Огибая очередную электру я снова задумался о судьбах мира. О чем еще думать, направляясь домой? Ради мира на земле, ради того, чтобы кошмар закончился, я должен совершить еще один шаг, и еще… я объезжал столетние деревья, и машины, брошенные впопыхах их хозяевами, я двигался вдоль перекроенного аномалиями ландшафта, повторяя про себя точно мантру: «я должен».
Судя по всему, во мне осталось какое-то недобитое благородство что ли? Иначе как назвать это странное чувство долга перед всеми. Ну, допустим, родители, друзья, оно все понятно, но откуда этот груз ответственности за все человечество? Да сдалось оно мне! Вот Вар бы смеялся, или пошел бы первым меня в «Долг» записал.
А ведь бывало, мы сидели у костра, и он меня спрашивал, почему мол, не примкну ни к «Долгу», ни к «Свободе», ни еще к кому. А что тут ответить? По жизни всегда рвешься к свободе, и неизбежно вляпываешься в долг, вот как и я сейчас.
Почти неделю я полз вдоль основной трассы, скрываясь и пережидая. На вторые сутки пути я понял, что я не смогу столько просидеть на стимуляторах, поэтому стал передвигаться ночью, а днем прятал свое передвижное средство как мог. Отсутствие погони вселяло оптимизм, но не означало, что я стал невидимкой на всех радаров.
После пересечения украинской границы стало спокойнее. Воздух сделался как будто чище. Я не могу описать это ощущение, когда, кажется, что все самое страшное уже позади, но расслабляться рано. Прикидывал, что первым делом пойду на Кордон, загляну к Сидоровичу, в Бункер ломиться однозначное самоубийство. Там узнаю все новости, и буду действовать по обстоятельствам.
Чутье не обмануло меня, лучших из лучших сняли с КПП для того, чтобы они защищали мир от расползающейся заразы Зоны. В одной из деревень в амбаре я оставил БТР, закинув рюкзак и гитару за плечи, я направился дальше. Мне оставалось никак не меньше тридцати километров. Расстояние пустяковое, учитывая то, через что мне уже посчастливилось пройти.
В Украине все обстояло иначе, чем в России, Зона как будто вывернулась наизнанку, было похоже на то, что внутри она была гораздо больше и непригляднее, чем снаружи. По пути мне встречались редкие аномалии, а мутанты не бегали стаями, как по улицам столицы. Радиационный фон был повышен, и где-то на опорах ЛЭП созревал жгучий пух, но, а в остальном — полная идиллия, по сравнению с Москвой.
Ночью я забрался в первый же встреченный мною деревенский дом, и относительно спокойно выспался на чердаке, снова ни встретив, ни одного мутанта, даже кенги куда-то попрятались. То ли затишье перед бурей, то ли до периметра все же еще не добрался.
Утро выдалось туманное и сырое. На календаре середина лета, но как точно подметил однажды Сторож — в зоне всегда осень. Теплее она или холоднее, это вопрос второй, но летних денечков тут по пальцам перечесть.
Туман окутывал меня, вызывая неприятные ассоциации и воспоминания, я шел по колена в молоке, и думал, скорее бы Кордон … Местная сеть перехватила мой ПДА, вывалив на меня кучу информации. Опасных жизненных форм не обнаружено, аномалия карусель справа по борту. Ну, это знакомо, это мы проходили.
И, кажется, ничего не изменилось. Деревенька на краю периметра, срезанная колючка и Кордон. Я направился к Сидоровичу. Я вернулся домой.
Глава 16. Команда Сидоровича
— Кто это там у нас? — голос Сидоровича кажется, стал еще басовитее, да и сам он будто бы стал старше, и будто бы уменьшился. Хотя, я думаю, сказалось, то, что мы не виделись более полугода. Я не бывал на Кордоне, а хабар сбывал в Бункере. Но, несмотря на это, Сидорович помнил меня. Все, так или иначе, должны были знать этого человека, ведь Зона немыслима без Кордона особенно для новичков, а Сидорович давал им кров и помогал освоиться, иногда даже давал оружие в долг, и, надо отметить, что ни один не кинул его. Такая вот честность. А я грешным делом думаю, что те, кто и пытался, или помышлял о предательстве — давно отправились к черному сталкеру.
— Ну, привет, — сказал я, наклоняясь, чтобы не задеть головой низкий потолок.
Сидорович отпер железную дверь, отделяющую его коморку от «клиентской» части бывшего бомбаря.
— Бес! Глазам своим не верю! Мы уж по тебе панихиду справили, а ты живой, вернулся! — он искренне обнимал меня, — как же это? Говорят ты герой, в Москве сгинул, ну давай… давай… рассказывай все! Я хочу знать! Я, я это сейчас…
Он задраил дверь, достал откуда-то бутылку «Столичной» сообразил что-то на стол. Я не мог не улыбаться, доставая рыбные консервы и копченый сыр на закуску.
— Сидорович, не герой я вовсе, — сказал я, присаживаясь на стул, сработанный из армейского ящика, — это долгая история, и в подробности вдаваться не стану. Думаю, местная сеть в теневом сегменте скоро выдаст обо мне не мало грязи. Сейчас мне на север надо к ЧАЭС, я ради этого и вернулся.
