В Сан-Марко нестись во весь дух уже было нельзя, и шотландец перешел на быстрый шаг, пытаясь выровнять дыхание. Впереди показались вычурные башенки герцогского особняка. Годелот снова прибавил ходу, когда откуда-то слева вдруг донеслось:
– Мак-Рорк?
Этот оклик едва не заставил подростка споткнуться. Резко обернувшись, он оказался лицом к лицу с доктором Бениньо. Тот смотрел на шотландца, слегка приподняв седеющие брови. Несомненно, вид Годелота был весьма красноречив, потому что врач тут же нахмурился:
– Никогда прежде не видел, чтоб человек трижды менялся в лице за две секунды. Отомрите, Мак-Рорк, я не ваш командир, и мне нет дела, испросили ли вы разрешения на отлучку. Зато о вашей очередной раз искалеченной спине печься придется мне. А посему, не скрою, я несколько разочарован. Вы совершенно не учитесь на своих прежних невзгодах. – С этими словами он протянул Годелоту мелодично звякнувший холщовый мешок. – Идите на шаг позади меня, – велел Бениньо и двинулся дальше.
Сбитый с толку и все еще порядком обескураженный, шотландец повиновался. В молчании они дошли до парадного входа в особняк. Бениньо кивнул лакею, открывшему дверь, и холодно распорядился:
– Я должен подняться к герцогине. Отнесите мешок к моему кабинету, Мак-Рорк, и можете быть свободны, благодарю за службу.
– Позвольте, доктор! – Из ярко освещенного коридора надвигалась сухопарая фигура капитана Ромоло, и Годелот встал навытяжку, внутренне издавая безмолвный вой. – Насколько я понял вас, рядовой Мак-Рорк отлучался из особняка? Капрал заметил ваше отсутствие, Мак-Рорк, и снисходительно не придал ему значения, решив, что вы в кухне или кладовой. Вы же пренебрегли распоряжением командира и самым…
– Погодите, Ромоло, – поморщился врач. – Как вы многословны… Мак-Рорк сопровождал меня к фармацевту. Позвольте напомнить, что ночью было совершено убийство, а я не умею носить оружия, зато имел при себе немалую сумму. Мне был необходим вооруженный спутник.
Лицо капитана дрогнуло: ему не по нраву пришелся тон Бениньо.
– Позвольте в свою очередь напомнить, – не без нажима отозвался он, – что право покинуть особняк волен предоставить солдату лишь полковник Орсо. Мак-Рорк состоит на службе у своего кондотьера, а не у вашей милости, доктор.
Бениньо слегка склонил голову вбок:
– Капитан, я вовсе не принижаю авторитета полковника Орсо. Но все военные в этом доме, начиная с Мак-Рорка и заканчивая самим полковником, состоят прежде всего на службе у ее сиятельства герцогини. И именно ее неотложные интересы потребовали услуг Мак-Рорка. Заметьте, я сознательно выбрал самого юного из солдат, поскольку более опытные ваши подчиненные стоят на страже безопасности госпожи. Если же вы считаете мои действия неправомерными… Что ж, я буду вынужден сообщить синьоре об инциденте и просить ее рассудить нас.
Скулы Ромоло тронула желтизна: он знал влияние доктора на герцогиню и не сомневался, что тот представит случившееся в невыгодном для вояк свете.
– Я доложу о произошедшем полковнику Орсо, Мак-Рорк, – отчеканил капитан с внешней невозмутимостью, – а сейчас к вашему сведению: как новобранец, с ночного караула вы сняты. Ознакомьтесь с новым распорядком постов, он вывешен в караульном помещении. Доброго дня, доктор.
Резко развернувшись и шагая прочь по коридору, Ромоло кипел негодованием. Не на Мак-Рорка, до которого ему, в сущности, было мало дела. А на врача, мнящего себя в доме господином и, хуже того, имеющего на то все основания. Но капитан был не только добросовестным служакой, но и опытным придворным Каменной Королевы. Кроме того, у него были и личные причины не желать прямых конфронтаций с Бениньо: несколько лет назад тот принял у жены Ромоло очень трудные роды, сумев спасти и роженицу, и младенца. Суровый капитан был нежно привязан к своей семье, а посему вскоре подавил бессмысленный гнев и принялся размышлять, как грамотно изложить произошедшее полковнику.
Впрочем, волновался Ромоло напрасно. Орсо выслушал сухой и четкий доклад капитана и устало поморщился:
– Мне сейчас не до младших чинов. За Мак-Рорка ручается доктор Бениньо. Если вы находите его свидетельство ненадежным – назначьте мальчишке экзекуцию, вы же капитан.
Офицер поклонился – он давно умел понимать своего полковника с полуслова и теперь знал, что дело можно считать замятым.
Орсо же после ухода подчиненного еще с минуту сидел неподвижно. А затем встал и вынул из секретера договор о найме, подписанный Годелотом.
Мешок был вовсе не тяжел, но угрожающе позванивал, и Годелот всерьез опасался что-то в нем повредить на ходу, стремительно шагая к кабинету доктора. Отчаянно хотелось действительно оставить мешок у двери и сбежать на выволочку к полковнику, на порку к капралу или просто провалиться сквозь землю после неуклюжей сцены перед доктором.
Гнев и даже просто неодобрение Бениньо вызывали у него куда более жгучий стыд, нежели командирские взыскания. Придирки офицеров любой солдат выучивается воспринимать философски – ведь командир на то и поставлен, чтоб отравлять подчиненным жизнь.
