Сначала парк, потом заповедник, затем мост, теперь это…
Значит, не забыл, что у меня день рождения. Хотя с утра ни слова не сказал. Я уже грешным делом решила, что он позабыл. Просто выгуливает с задумчивой мрачностью, убивая время до своего важного дела. Курит много. Моей радости не разделает — всё время в себе и мыслях. Поэтому не вешаюсь на шею, не благодарю запально, чтобы не спугнуть.
Ох! Меня в ресторан? Душа едва тело не покидает от накатившего восторга и предвкушения.
А что если Дима хочет признаться в чувствах?
Глупость, но всё же. Просто так в ресторан не водят.
Если только не желает сообщить, что отныне мы свободны друг от друга…
На этой мысли настроение значительно опускается до стадии опустошение.
На работу стилиста-визажиста, наносящего последние штрихи, уже почти не реагирую, но вокруг собирается вся толпа. Лица довольные, улыбчивые. Девчонки шепчутся, кивают одобрительно.
И когда последний штрих готов, а в зал Виталина входит и критическим взглядом меня окидывает, немного робею.
— Ну, моя девочка, — победно блестят синие, точно озёра, глаза женщины, — ты готова?
Выдавливаю улыбку:
— Да.
Кресло вращают к зеркалу. Тут даже у меня дар речи пропадает.
Никогда себя ни красавицей, ни уродиной не считала. Обычная. Серенькая. Но это же я! Изысканная, без вульгарщины и бурлеска. Взрослая! Яркая! Великосветская! Видно и стать, и породу.
Поправляю очки.
— Это потрясающе, — не лукавлю, слова тяжко даются. — Не думала, что могу выглядеть вот так, — с восхищением ещё раз смотрю на себя в зеркало. И ведь вроде ничего особенного. Волосы крупными локонами на одну сторону уложены, ресницы чуть выделены, а больше всего внимание приклеивается к губам. Они… полные, тёмные, словно спелые вишни.
— Милая, — со спины Виталина подходит. Руки на плечи кладет и глядит на меня в упор, но через зеркало. — Ты недооцениваешь своего женского начала. Ты очень привлекательна! Ты великолепная, единственное, — женщина таинственно подмигивает. Выуживать из кармана интересных по драпировке брюк, коробочку. — Линзы! На сегодня! Подарок от меня.
— И вы знаете какое у меня зрение? — тушуюсь. Линзы — могут быть опасными.
— О, — отмахивается Вита, — Дима обладает исключительным чувством прекрасного. Ну и удивительной способностью досконально изучать своё окружение и тем более своих женщин.
Кажется, даже макияж не скрывает жгучего смущения на щеках.
— Я не его женщина, — а в груди сердечко болезненно сжимается.
Недоумение, недоверие на лице женщины так чётко читается, что спешу пояснить:
— Он мой дядя! Дедушка в больнице, а Дмитрий… он за мной приглядывает. А сегодня у меня день рождения! Так что всё куда прозаичнее, — заканчиваю на грустной ноте и даже на ноги уставляюсь, якобы рассматривая шикарные туфли из чёрного бархата.
Виталина тоже молчит, в зале становится душно и не уютно.
— Девушки, Грегор, все молодцы, — властный голос с нотками снисходительности нарушает штиль в помещении. — Я довольна! Расходимся, — с трёх хлопков в ладоши зал быстро пустеет.
Женщина кивает:
— Надевать умеешь? — намёк на линзы.
— Да, спасибо.
— У тебя две минуты, — в манере Димы распоряжается Виталина, и с места не двигается, ожидая моего действа. На самом деле, я люблю себя в линзах, но долго не могу привыкнуть к чужеродному в глазах, поэтому редко ношу. Но сегодня и правда тот день, когда стоило бы доверить свой облик и этим штукам.
Справляюсь быстро. Промаргиваюсь, Виталина поправляет макияж, где я, по её мнению, нарушила.
— Ну вот, теперь ты — Золушка, милая, — с тёплотой крестной феи и мягкостью во взгляде, — И то, как он на тебя смотрит, каждому зрячему говорит, что так не смотрят на племянниц. Так глядят на свою женщину!..
Сердце принимается лихорадочно скакать в груди, жар вновь прокатывается по телу. И ненужная надежда укрепляется в душе.
Его взгляд… сама об этом часто думаю.
Иногда такой глубокий и пронизывающий — что мозги шиворот навыворот кишками и сердцем. Оно при этом бьётся дико-дико. И дышать трудно.
— Но Бес сложный мужчина, — всё также, на доверительно низком уровне — шуршащим голосом. — Его мир опасен и не прощает ошибок. Но Дима не посмеет подставить тебя, тем более не позволит себе вольности в отношении тебя. Для этого имеет мужской стержень. Но если ты умная девочка, ты его к этому подведёшь. Только если любишь…В противном случае — беги. С Бесом игры плохи. И счастья не видать. Он тебя уничтожит! Безжалостно и…
— Виталин!!! — с хлопком двери в зал врывается недовольный Дима. — Уже прошло больше отведённого времени… — фраза обрывается, дядя тормозит в проёме между основным залом и фойе. Новая кожаная куртка. Очень эффектная, с косым воротником. Кипельно-белая рубашка под смоляной костюм. В начищенных до блеска ботинках. Хмурый взгляд прогуливается по мне. Сверху вниз, обратно. И я истлеваю — в миг, до пепла… Но на его лице ни один мускул не дрогнул, лишь глаза темнеют — то ли обуреваемые гневом, то ли…
— На выход! — мне сухим кивком. — У нас времени в обрез.
