Эта мысль окончательно лишила Годелота сна. Замок был разгромлен дотла, вывернут наизнанку, как снятый чулок. И все же, выходит, Орсо не нашел того, что искал. Но не мог же незадачливый ученик пастора случайно подобрать какую-то неслыханно ценную вещь, которую проглядел сам полковник? Что же это такое? Ведь с пастора даже не сняли фамильных драгоценностей.
Шотландец вдруг приподнялся на койке, кривясь от боли в спине. Ладанка. Единственный предмет, действительно взятый им у пастора. Но она была прямо на теле, и Орсо наверняка отлично ее видел. Чушь какая-то.
Годелот снова лег, на сей раз твердо решив попытаться заснуть.
…Несмотря на беспокойную ночь и невеселые размышления, утро застало шотландца в великолепном расположении духа. Все невзгоды и превратности утратили свою грозную фатальность и уже казались вполне преодолимыми. Три недели заточения закончились, и Годелот пылал жаждой деятельности. Он особо тщательно одевался в то утро и в трапезную вышел при полном параде.
– Эй, Мак-Рорк! Никак по девкам собрался! – окликнул его у входа Карл, но Годелот только ухмыльнулся:
– Да уж не по церквям – так точно!
Сосредоточиться на утренней молитве не удалось, вкус еды тоже ускользнул от шотландца, но уже в восьмом часу Годелот почти бегом шагал к выходу. Где-то позади слышались команды Фарро, и шотландца охватило почти детское упоение оттого, что все эти понукания сейчас к нему касательства не имеют.
Распахнув дверь, он вдохнул теплое солоноватое дуновение бриза, донесшегося с лагуны и заплутавшего в лабиринте городских стен. Поправив вычищенную скьявону и одернув щегольский камзол, Годелот едва не расхохотался вслух над собственными павлиньими ужимками и сошел с высоких ступенек крыльца. Неширокая улочка уводила вперед, к площади, поблескивая залоснившимися старинными булыжниками. Меж кровель домов, стыдливо озелененных кромками мха по фундаменту, сияло ярко-голубое небо, еще не выбеленное полуденным зноем.
Уже поворачивая за угол, подросток обернулся – переулок был пуст. Однако несколько минут спустя, когда Годелот смешался с нарядной толпой, из-за того же угла вывернул неприметный человечек и неспешно зашагал следом за служивым…
…Первые полчаса шотландец пытался понять, следят ли за ним. Однако полковник едва ли послал бы в качестве шпиона неуклюжего дурака, и Годелот решил исходить из того, что за ним так или иначе кто-то идет. Мысль эта преисполнила шотландца слегка мстительного задора, и он прибавил шаг. Кто бы ни тащился по пятам, облегчать ему прогулку было ни к чему.
До одиннадцати часов легконогий подросток без устали носился по городу. Он то неспешно шагал по широким богатым улицам, глазея на роскошные фасады, лепнину, статуи и барельефы, то вдруг припускал почти бегом и, не замедляя ход, сворачивал в многолюдный переулок или нырял в лавку.
Конечно, противостоять соблазнам было немыслимо. Годелот вскоре разжился парой отличных перчаток и новой шляпой в тон к камзолу, купил письменные принадлежности, которых ему порядком не хватало за время заточения в особняке, и поклялся себе, что однажды придет время – и он обязательно разорится на часы.
Преследователей по-прежнему было не видать, а время встречи на церковной площади близилось, и вопрос о шпионе становился все более насущным. Годелот с видом притомившегося зеваки дошел до моста, вразвалочку пересек его и вскоре был в Каннареджо. Здесь, осененный внезапной идеей, он зашел в не особо оживленную тратторию и устало опустился на скамью. Неспешно потягивая холодное вино и являя собой воплощенную праздную беспечность, он украдкой следил за дверью и старался запомнить каждого входящего.
За полчаса вошли около семи человек, все больше затрапезно одетый люд самого простого сословия, и Годелот решил, что предполагаемый соглядатай уже должен был настичь его. Залпом опрокинув в глотку вино, подросток резко встал, хлопнул на стол монету и стремительно вышел.
Дойдя до фонарного столба, Годелот уронил перчатку и остановился, нагибаясь за ней и оглядываясь: вот он… По переулку несся полноватый человечек в серой весте, замызганном берете и с небольшим холщовым мешком на плече. Всего пять минут назад он уютно устраивался у стойки с кружкой в нескольких шагах от Годелота. Небось, и трети не отпил. Шотландец ухмыльнулся и быстро пошел вперед. Догоняй, приятель!
Словно играя в салки, он петлял по улочкам, переходил мосты, то снимал, то надевал шляпу, то лавировал среди праздношатающихся и бойких лоточников.
Изящные готические башенки Мадонны дель’Орто уже сияют белизной над ломаной чертой городских крыш, солнце поднялось в зенит, скоро раздастся удар колокола. Удалось ли оторваться от полковничьего пса? Годелот то и дело оборачивался, резко выглядывал из-за угла – нигде в толпе не мелькал неказистый берет, но кто знает, какие уловки в запасе у шпиона и не рассовано ли у него по карманам еще пять разных беретов?
Глубокий бронзовый гул раскатился над крышами: на колокольне зазвонили к полуденной мессе. Пора. Сделав еще один широкий круг по окрестным переулкам, Годелот приблизился к церковной площади. Обогнув угол последнего здания, он вышел на разогретые солнцем плиты и смешался с толпой прихожан, взволнованно ища глазами знакомую долговязую фигуру.
Вокруг клубились толпы гомонящих людей, разносчики лепешек и фруктов громко зазывали покупателей. Шотландец медленно вышагивал среди человеческого моря, скользя взглядом вдоль стен, – