— Ты, — шуршит виновато Рина, — а ты не голоден? — нарушает порядок низменных мыслей мелкая, со стыдом глянув на последний кусочек пиццы.
Рот не могу разлепить — сразу выдам крайнюю степень озабоченности.
— Голоден? — Арина близоруко прищуривается, тоже не сводя пытливых глаз.
— Смотря о чём ты, — безнадёжно признаюсь.
Мелкая отпивает кофе, даже не морщится. Хотя, уверен, такой дряни она давненько не пробовала. Задумчиво отставляет стакан…
Невинность моя… смахивает коробки с едой и уже в следующий миг по столу ползёт, оставив простынь, где сидела. Рина больше не робкая и застенчивая. Она всё та же милая, уютная школьница-прелестница, только взгляд не смущённый. Глубокий, понимающий, решительный и вызывающий.
Дух перехватывает, сердце в исступлённом ритме в грудь вколачивается.
Быть не может! Не может…
Бл*! Может!!! Ко мне ползёт. Я должен остановить. Но как, если расстояние неумолимо сокращается, а здравомыслие отступает с прогрессивным ускорением?
Хозяйство вибрирует от счастья. Пульсирует в предвкушении, а я как под гипнозом… на порочность свою ненаглядную смотрю. И плевать, что после встречи с отморозками по милому личику синяк расползся — всё равно нет красивее и желаннее.
— Не стоит, мелкая, мне скоро нужно по делам, — надламывается фраза и дыхание. Оказывается, я не дышал всё это время. Тугая боль простреливает по грудной клетке до живота. А там в узлы кишки скрючиваются от желания. Идиот… но залипаю на губах Арины… полные, сочные, до крови искусанные. Трахну их. Даже если плакать будет. Оттрахаю с особым извращением.
Твою мать! Уже едва не кончаю от одной мысли, как хорошо в её рту моему хозяйству. По хрену на умения. По хрену на опыт… тут химия нужна и только с ней получается взрывно и эмоционально. Давлюсь от жажды стонать и орать от блаженства. А я не привык стонать от ласк баб! Это смешно и глупо… Но мелкая со мной творит невообразимое.
Я как щенок.
Преданный и влюблённый.
Меня трясёт от похоти.
Точно юнца, впервые ощутившего возбуждение и не знающего, как его погасить.
Но я-то ЗНАЮ!!!
Уже готов молить, чтобы коснулась, чтобы сняла напряжение. Как вчера. Неловко, робко и так крышесносно!
Но ещё больше желаю в ней оказаться. Чтобы уж полностью познать, какого это, трахать ангела. Или любовью заниматься… До потери сознания.
Смаргиваю наваждение, но морок не отпускает. Острые соски, вызывающе задающие направление — строго вниз. Небольшие округлости груди покачиваются в такт медленному поползновению малолетки. И поросль волосиков на лобке вообще мозги в кисель превращают. Пальцами по ним провести хочу так сильно, что руки сводит.
Влагу ощутить желаю. И пригубить. Лизнуть…
Бл*, сожру ведь её, как хочу.
— Дим… — тихий стон ставит окончательную черту в здравомыслии.
— Бес, мелкая, — охрипло поправляю, не сводя жадных глаз с мелкой, совсем не невинно застывшей напротив меня в такой позе, что выть готов, крушить и трахать!
Арина утягивает в порок туманом зелени, где так чётко читается её плотский голод, что крышу срывает окончательно. За шею рывком подгребаю к себе. Рина всхлипывает, но брыкается. Обшаривает моё лицо пристальным взглядом, и я выдыхаю рот в рот:
— И сейчас я буду тебя трахать!
Вгрызаюсь в порочные губы, махом усаживая её перед собой.
— Бес, — всхлипывает мелкая, когда позволяю глотнуть воздуха, переключаясь на другое… не менее желанное, если даже не самое необходимое, что есть на этом свете. — Не тяни…
А я и не собираюсь. Рывком развожу стройные ноги, открывая доступ к своему десерту и не церемонясь впиваюсь, за бёдра дёргая навстречу изголодавшимся губам.
Протяжный стон девчонки разгоняет вихрь порочного экстаза по венам. Меня трясёт крупной дрожью, но судорожно продолжаю упиваться желанием мелкой. Она уже распластана по столу, мечется от моих диких, звериных ласк, а я не могу по другому… нежнее и осторожней. Во мне больше Беса, и он жутко голоден. И столь невинно хрупкой мелкой ему мало. Мало!!! Мало кусочков… много ограничений. Хочу везде и всюду, хочу большего тепла и большего проникновения. Хочу член в неё всадить так сильно, что скоро конвульсивный припадок случится.
Жадной рукой стискиваю крохотную, нагло торчащую грудь, щипаю за горошину, не прекращая лизать и сосать.
Не показалось. Нет, не придумал. Её вкус мне подходит идеально. Она сладкая… мучительно влажная. Лизнув с голодухи, точно пёс последнюю каплю жрачки, насилу отстраняюсь. Ощупываю пальцами запретный, девственный плод. Дотошно рассматриваю, впервые видя это место столь нетронутым и матерясь на все лады, что, бл*, оно так красиво и, с*!!! не тронуто!!! А мелкая содрогается уже…
— Бес…
Перед глазами мутнеет, смутно слышится грохот стула, когда встаю, девчонку на себя усадив. Она цепляется так крепко, будто страшится, что я её собираюсь с себя скинуть.
Но я уже не в том состоянии, когда бы смог отказаться. Теперь я окончательно невменяем: раз вкусив — скорее загрызу, чем не трону. Размашисто шагаю, уже не плохо ориентируясь в номере, но вроде к постели.
