Дима мажет задумчивым взглядом.
— Да, это не концлагерь.
Это Ад. И Ад не моё любимое место времяпрепровождения.
— Это… — Аж вздрагиваю: догоняет на пороге кухни после того, как прибираю битую и грязную посуду. — Я сейчас по делам, а тебе можно на учёбу. Потом у деда встретимся в больнице. После обеда. Теперь тебе уже можно не скрываться. Затем обговорим наши дальнейшие планы.
— Да, конечно, — согласна на всё, лишь бы убраться отсюда быстрее. Иду к себе, но вспоминаю о подарке.
Как часто люди не желают получить подарок?
Видимо, я первая… Сердце неистово колотится в груди, несмотря на ноги, шаг за шагом приближающие к заветной цели.
Подарок уже видела…
Готова к новой порции горечи, но когда останавливаюсь на пороге, досада и боль вновь накатывают. Ничего не вижу вокруг, кроме этих двух предметов на небольшом журнальном столике. Весь мир искажается и фокусируется на небольшом клочке пространства.
Рада ли я? Счастлива…
Тогда почему так больно? Почему боль затапливает с такой силой, а слёзы обиды режут глаза?
— С днём рождения, — шелестит контрольный выстрел над макушкой. Видимо так звучит удар в спину. И сердце… то сжимается, то разрывается… то кровью обливается. Ревность затмевает мой рассудок. Обида и злая боль.
— Не нравится? — недоумённое Димы. — Мне казалось, что ты хочешь именно это.
— Что вы, — дрожат губы. — Это… Самый… Дорогой… Подарок на свете… никогда ещё… Мне не делали… так больно…
— Рина… — жар за спиной сгущается, кожей чувствую робкое касание на плечах.
— Спасибо, — отступаю к своей двери, так и не рассмотрев вблизи шкатулки. Не могу. Пока. Это слишком! Женской интуицией понимаю, какой ценой достался подарок ДЛЯ МЕНЯ. — Жаль, принять не могу. — Слёзы всё же жгут глаза, как бы ни старалась их удержать. — Ваша жертвенность для меня — непосильная цена, — порываюсь уйти, но в следующий миг морщусь от порции боли в спине и затылке — меня с лёгкого рывка впечатывают в стену. Никогда столько ласки не получала. Тем более от человека, кто стал для меня всем.
— Мелкая, я не врубаюсь, что за хрень ты несёшь? — шипит в лицо, а в глазах бесы танцуют. Подпирает своим телом.
— Отпустите, — тщетная попытка трепыхнуться, — вы делаете мне больно, — как можно спокойней.
— Вы? — зло прищуривается Дима, чётко осознавая, что этот бой точно не за ним. — Хоть понимаешь, на что я пошёл ради этого?
Запоздало вспоминаю, что именно я просила его выкрасть шкатулку. Выкрасть! А не трахать Милену!!!
Выкрасть, ничего более…
— Ты возьмёшь их, иначе они окажутся в урне, как твоя тарелка до этого! — тоном, не требующим возражений.
Киваю.
Дима меня отпускает. Настороженно и пристально всматриваясь в лицо, будто раздумывая, не стоит ли меня ещё разок приложить об стену для убедительности.
Как бы я ни была обижена, не могу позволить невежеству выбросить столь важную вещь МОЕЙ СЕМЬИ! Это слишком большая ценность, ради которой мы с дедом были готовы землю перевернуть!
— Да, конечно, я вас поняла, — торопливо скрываюсь в своей комнате.
Бес
Всё утро дергаюсь, да и ночью почти не сплю. Дрожащей тварью под дверью мелкой сижу и жду. Чего? Х* знает. Что Рина позовет? Что кошмар очередной приснится, и тогда на полном праве смогу войти, не вызывая подозрений?
Даже не так!
Жар не отпускает. Словно магнитом перепечатывает к месту и не позволяет сдвинуться. И дыхание ощущал через дверь, расстояние. Чувствовал щекотливое, обжигающее дыхание. Будто мелкая по другую сторону — недалеко, а впритык прижимается к двери и ждёт… меня.
От этого рассудок ведёт капитально.
Уже без стеснения и страха, что застанет за бесстыдством, сжимаю член, потому что от боли и желания глохну и слепну. Я безнадежно погряз в собственном пороке. Беспробудно грешен в глазах мира и буду проклят каждым и по праву! Потому что подыхаю без мелкой…
Лишь под утро от двери веет холодом. Пугающим и подавляющим. Точно оборвалась нить и отныне проложена тропа к отчуждению.
Выдыхаю с надломом. Плетусь в душ, где под ленивыми струями, стегающими тело, занимаюсь самолечением порочной плоти.
Ничего! Мне в жизни боли предостаточно перепало. И этот Ад переживу. Остаётся чуть-чуть, и заживу. Как раньше… Только буду рабочими делами заниматься.
Вручив посылку Пастору, жду разборок и претензий, но их на удивление нет.
— Как идёт работа по освобождению помещения от барахла Коганов? — лениво уточняет босс, распаковывая привезённую антикварную хрень.
— Никак, — лгать не собираюсь, тем более Нестор Львович в курсе дел. Интересуется для того, чтобы я не забывал и помнил… он отслеживает ход. — Сегодня займусь этим вопросом…
— Это хорошо, — кивает уже своим мыслям босс, с любовью разглядывая кинжал.
После ругани с Ариной не отпускает скверное ощущение безвозмездной потери. Держит весь день. Пока не прокатываюсь до школы. Сижу, раздумываю, как бы мне узнать, пришла ли девчонка на учёбу, замечаю её в окне третьего этажа. Не одна, в компании Матвея, Давида и нескольких незнакомых ребят и девчат.
