— И давно она в курсе?
— С самого начала…
Взгляд прилипает к Игужину, он дёргает нервно плечом:
— Эта её идея насчёт дяди, тебя…
— Понятно, — киваю своим мыслям, в этот момент один из охранников босса боссов перед дамой дверцу открывает.
Милена грациозно садиться в «Мерин», но на переднее сидение. Как понимаю, специально подальше о меня… иначе ведь придушу.
— Всем день добрый, — воркует суч*. — отгибает козырёк. В зеркальце смотрится, поправляя идеальный макияж и причёску. — Простите, чуть задержалась, — ложно улыбается.
В пол-оборота к нам:
— Любимый, — ко мне со снисхождением, — перестань меня испепелять взглядом. Я к тебе хорошо настроена. У меня есть…
Дальнейший монолог повергает в оцепенение. Милена не лукавит, не играет, не увиливает. Прямо, точно, ядовито и зло рассказывает, за что ненавидит дядю, почему желает ему смерти, и почему выбрала следующим, наделенным властью, меня. Он убил её отца и мать. Присвоил их дела, людей, стал хозяином жизни. Да, к ней относился неплохо, но… он не смог заменить родителей!
Она уже долгое время вынашивала план расправы.
Продуманная стерва. Методичная, последовательная и опасная донельзя. Мстительная, многоликая… Истинная Набогий! Змея в обличии женщины.
Она даже распланировала дальнейших ход событий. Моё возвращение, убийство дяди, мой срок, выход…
— Раз ты вся такая умная, то от меня-то что требуется? Ты же даже убийство продумала…
— Раз — взять убийство на себя, потому что армия его головорезов меня не пощадит, а тебя тотчас коронует. Два — пока ты в отсидке, дела передаёшь мне.
— Три — меня убирают в тюрьме. Четыре — ты королева и без подмазок со стороны других. Красиво — молодец, — желчно усмехаюсь, ещё бы в ладоши похлопать, да перебор будет.
Сигарету в зубы.
— Здесь не курят!
— Правда? — неверяще, и зажигалкой шварк, шварк. — Могу уйти, — киваю на дверцу.
Босс боссов с неудовольствием мотает головой.
— Бес, не надо из себя поруганную честь строить, — перестаёт жеманничать Милена. — Я не собираюсь от тебя избавляться. Я… хочу выйти за тебя.
— Ну да, свадебный подарок в виде дел Пастора и его толпы в нагрузку… Ты скромная в своих амбициях, ненаглядная моя. Помнится, совсем недавно ты была о нашем браке другого мнения.
— Только для глаз дяди, — убеждает мягко су*.
— Не только! — зло выпускаю дым. Жму кнопку стеклопакета, приоткрываю, чтобы свежий воздух был. — Я тебе поверил.
— Я продолжаю с тобой спать!
— Это удобно обоим…
— Ты можешь упираться сколько угодно, — вклинивается в наш бестолковый разговор Игужин. — Но она дело говорит. К Пастору с оружием тебя его верные псы не пустят, особенно после убийства пятерых…
— Не понимаю, о чём Вы, — стряхиваю пепел, окидывая всех равнодушных взглядом.
— Да ладно, — отмахивается Милена. — Нам нет до того дела… Но тебе всё равно придётся отвечать перед буквой закона и раз уж так всё складывается…
— То почему бы мне ещё и убийство Пастора на себя не взять? — заканчиваю за неё, в восхищенном ахуе от гениальности сук*.
— От меня будут подтверждением заверенные нотариусом обязательства. Тем более жена имеет право не свидетельствовать против мужа…
— А ты вся белая и пушистая.
— Ну почему? — вскидывает цинично брови и поджимает губы: — Дядю убью собственноручно! Он мне задолжал по жизни. Пора долги возвращать!
— Мы могущественные, но не настолько, чтобы и ты оказался безнаказанным, — продолжает дожимать Игужин. — Поэтому срок будет. Но его максимально скостят. Смягчающие обстоятельства, состояние аффекта и так далее. Потом выйдешь на УДО, но для виду посидеть придётся.
— Я с вас х*ю, — выбрасываю окурок в щель. С минуту молчу, перебирая вариант и зло понимая, что не самый плохой вариант подворачивается. — Если Арину кто-то тронет — выйду и бью каждого. Вырублю вас всех до последнего колена. Не я — так мои ребята.
— Я обещаю, — нервно дёргает плечом Милена, но на лице недовольство. — Даже больше, если что, я помогу и поступить, и устроиться на любую работу, которая ей приглянется… Ну конечно, где у меня есть связи. В конце концов, я помогу отыскать её коллекцию.
Теперь остро вижу, почему любил эту сук*. Она умеет дёргать за нитки. И всегда находит, чем заинтересовать.
— Пора… катить в город, надеюсь паспорт с собой? — пристально на стерву гляжу. Милена стреляет глазами:
— Я знала, что ты примешь верное решение…
— Заканчивай, я устал, а мне ещё до хрена дел провернуть нужно. За мной рули, — уже покидая машину. Даже не прощаюсь, шурую к своей.
Видя ствол, на миг замираю, если уберу Милену и её тело привезу Пастору, то у меня нет доказательств, что стерва под него копала. И если выбирать из двух зол — босс пока видится опасней, чем сук*, которая скоро станет моей женой.
Женой… аж тошнит от слова в контексте «моя» и «Милена Набогий». А ведь когда-то ничего слаще не представлял. М-да, вот так: мечтал — облом, забил — а надо!
С процедурой бракосочетания расправляемся быстро. Деньги делают всё, да и оказывается, под конец рабочего дня — тихо, пусто, что желаете.