— Бес, сделай это, — шепотом требует, вонзая в меня ногти и прогибаясь дугой. Бесстыже торчащие груди нарываются на зубы и я жую, сосу, прикусываю. Ринка почти рыдает: — Возьми, Бес, горю… — не уверен, что не галлюцинация. Ведь того хочу больше всего на свете. И пусть мне останется жить грёбаных полчаса, я обязан обладать своим ангелом.
— Мелкая, — выдыхаю шумно, — я… никогда не был с девственницей. — заминка. — Всегда любовницы без заморочек, — как на духу. Поржать бы, да как-то неуместно. — Хер знает… — мотаю головой, у меня нет вразумительного аргумента, поэтому спасает только правда: — я боюсь тебе сделать больно.
На лице Арины недоумение сменяется робкой улыбкой:
— Значит, и я у тебя буду первой…
И окончательно теряю связь с миром, когда мелкая обрушивает на меня свои порочные губы.
Шмотки летят прочь — греховница моя меня раздевает. А я лишь воровато питаюсь нездоровой жаждой заполучить друг друга. Глупая… она горит, я давно в Аду! Уже истлел почти…
Ничего острее не ощущал, чем прикосновение голого тела к голому и вожделенному. Каждый волосок — игла, каждый бугорок — камень, ложбинка — бездна… чувствую всё и даже царапающие мою кожу соски маленькой груди. Каждой клеткой ощущаю! И хочу! Всю свою девчонку!!!
— Бес, — мечется под мной, подставляясь под беснующиеся ласки, успеть всё сразу и махом.
Нависаю над Риной. Я на грани кончить, даже не войдя. Член вот-вот харкаться кровью будет. Упирается во влажную промежность. Скользит вверх-вниз, примеряясь к цели.
Удерживаюсь из последних сил. Я должен знать, что она правда готова. Хочу увидеть это в её глазах. Помутневшим рассудком цепляюсь за аморальность того, что собираюсь сделать, но решительный взгляд мелкой даёт красный свет, и я взрываюсь. Болезненный всхлип девчонки проглатываю жадным поцелуем. От взрыва гормонов слепну, глохну. Члену так узко и хорошо, что сгусток уже бурным потоком подбирается к выходу. Я застываю в одном положении, не врубаясь, что делать дальше. Качнуться ещё раз или уже выходить. Меня штормит, как хочется ещё протолкнуть глубже… и ещё хоть пару раз скользнуть туда-сюда — тогда точно выстрелит. Но я не двигаюсь. Жду… каких-то действий от мелкой.
И даже боюсь глаза открыть — вдруг реально мертва… в крови… и глазищи с лютой ненавистью застыли.
Когда всё же решаюсь, Рина оказывается… жива, на глазах слезинки, но злости или отвращения на лице нет. Смотрит на меня, робкая улыбка на губах, касается моей щеки и нежно оглаживает.
— Ты как? — насилу разлепляю губы, охриплостью глотку тревожа. Жадно выискиваю хоть тень неприязни, но мелкая обхватывает моё лицо ладошками и тянется с поцелуем.
— Круто, — роняю глухо, пожирая губы своего сокровища и осторожно качаюсь глубже. Новый прострел удовольствия. Диковато как-то… никогда не был скорострелом, но не уверен, что с такими эмоциями и ощущениями смогу выколотить из мелкой хоть один ответный, светлый оргазм.
— Чшш, — шелещу, когда Рина качается навстречу. — Мелкая, дай понять, что со мной не так.
Она в недоумении застывает, а я, выискивая прощение за очередную грубость, вновь ворую жадный поцелуй.
Когда лежать бревном становится невмоготу — член яростно пульсирует, кишки сворачиваются, — виновато уточняю:
— Точно не больно? — пристально, глаза в глаза, с диким желанием услышать команду «взять!» И она звучит:
— Нет, — коротко мотает головой Рина, сама чуть толкает ко мне таз.
— Тогда прости, — в долгожданном порыве вколачиваюсь жёстче и глубже. Методичней и яростней. С нарастающим темпом, пока яркие всполохи не окрашивают мир, а натянутая внутри нить не обрывается. Несколько диких толчков под музыку стонов Рины, и я взрываюсь от переизбытка желания. Едва не замешкав, но всё же успев выйти до начала извержения.
Теперь я по праву Бес, и гореть мне в Аду!
ГЛАВА 33
Арина
Просыпаюсь нехотя, так сладко и нежно ещё не было. Потягиваюсь, прислушиваясь к томительной боли в теле, и с улыбкой констатирую, что быть женщиной, приятно. Щёки горят, по коже мурашки несутся, а следом волна блаженства от макушки до ног.
БЕС… мой…
Улыбка тотчас стирается. В душе холодок расползается. Рукой шмякаю по стороне, где Дима засыпал. Пусто! И что настораживает — постель не хранит его тепла.
Сажусь:
— Дим, — голос чуть хрипловатый, да и глуше выходит, чем обычно. Тишина лишь сильнее обволакивает. — Дим? — теперь прислушиваюсь к пустоте номера. К редким звукам в коридоре, на улице.
Неужели как ушёл, так больше не возвращался?
Страх вгрызается в сердце. Кое-как заставляю себя встать. На улице уже светло. В комнате беспорядок. От воспоминаний, что вчера сама по столу ползла, а потом Дима говорил и делал…
Боже! Опять в жар от того бесстыдства бросает.
И на стол глядеть стыдно. Бедный оскверненный.