— Совсем с ума сошел! После катастрофы тут такое началось, ты себе не представляешь! Мы еле выстояли. Если б я не был седой — поседел бы точно! Мутанты перли дня четыре от выброса, до выброса, потом стало тихо… ощущение, будто кто-то огромный разом вдохнул, а потом выдохнул. И на утро все в инее было, или в парше какой-то белесой… все твари, что тут остались — сдохли, людям тоже досталось. Половина померли от каких-то непонятных болезней, Доктор работал на износ, приходил и в нашу деревню. Я, понятное дело, всех кто перед выбросом пришел — впустил, а тех, кто после стучался, только по рации координировал, мало ли что, а у меня тут десяток малолеток жило, сам понимаешь. Так вот, человек пятьдесят мы потеряли, эта зараза никого не миловала, ни долговцев, ни свободовцев, ни монолитовцев, ни темных. Всем досталось, видно устала Зона терпеть… Потом оправились мы от потрясения, поняли, что надо выживать в новом мире, при изменившихся условиях. Вот как видишь, три месяца минуло, а мы, хе-хе все еще держимся.
Мы выпили. Сегодня я не собирался рвать жилы и переться к реактору, требовался костюм, хотя бы кто-нибудь, кто сумел бы прогуляться со мной до Припяти, в идеале группа. Я неделю спал вполглаза, все это давало о себе знать. Я не стал вдаваться в подробности, рассказывая Сидоровичу, как я спасся, что если вернусь, то, скорее всего меня посчитают предателем. Сидорович понимающе кивал, и подливал мне, я совсем раздобрел, кода он предложил мне остаться на ночлег, и не стал спорить, если ему не верить, тогда, кому же верить вообще?
Не знаю, сколько я был в отрубе, пять часов, а может и больше, но разбудил меня Сидорович.
— Эй, Бес, вставай, утро на дворе, солнечно кстати.
Я продрал, глаза, сладко зевнув. Торговец уже суетился над чаем.
— Вот за что я тебя люблю, Сидорыч, так это за верное понимание ситуации.
Он довольно крякнул.
— Куда пойдешь-то? Не уж-то сразу на ЧАЭС. Там говорят, у ученых чего-то с оборудованием случилось, короче, помнишь купол над Припятью, который бывало, появлялся? Нету его больше, не появляется, — Сидорович оживленно жестикулировал, — понятно, что в Припять и без того хаживали, а тут, ну после всех событий — ломанулись! Тут мы потеряли еще двадцать человек, — он погрустнел, — и не самых глупых я тебе скажу. Ну, так вот, путь относительно свободен. В связи с последними событиями опасаться стоит только мародеров, да тех отморозков, которые остались от «монолитовцев» и «грешников». Кто-то говорил, что «хамелеоны» все же реальность, уж не знаю насколько можно верить в то, что такие костюмы существуют, ты ведь сам мне говорил. Там такой расклад — первые верят, что апокалипсис настал, ну а вторые занимаются тем же, что и мародеры.
Я утвердительно кивнул.
— Один я к ЧАЭС не попру. Мне бы команду небольшую. Ну, это в идеале. Платить мне сейчас особо нечем, но слово сталкера, я тут броню пригнал, одну из последних моделей, не далеко оставил. Если поможешь с командой, или со спутником, на худой конец, то забирай себе.
Сидорович поглядел на меня с благодарностью.
— Я снаряжу твою экспедицию, можешь быть спокоен.
И мне действительно было спокойно, потому что здесь был мой дом, как бы это странно ни звучало, здесь было все привычно, даже более чем. И я знал, что здесь я нужен.
Прошло несколько часов с того момента, как Сидорович, наверное, впервые за долгие годы покинул свое убежище, чтобы пройтись хозяйской поступью по поверхности, потоптать так, сказать, обновленную Зону. Хотя, я не знаю, что чувствовал торговец, но то, что он определенно знал толк в людях не вызывало у меня никаких сомнений.
Когда в тесный предбанник протиснулись четверо мужчин, я готов был Сидоровича на руках носить. Потому что лучше команды за отпущенный срок собрать было просто невозможно. Во-первых, я увидел улыбающееся лицо Змея, что само по себе было не удивительно, но вызывало небольшую профессиональную ревность за то, что парень добрался раньше меня, но для него Зона была родной матерью, поэтому амбиции я засунул куда подальше. Вторым по счету, но, полагаю, вовсе не по значению был Вар. Этот человек научил меня искусству выживания в Зоне. Именно он был первым, кто разглядел во мне настоящего сталкера, да и о лучшем следопыте едва ли можно было мечтать. Мы пожали друг другу руки.
— Жив, сволочь рыжая! — тряся мою ладонь, приговаривал он, хоть и цвет моих волос давно сошел на серо-седой, но, несмотря на это, он порой называл меня Рыжим Бесом.
Я улыбался, и пожимал плечами, мол, вот оно как все обернулось.
Следующим поприветствовал меня Гуру. Он был, как всегда сдержан, и говорил голосом Бориса Гребенщикова:
— Здравствуй, странник, из-за тебя всегда что-нибудь случается, ну не смотри на меня так. Ладно, тебе больше понравиться выражение «с тобой».
Я улыбался, с Гуру всегда так, не понятно шутит он, или говорит серьезно, тридцать ему лет, или сорок, весел он или грустит… Гуру он всегда такой молчаливо-разговорчивый, и по его собственным словам, чертовски живуч для покойника.
У этого малого своя философия, он считает, что мы все давно в аду. А Зона попытка осознать это. Многие говорят, что он чокнутый, но я могу сказать, что он один из тех людей, на кого можно положиться.