Но доктор Бениньо – совсем иное дело. Он говорил с Годелотом как с равным, будто признавая его право на уважение без всяких достижений и особых причин. Он верил в способность провинциального подростка понять совершенно невероятные вещи и постичь немыслимые для того тайны. И разочарование этого человека уязвляло шотландца намного больнее любых плетей.
Подойдя к кабинету, Годелот уже собирался было опустить мешок на пол, но тут дверь щелкнула, выпуская пожилую горничную. Отступив в сторону, шотландец поклонился, но горничная, кивнув в ответ, спокойно пошла прочь по коридору, видимо решив, что солдат отправлен занести мешок в кабинет.
Несколько секунд шотландец колебался, а потом несмело вошел и осторожно положил свою ношу на стол. Наверняка ему следовало немедленно уйти… Но он так и не поблагодарил доктора за заступничество. Подождать его здесь? Или лучше скромно выйти и дождаться снаружи?
Все эти мысли еще бродили по кругу, когда взгляд подростка случайно упал на стол, где по-прежнему возвышалась кипа документов. Годелот прикусил губу и опасливо оглянулся. Он ничего не успел узнать в прошлый раз. Не рискнуть ли?..
Однако, словно в ответ на эти мысли, натертый пол в коридоре гулко отозвался на поступь врача, и шотландец вздрогнул, отшатываясь от стола.
Бениньо вошел в кабинет, захлопнул дверь и воззрился на шотландца холодно и выжидательно.
– Итак, друг мой, – начал он сухо, – после того как я взял на себя грешок перед вашим полковником, я жду от вас некоторой откровенности. Удовлетворите же мое любопытство: куда вас понесли черти именно сегодня, когда самовольная отлучка грозит вам наказанием? Вы взмылены, будто жеребец-трехлетка.
Годелот поклонился:
– Доктор Бениньо, прежде всего, благодарю вас. Вы…
– Не тратьте мое время на политесы, Мак-Рорк! – отрезал врач, и шотландец сжал зубы. Похоже, Бениньо рассердился не на шутку. Однако Годелот уже успел взять себя в руки:
– Доктор, все просто. У меня было свидание. Я несколько месяцев добивался этой девицы, ее отец не больно меня привечает. Она всего второй раз согласилась на встречу. Кто же знал, что так выйдет с Марцино? Если бы я просто не явился, она никогда больше бы мне не поверила. Вот и все, доктор. Простите.
Бениньо несколько секунд смотрел на шотландца, а потом неожиданно сварливо проворчал:
– Женщины… Сколько от этого племени печалей. Ладно, Мак-Рорк, ступайте.
В комнатушке Пеппо царил полумрак – закрытые ставни сохраняли остатки прохлады. Тонкие иглы предзакатных солнечных лучей, пробивавшиеся сквозь щелястое дерево, освещали стол, на котором виднелись чернильный прибор, несколько листов с бо`льшим или меньшим разнообразием клякс, а также еще несколько предметов. Сам оружейник задумчиво сидел на краю стола.
Последнее письмо Годелота дало нескончаемый запас пищи для размышлений, которые и породили ряд выводов.
За унесенной из Кампано ценностью охотятся минимум двое: кондотьер и доминиканский монах, на столе условно обозначенные кружкой и чернильницей. По словам Лотте, они союзники. Но ни один кондотьер не имеет такой власти, чтоб самочинно организовать атаку на провинциальное графство и не понести за это наказания…
Но у кондотьера есть свой наниматель – герцогиня Фонци. Пеппо осторожно коснулся пальцем подсвечника. Алонсо упоминал, что герцогиня, которой служит Годелот, а значит, и его командир, – женщина очень богатая. Вероятно, она не обделена и могуществом. Так не по ее ли наущению все эти вояки и церковники рвут жилы, разыскивая двоих мальчишек и их случайный трофей? Выходит, трофей этот нужен не монаху и не полковнику. Он нужен их хозяйке. А что же надо человеку, у которого есть власть и деньги, но нет сил, даже чтобы встать на ноги? Только одно – исцеление. Возможно, таинственная вещица обладает какой-то особой силой.
Пеппо задумчиво постучал пальцами по столу. Не в этом ли разгадка? Быть может, свиток, заключенный в ладанке, – это заклинание, рецепт какого-то лекарства или секрет колдовского обряда.
Оружейник поежился и торопливо сгреб кружку и подсвечник на край стола. У него под половицей лежит какая-то подозрительная чародейская гадость. Эта мысль не особо ободряла, и подростку снова отчаянно захотелось избавиться от таинственного свитка. Ей-богу, ну чего ему стоило заткнуться и не дерзить Винченцо в тот вечер? Глядишь, ничего бы и не случилось…
Тяжело вздохнув, Пеппо сел за стол и взялся за перо. Право, он мог бы два дня есть на те деньги, которые потратил на бумагу ради этого чертова письма. Стараясь не поддаваться волнению и не спешить, подросток добросовестно изложил Годелоту свои соображения и бросил перо на стол. Все это бесполезно. Они могут до бесконечности бегать к распятию и обратно, письма ничего не решат. Но он так и не придумал, где можно встретиться с другом, не ставя никого под угрозу. Выругавшись сквозь зубы, тетивщик запечатал письмо.