«Жена имеет право не свидетельствовать против мужа!» — весомый аргумент, но всё же мы находим нотариуса и подписываем несколько документов. Для страховки, несколько «если».
Если со мной что-то случится, она будет обязана следить за мелкой.
Если я скоропостижно умру в тюрьме — мой человек сольёт ментам и журналюгам компроматы, которых у меня предостаточно. Человек я злопамятный и синдромом хомячка развит — за годы работы много что видел, — так вот, на многие преступления сохранил какие-то документы, снимки, записки.
Со мной шутки плохи — лучше не трогать без великой нужды, а ведь кое-кто только и ждёт судьбоносной отмашки.
Новоявленная благоверная скрипит зубами, мечет глазами молнии, но согласна на всё, лишь бы я её зад прикрыл и к власти толкнул.
С*а!!!
Но я её не презираю — каждый борется за право жизни под солнцем. Она знает лишь такие методы… Что ж, её право. Её мир! Только всегда стоит помнить, что мир волков не терпит слабых!
Милена намекает на празднование: ресторан, брачная ночь… и тут меня озаряет, что про мелкую забыл напрочь. Нет, она всё время в голове, но… о её нуждах-то забыл. Еда, одежда…
С торопливой холодностью прощаюсь с Миленой и гоню в мотель, естественно, путанными манёврами, скидывая хвост, если таковой есть…
И когда еду какое-то время один, набираю Пастора.
— Здоров, — без лишних заискиваний и блеянья, — Селиванов соскакивает со стрелки. Я прождал его три часа. ТРИ ЧАСА! — для пафоса добавляю. — А потом сам ему позвонил. Он извинился. Сослался на занятость, перенёс на завтра. Время ещё терпит или?.. — многозначительно умолкаю, давая боссу переварить всю инфу и принять решение.
Пастор не звучит какое-то время.
— Чисть, — нарушает затянувшуюся паузу, холодно и бесстрастно, — чтобы он ничего не успел.
— Ок, как разгребусь, наберу, — сбрасываю вызов.
Набираю Селиванова:
— Сегодня ночью. Жди.
— Понял.
В мотель приезжаю с коробками еды — в кафешке ближайшей прихватил, а в первом попавшемся магазинчике шмоток — несколько вещиц для мелкой.
Особо не выбираю — главное, чтобы не малы были и не шибко утопала, а там… разберётся. Устаю жутко, а к девчонке волоком тащит. Соскучился. Дико. Никогда не испытывал такой ломки. Хочу посмотреть на неё. Хотя бы последний раз.
И посмотрю…
Правда, возле администратора залипаю. Девушка смущённо сообщает, что были несколько звонков. Меня искали. Она была вынуждена признаться — «да», но на вопрос, один или нет, как мы и договорились, ответила — один. Добавив, что с утра ушёл и до сих пор нет…
Ещё купюрой благодарю за исполнительность и к малой спешу.
Вместо улыбки и моря радости на меня вихрик налетает. С кулачками.
— Ненавижу, — опять двадцать пять. И по груди моей колотит. — Как ты мог! — бах, бах. — Бросить! — бах, бах. — В чужом городе! — бах ладошкой. — Одну! — опять припечатывает. — Голодную! — утирает слезы махом. — Голую! — простыней бесшабашно машет, обнажёнкой сверкая. На этих словах и жесте забываю, что, зачем и почему.
— Мелкая, пожалей мозг, — без злобы, но раздражаясь. Она только заикнулась, а я уже ни о чём другом не думаю. Вновь озабочен.
Хочу её. Хотя бы как вчера. Всю испробовать.
Меня клинит.
— О! Это мне? — преображается девчонка, и игнорируя моё обострение, забирает поклажу. Бодро раскладывает съестное на небольшом столике, пакет с одеждой рядом с креслом ставит.
— Еда, — мурчит с восторгом. Забирается на кресло с ногами.
— У тебя ПМС? — озадаченно любуюсь.
— Что? — уже с набитым ртом. Она торопливо открывает коробочки и тотчас дегустирует съестное. Не стесняясь, прям руками. То из одной упаковки, то из другой — мясо, китайская вермишель. Распахивает коробку с пиццей и мычит: — М-м-м», — запихиваясь треугольным куском.
— Точно ПМС. То злая, то счастливая. То орёшь, то мурчишь. У тебя перебои в эмоциях, гормональные всплески.
Не умничаю, просто что-то должен сказать. А то буду как идиот на неё таращиться и давиться живой энергетикой. Лучше так — шокируя, чем пытаясь договориться с собственной совестью, и объяснять себе, какого х* уже т*ю глазами девчонку!!!
Сажусь напротив, двигаю поддон с двумя стаканами к Арине ближе. Кофе и чай. Одно — гадость, второй — не лучше. Пусть сама выбирает, что из двух помоек придётся больше по вкусу.
— Угу, — забавно краснеет Рина, подслеповато моргая. Прожевывает кусочек пиццы: — Вероятно, да. Простите.
— Мы опять на «Вы»? — шкрябает слово. Ещё не хватает, чтобы Арина попыталась нас вновь разъединить. Хотя, это было бы правильно.
Было бы, но не есть.
Не могу я без сирени своей… Мне весна нужна. Позарез… Дышать не могу без неё. Всё пресное и безвкусное.
Взглядом уже лицо всё обласкиваю, глаза, захмелев от вседозволенности, на грудь мелкой опускаются. Жаль, простынь скрывает полностью округлость, но острые соски выделяются. Боже! Аж в глотке сохнет. До судорог члена ощущаю горошину языком.