Чуть отпускает волнение — наверное, накручиваю… Арина со мной не говорит, но одно её присутствие уже делает меня счастливым.
Дед понимает, что что-то не так. Посматривает то на меня, то на внучку.
— Милая, я рад твоему приходу, но не могла бы ты…
Арина замирает, с обидой на старика глядя:
— За кофейком и булочкой сбегать? — добавляет колюче за дедушку. Исмаил Иосифович мрачнеет.
— Прости, родная, у меня важное дело к Дмитрию.
— Так и скажи, — даже не одарив меня взглядом, ворчит Арина, покидая край койки, куда села пообниматься с дедом. — Не думала, что за то время, что ты лежишь в больнице, я утратила твоё доверие. Понимаю, я до конца жизни буду твоей внучкой… Кому-то — мелкой, но вы забываете! Я взрослая, и отнюдь не тупая.
— Милая, — морщится Коган. — Никогда…
— Лишнее, — без улыбки торопливо чмокает деда в щёку и не позволяет себя коснуться, хотя старик хотел её обнять. — Я тебя люблю. До завтра. Поправляйся быстрее, — и на выход идёт.
— Мелкая, подожди меня в коридоре, — сам торопею от своей просьбы.
— Простите, — даже не оглядывается. Без вины — холодно и отстраненно. — Но у меня художка…
— Я довезу.
Вот теперь получаю безликий взгляд, через плечо:
— Не стоит. Я прогуляюсь. Давненько не могла себе позволить такой роскоши. Всего хорошего! — и хлоп дверью, отсекая любую возможность договориться.
— Что между вами случилось? — именно этого вопроса и жду. Старик не мог отупеть за время пребывания в больнице, как бы сильны ни были препараты и как бы ни болело сердце.
— Некоторые разногласия, — размазываю ответ, не придумав ничего более дельного.
— Вы?.. — запинается дед. Бледнеет, краснеет.
— Я давал слово, — говорим недоговорами и без уточнений, но явно понимая друг друга. Исмаил Иосифович хмурится сильнее, но по лицу видно, что верит. — Небольшое недопонимание, — решаюсь ещё на слова, чтобы уж успокоить старика. Не хватает его смерти из-за меня… — Но мы его решаем. Осталось… — задумываюсь над щадящим определением, — свыкнуться…
— Вы рассказали ей?.. — с надеждой.
— Если вы о квартире и лавке, то нет. Но сегодня… придётся. — Тело тут, а мозгами давно за Ариной уже следую.
И куда эта зараза собирается? Несколько кварталов до художки!!!
— Как прошёл день рождения? — совсем вопрос не по адресу, да и времени нет разглагольствовать на тему… — Арина праздники не любит. Знаю, вы звонили. Помню… Но всё ли нормально было?
— Да, поездка удалась. Рину взял с собой. Там, — проглатываю про неудачный аукцион, скучный ужин, выставку, на которой внучка успела отчебучить такого, что до сих пор волосы дыбом. — чуть погуляли… Но об этом лучше у неё спросите…
— Да, да, конечно, — кивает отстранённо Коган. — Я благодарен, что вы… нашли…
— День добрый, Исмаил Иосифович, — в палату стремительно входит лечащий врач. Следом Галина — мажет по мне недовольным взглядом. — Прошу нас простить, — ко мне без учтивости, но формально. — Посещение закругляется. У нас важный разговор с пациентом!
— Да конечно, — киваю ровно. — Завтра загляну. Всего доброго, — холодно, с безликой вежливостью всем.
Быстро по коридору, этажу… сбегаю по лестнице. На улице шарюсь взглядом по пешеходам.
Так и есть! Ушла. Зараза!!!
Сажусь в машину и неспешно еду в направлении художки, чтобы выловить мелкую.
Не обманула. Идёт! Но не одна! Красавчик из школы…
Какого х* он рядом? Какого… он с ней?
Болтают, улыбаются. Он тащит её рюкзак.
Медленно качусь, пока не понимаю, что это всё какой-то долбаный глюк! Это ведь разыграно? Не может Рина поддаться ухаживаниям этого доморощенного петуха! Если только не решила мне насолить.
Бл*!
Зря думаю о ней, как о других. Она не как все женщины. Не коварная, не расчетливая.
Вон как улыбается. Мне так ни разу… А вот парень её плечом подталкивает. Шуточно, игриво и нежно. Мелкая смущается.
Жму по тормозам, задним фоном выслушав возмущенные визги клаксонов недовольных водителей. Мне пох*! Сворачиваю к обочине. Душащая ревность затмевает рассудок — уже в красках вижу, распростертое тело… в мясо избитого соперника.
Но жалкий порыв — избиение школяра, подавляю банальной привычкой перекурить. Моя нервная система даёт сбой из-за мелкой! Умение расчетливо поступать, думать несмотря на обстоятельства, теряется в дебрях чувств, которые вызывает девчонка, не прилагая к этому никаких усилий. Она ведь не в курсе, что слежу.
Сильно затягиваюсь, а глазами веду Рину с ухажером по проспекту. Пока парочка не сворачивает за угол.
Хорошо, что я ещё себе принадлежу. Пусть не полноценно, но удерживаюсь на плаву разумности.
Дома. Оставлю разговор с Ариной до возвращения домой.
Докуриваю и еду по делам.
Звонок от Игужина заставляет поморщиться, но ответить приходится.