда лбом в дверь ударяется — очки-то надеть забывает.
— Куда мы? — уже кроссовки натягивая. Волосы кое-как причесаны, лицо до сих пор помятое, глаза заспанные.
— В люди тебя выведу, — терпеливо жду, отведённое время заканчивается. Надо же, Рина и пунктуальность…
Девчонка перестаёт обуваться. Выпрямляется:
— Дядя Дим, ночь на носу.
Капитан очевидность. Я бы подивился, да переигрывать не хочу.
— И что?
— Это шутка? — уставляется на меня недоуменным взглядом Арина, когда торможу у стриптиз-бара. Так шарахается к дверце, что, желая немного разрядить накаляющуюся обстановку, изображаю удивление:
— Нет, — лениво гляжу на толкучку курящих возле входа, — подумал, что немного танцев нам не помешает. Выпьем, развеемся…
— Я… я не могу туда, — истерично мотает головой покрасневшая до корней волос девчонка. Бедная, совсем опешивает. Такие глазищи вытаращивает, что ржать начинаю:
— Заканчивай, Рин, я же пошутил, — теперь киваю на тату-салон, который по другую сторону дороги. — Нам туда. Просто тут сплошная, а катить до перекрёстка, чтобы развернуться, как-то в лом. Тем более, ехать в обратную удобнее по прямой.
— А-а-а, — шумно выдыхает мелкая, выдавливая улыбку и, более спокойно покосившись на салон, но и она тотчас сходит на нет. — Это ведь шутка? — хмуро и прикусив губу.
— И что тебя теперь не устраивает? — деланно негодую, покидая машину. Даже на дождь плевать. Как по мне, так был бы ливень посильнее, вообще в тему — чтобы и тело, и рассудок остудить.
Дверцу распахиваю со стороны пассажира. Арине головой «на выход». Девчонка, не скрывая сомнения, выходит. Зябко ежится, кутаясь в тонкую куртку. Надоедает неуверенность девчонки — подталкиваю к тату-салону.
— Здоров, Микеланджело, — только оказываемся в небольшом фойе, где всё кричит о том, что это тату-салон — стилистика стен и даже ресепшн администратора в атрибутике этой сферы деятельности расписан. — Дали на месте? — облокачиваюсь на высокую стойку, в упор смотря на знакомого.
— Здорово, — лыбиться лысый, но бородатый Михась в простонародье, но как принято у творческих людей, себе приписать пару буков, да пафосней, чтобы слаще и звучнее имя казалось. Вот так и появилось погоняло Микеланджело. И даже не по причине фундаментальности работ, а любви к натуре… или натурщицам. В общем, тема глубокая и меня мало касающаяся, но Дали любит хохотнуть над очередной Музой мастера, а по совместительству администратора.
Михе почти сорок. Жгуче чёрная и густая борода, тёмные глаза… Размашистая татуировка, выползающая из-под футболки, крадущаяся по мощной шее и забирающаяся на абсолютно лысую черепушку.
— Своё добить или?.. — внимательно на меня, но стреляя глазами на мелкую.
— Нет, — отлепляюсь от ресепшена. — Ученицу вам привёл.
Во взгляде Михася разрастается удивление:
— Это не ко мне, — мотает головой.
— Знаю, потому сразу Дали спросил.
— Дядя Дим, — нашу милую болтовню нарушает робкий голосок Рины. — Может не надо? — дрожит, как тополь на ветру, переминаясь с ноги на ногу, и пристыженно затыкается, наткнувшись на мой пристальный и решительный взгляд.
— Надо, мелкая… Надо!
Конечно же, ей никто сразу не даёт творить шедевры на человеке. Даже если он — я, и я готов и с руками, и ногами отдаться во власть безрассудства гения. Пусть он дилетант от слова «капитально»! Но я стойкий боец и выдержан годами тренировок жизни на улице и бандах. Поэтому терпелив…
Знакомлю рыжего Котяру с мелкой. Дали, он же Денис Лищагин, бывший военный, и теперь нашёл призвание в набивании наколок. Говорит, его это умиротворяет. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы за автомат не хваталось без причины. А бывали и такие времена. Денис Чечню прошёл. Тяжко было. Долго выползал из Ада на гражданке. Семьи лишился…
Посттравматическое у каждого, кто видел бойню, смысла в которой нет, а по итогом, с горечью понял, что хороших парней полегло до хрена, ни черта не изменилось у власти, зато она всласть поиграла «в пешке на доске».
Так что Дали нашёл себе место в простой жизни.
И сейчас, с присущей творческой натуре словоохотливости, заводит долгий разговор о том, что такое нательный рисунок. Каковы отличия одного и другого, разновидности… Между прочим, расспрашивая у Арины разные мелочи.
Дали, не пытается принизить её умения или ткнуть в неосведомлённость. Он мужик дельный и вдумчивый. Ему важнее знать, каковы познания молодой ученицы в этой области, чтобы определить фронт работы и наметить путь для более простого обучения.
А вот тут мелкая, пожалуй, удивляет не только меня, но и его.
За эти несколько дней девчонка накапывает уйму материала. Успевает не только просмотреть разные видео от познавательных до обучающих, но и дотошно покопаться в теории. Уже прекрасно разбирается в терминах, в инструментах и прочей херне, от которой я далек, как от балета.
Уже через полчаса въезжаю, что в компании озабоченных творчеством фриков, я лишний, а что неприятнее для самооценки — беспробудно глуп.
Поэтому, когда Арина в очередной раз выводит Дали на откровенность, и он нас провожает в свою каморку, где все стены, крюки, верёвки прорезающие комнатку вдоль и поперёк увешаны рисунками, а мелкая от восторга начинает не то в ладоши хлопать, не то танцевать, напрочь забывая обо всём на свете, начинает носиться, тыча то в одну картинку, то в другую: «А это?.. А это… Это ведь…», не жалея мою бедную голову круговоротом странных названий, имён, атрибутики, — сдаюсь. Или вернее, сматываюсь.
— Так, творцы, — подаю голос, хотя никто не реагирует. — Когда вам живая плоть потребуется… — новая попытка привлечь внимание гениев и тоже неудачная, — на растерзание… — добавляю, всё ещё надеясь, что они оторвуться друг от друга. — Позовите!
Арина если слышит, то и вида не подаёт. Дали чуть более вменяем, потому одаривает отстранённым «угу», продолжая с мелкой общаться.
— Мда, — бурчу недовольно. — И за это спасибо… — Если, конечно «угу» вообще мне предназначалось, а не ответ на очередную реплику Рины.
Просидев больше двух часов в фойе, проверяя новости в сети, несколько раз засыпаю. Терпение лопается окончательно уже ближе к утру. Плетусь к гениям:
— Я так понимаю, моё тело вам никак, никуда и ни разу? — Мою шутку никто не воспринимает.
Дали увлечённо с Ариной возле холста крутится в зале. Девчонка что-то рисует…
— Рина! — повышаю голос, чтобы хоть как-то привлечь внимание. — Времени много! Нужно уже спать… — Слова обрываются. Мелкая таким удрученным взглядом на меня уставляется, что забываю все разумные доводы.
— А можно ещё немного? — голос ударней взгляда — с жалобными, слезливыми нотками.
— Ну нахер! — отмахиваюсь зло и шагаю прочь. — Когда с голоду и от недосыпа подыхать будете, звоните. — Пока, — админу даю отмашку и, не дожидаясь ответки, хлопаю дверью. Сигарету в зубы, перебегаю дорогу. Сажусь в машину, а, уже прикуривая, с болью понимаю, что погорячился.