Обескураживающе. Даже улыбка на губах от неестественности мышцы сводит. Не реветь же! Мог бы мягче… Я была бы благодарна и скупой улыбке.
— Не унывай, милая, — Виталина роняет шепотом на ушко прежде, чем подтолкнуть меня к выходу. — Помни мои слова.
— Спасибо Вам, — в порыве искреннего чувства, чуть приобнимаю женщину. Она отвечает слегка зажато. Словно не привыкла к тому, чтобы кто-то без её ведома проявлял такое количество эмоций.
— Иди, милая, иди, — ненавязчиво выпроваживает. — А то он меня сейчас загрызет! — повышая голос: шпилька явно в сторону Димы и ядовитая улыбка — для комплекта.
Ещё не успеваю дойти до порога, где дядя продолжает стоять, в спину догоняет:
— Милая, очки не забудь и пакет, — вручает мои вещи хозяйка салона. — А то ведь в этом платье много где не находишься, да окуляры твои… — ведёт многозначительно головой, а потом взрывается глубоким открытым смехом.
— Береги девочку, Бес, — посылает воздушный поцелуй Диме.
Чуть не запинаюсь — уже в который раз слышу, что дядю называют Бесом. Дима не позволяет позорно завалиться — придерживает за локоть и проводит до гардероба. Держит крепко, от его руки тепло перебрасывается.
— Спасибо, — выдавливаю улыбку, предпринимая робкую попытку вновь углядеть мягкие эмоции дяди. Но он так же строг и мрачен, даже непонятно, доволен моим видом или нет.
— Это не моя! — в шоке смотрю на коротенькую гладкую шубку, которую Дима услужливо протягивает внутренней стороной, предлагая надеть.
— Твой наряд не соответствует курточке, в которой приехала. Она к платью не подходит.
Я что… правда Золушка?
Виталина стоит в проёме между залом и фойе, подперев дверной косяк плечом, а руки сложив на груди. Смотрит с легкой усмешкой и победным блеском в глазах.
— Дядя, — запинаюсь, ещё не веря в сказку.
— Дима, — холодно и чётко, нетерпеливо настаивая надеть шубку. Принимаю его ухаживание, ныряя руками в прохладные рукава. — С этого момента, мелкая, — тихо, но внятно, — на людях не дядя, а просто Дима. Уяснила?
— Да, — запахиваю шубку плотнее, потому что холодно без прикосновения Димы. А ещё морознее от его тона и взгляда. — И за платье, — киваю в пол, — оно очень красивое. И туфли… и шубка. Только это дорого…
— Это не твоя забота.
— Но я бы не хотела быть Вам должна, — опять по-детски мямлю от робости и неуверенности в себе.
— Тебе! — пристально смотрит Дима, желваки зло ходят вверх-вниз.
На миг закрываю глаза, переводя дух.
— Тебе, — соглашаюсь несмело.
— Мелкая, — тоном, не терпящим возражений, — ты мне ничего не должна! Но если мы продолжим пустой разговор, то не успеем на главное мероприятие, ради которого ехали вчера весь день.
— Да, конечно, — благоразумно перестаю трепаться ни о чём. Всё равно, если Дима решает, ему нет дела до мнения других.
— Виталина, спасибо! — уже на выходе прощаюсь с хозяйкой салона. Она тоже машет — как аристократы или как звёзды на ковровой дорожке.
И я машу, коротко и души.
Дима галантно провожает до машины. Дверцу открывает, и в душе вновь зарождается надежда на сказку.
А вдруг?
Разве нельзя помечтать?
Но останавливаемся мы не у ресторана.
Надежда начинает быстро угасать, а уже приближаясь к зданию, на ступенях выхватываю табличку «Продается».
Дима меня ведёт дальше. В задание заходим.
— Раздевайся, — отдает распоряжение, помогая снять шубу в гардеробной. Сам раздевается. Опять меня под локоть берёт и дальше увлекает по коридору, едва освещённому несколькими бра.
Останавливаемся возле двух мужчин, преграждающих путь к одной из многочисленных дверей.
Один, как понимаю, администратор, другой — охранник. Крупный, широкоплечий. Короткостриженый, ледяной взгляд, узкая полоса рта. С рацией и наушником.
Администратор гораздо ниже ростом, но более изыскано одет, да и стрижка современная. В руках планшет.
— Ваш пригласительный, — формально улыбается.
Дима предъявляет членскую карточку. К панели прикладывает. Несколько секунд сверки данных.
— Рады вас видеть в числе наших гостей, — администратор с той же белоснежной улыбкой кивком позволяет пройти. — Пятый ряд, места…
Секьюрити услужливо отворяет дверь, и с лёгкого управления Димы оказываюсь внутри небольшого помещения. На ум приходит только одно — зал для аукционов и торгов. Два ряда сидений, посреди проём. Между первыми рядами и трибуной, с которой будут вестись продажи, тоже небольшой зазор-проход.
В зале полно народу, и все одеты так, словно на великосветском приёме. Мужчины, женщины…
— Торги? — шепотом, даже не надеясь на ответ дяди. Как и следует ожидать, он молча ведёт дальше.
Если первые минуты тушуюсь, всё же мне никогда не приходилось бывать на таких мероприятиях, в таком наряде, в такой компании. Но когда понимаю, что одна из многих, и никто толком на меня не обращает внимания, расслабляюсь. К тому же, пристального внимания нет. Значит волноваться и па