Хорошо зрение плохое… Близоруко обшариваю номер взглядом и удручённо плетусь умываться. Потом, завернувшись в полотенце, брожу по комнатке, пока не натыкаюсь на пакет возле кресла.
Точно! Дима же вчера одежду купил. Не рассматривала, но вроде футболку, джинсы, нижнее белье простенькое заметила, пока торопливо ворошила содержимое на предмет — немедленно скушать.
Так и есть. Выуживаю джинсы, футболку, мелочёвку, но очень нужную, а внизу пакета даже обувь обнаруживаю!
Пакет с документами и ценными вещами, которые Дима из дома забрал, ещё вчера нашла. А вот за вещи отдельное спасибо! А ещё приятной находкой становится футляр с очками.
Новыми.
Надеваю, аккуратно дужки заправив за уши.
Виталина права! Дима действительно знает тяжесть моего зрения.
Приятно, когда дорогой тебе человек в курсе таких незначительных подробностей. Даже улыбку вызывает и тепло в теле.
Облачаюсь в обновки.
Мда, Дима меня вдоль и поперёк изучил.
Боже!!!
Опять краснею. Неужели теперь всегда буду заливаться краской и любую фразу проецировать на интимность?
Да что же такое?! От досады чуть не скулю. Внизу живота огонь разгорается, словно включается кнопочка «желание». Это невыносимо. Уже очень надеялась, получив успокоительное, смириться, но только хуже получилось.
Вкусив раз, разыгрывается нешуточный аппетит. Становлюсь сексуально зависимой.
Смущённо прикладываю руки к щекам. Горят! Чёрт! Не думала, что озабоченность — порок каждого живого существа!
Я была уверена — уж кто-кто, а я достаточно спокойна и холодна для такого.
Дима во всём виноват! Он не человек. БЕС! Этим оправдывается моё заболевание. Я одержимая.
Одержимая БЕСОМ!
Мысль обрывается — глазами натыкаюсь на лист бумаги. На столе. Ступаю ближе. По коже морозец бежит, в ногах тяжесть.
Записка. Почерк мелкий. Буквы ровные, но без прописи. Удивительная ровность, стройность ряда. Округлости, ярко выраженные заглавные.
В наше время не пишут от руки. Тем более, когда грамматика и пунктуация хромает, а Дима… написал. Пробегаю взглядом по строчкам.
Глаза наводняются слезами:
«Не ищи меня, мелкая, но и не беги отсюда. Верь, как верила до сих пор. За тобой придут. Будь готова. И не бойся. Эти люди от меня. Делай, что велят, и тогда у тебя будет шанс на спасение».
«Прости меня», — зачеркнуто. И вновь написано.
«За всё…»
Опустошенно сажусь на стол. Прочитав записку несколько раз, комкаю. Лбом утыкаюсь в столешницу. Это конец! Я читала между строк. И мне хватило единственной: «Он не вернётся!»
Бес знает, что не придёт…
Бес
Ночью проворачиваем липовое убийство Селиванова. Он на земле, в кровище, с гримом на лице и теле. Рядом повреждённая машина. Фоткаю с разных ракурсов, и пока другая группа документирует, протоколирует, меня снаряжают для следующей махинации.
С Рашитовым встречаюсь под утро.
Он просит обождать. Настаиваю, ведь мне нужно спешить.
Он нехотя соглашается на встречу. Качу к нему, другая окраина города, целый квартал под жильё его свояков уже выкуплен.
У Максата огромный особняк, обложенный кирпичом. Три этажа, высокий металлический забор, ставни, камеры, собаки на территории.
Меня обыскивают на оружие — ствол забирают.
Показываю фотки. Он упирается, что фотки можно и отредактировать, тогда прошу свой ствол. Рашитов чуть медлит, но дозволяет, перед этим его парень освобождает карман от патронов, и пустышку мне протягивает.
— Нюхай, — чуть ли не внос Максату. Его шакалы тотчас ощериваются и в меня устремляется с десяток стволов. Снисходительно мотаю головой, что с идиотов взять?
— Знаешь, как пахнет только стрелявшее оружие? — не вызов, но такие мелочи обязан знать каждый уважающий себя представитель нашего мира. Тем более у власти.
Толстяк дланью повелительно машет и его шакалы мгновенно убирают «пушки».
— Знать конечно. Но согласиться, Бес, и это можно подстроить.
— Тогда что ты от меня хочешь? Ты просил — я снял… По ящику ничего не передавали.
— А я тут причём? Предлагаешь с заявлением на местный телеканал заявиться?
— Не нервничай, — кивает Максат. — Побудь гостем дорогим. Посиди немного. Покушай. А как только новость мелькнёт, сразу домой и поедешь.
— Не, нахер. — отмахиваюсь. — Сам тогда с боссом говори. У меня неприятности в городе. Сегодня похороны хороших парней. Я помочь должен.
— А мне сказали, что ты не в курсе, — прищуром и без того небольших глаза сканирует Рашитов.
— Так и не знал, — я не из пугливых, — ночью позвонили… поэтому и закругляться решил. К Пастору нужно. Порешить, что делать дальше.
— И моё дело…
— Набери его, уточни что делать — скажет сидеть — посидим, а нет… я погнал!
Максат недовольно губы поджимает, но телефон со стола в зале, где меня принимает в окружении своей своры шакалов, берёт.
Несколько секунд ждёт ответа. Потом привычные подвывания, обманчивые благожелания с плавным переходом к главному. Не знаю, что ему Пастор говорит, но доброта с морды жирной слизывается, оставляя типичный цинизм.
— Твой босс желает с тобой говорить, — протягивает мобилу мне.
— Да, — в трубку, с заходящимся от адреналина сердцем.
— Ты дело сделал?
— Да! Фотки показал, а он хочет, чтобы мы посидели, чайку попили и новостей подождали. Бл*!!! — рычу наигранно зло. — Такое впечатление, что мы тут облаву ждём, и он меня сдать хочет.
Ясное дело, после таких слов шакалы возятся недовольно, ворчат, ожидая приказа от Рашитова, он оскаливается. А мне по хрену. Хочу быстрее с делом разобраться!
— Всё, отбой, кати домой! Трубу передай ему.
— На, вручаю мобильный, — и не дожидаясь окончания разговора, шурую на выход. Передо мной вырастают двое, плечами преграждая путь.
Останавливаюсь, уже прикидывая свои шансы, но на всякий оглядываюсь, бросая на Рашитова взгляд. И жест делаю «чё за хрень?».
Максат больше не расточает любезности и показного миролюбия — хладнокровный и опасный:
— Зачет торопиться? Я не хотеть ругаться с теми, кто помогать с проблема, — щелчком отправляет ближайшего куда-то. Парень тенью покидает зал и появляется быстро, со свёртком и папкой.
— Передай Пастору большую благодарность, — парень мне протягивает то, что принёс. — И… что я надеяться на сотрудничество впредь! — едва заметный кивок, но чёрные глаза жгут ненавистью. О да, он бы с большим наслаждением отдал приказ меня завалить.
— И тебе не хворать!.. — старт фраза. После неё начался фирменный беспредел. Сигналки, вопли, стрельба, крики…
Взятие особняка занимает немного времени.
Меня пытаются задержать. Хотя бы для дачи показаний, мне некогда — так и рычу, смахивая крупную кисть нагло в меня вцепившегося омоновца. Он пытается скрутить, я отбиваюсь… очередная потасовка. Мне перепадает. И не хило. Когда сознание возвращается, я в машине Селиванова. Он на улице с кем-то ожесточённо говорит. Тот отмахивается гневно, но Роман Олегович на своём на настаивает и мужик плюётся:
— Да иди ты! — и шагает прочь, к основной группе захвата.
Селиванов в машину, на водительское. На меня косится:
— Бл*, ну что ты такой нервный стал? Не мог минуту побыть, как другие?
— Я спешу, — хриплю через боль. В глотке металл, зубы болят, язык опух.
Дома только успеваю отметить кавардак на очередной квартире.
Не озабочиваясь чистотой и порядком, принимаю душ, переодеваюсь и качу к Боссу. До последнего жду от него «подарочек», но пока тихо. А после звонка Милены убеждаюсь, весть ещё не долетела. Мужики Селиванова молодцы — держат слово. Дают мне задел в несколько часов.
Резину не тянем, с передачками и документами еду к Пастору. Они уже с племянницей собираются на похороны. Меня допускают в дом… папку и свёрток забирают, но в кабинет не сопровождают. Жду в зале с толпой ребят. На меня поглядывают с опаской и ожиданием. Меня потряхивает, но напускаю спокойствия. Подпираю стену, задумчиво глядя в окно. Лишь мысль, что мелкая уже должна быть в безопасности, придаёт сил и воодушевляет.
Когда на лестнице появляется босс и Милена, раздаётся команда — и толпа идёт на выход. На улице рассасывается по машинам, которыми заставлена вся дворовая территория.
— Бес, — окрик любовницы, то есть уже жены, режет по нервной системе. Слава богу! А то уже дёргаюсь. Вот-вот может звонок раздаться, и начнутся проблемы. — Можно тебя? — Милена мило улыбается, стоя под ручку с дядей. Умиляет картинка, прям идеальная семья…
Торможу рядом.
— Садись с нами, разговор есть, — кивает Набогий, но самое интересное не мне, а своим парням. И это отнюдь не Эдис и Мэд. Этих мордоворотов даже не знаю по именам. Видел пару раз и только. Они меня обыскивают. Выжидаю процедуру, подняв руки.
Когда обыск, причём весь дотошный, оканчивается, Пастор дожидается, пока дверцу откроют в чёрный лимузин.
— Ты же понимаешь, — сухо, устало, — в наше время безопасность…
— Проехали, — как можно проще отмахиваюсь. Сигарету в зубы.
— Да оставь ты свою сосульку, — морщится босс, усаживаясь на заднее сидение. Милена меня одаривает красноречивым взглядом. Приходится сигарету выбросить и потушить ботинком.
Дальше всё по схеме, пока мы с боссом выясняем разногласия, его новая охрана хлопает ушами и глазами, Милена — истинная дочь своего отца и взращенная дядей хладнокровно стреляет в Пастора. Он в шоке, в недоумении. Одного из охранников тоже успевает убить, второму сворачиваю нос, следующим ударом вырубаю. Рывком отнимаю пистолет, и пока машина тормозит, с визгом колёс, делаю контрольные в каждого.
И когда вокруг лимузина собирается толпа, навожу ствол в Милену:
Она бледнеет, краснеет, в глазах неописуемый страх.
Дверца распахивается и в нас устремляются несколько десятков стволов.
На пальце прокручиваю свой, протягиваю племяннице Пастора:
— Хочу, чтобы ты помнила, как была близка, но я этого не сделал.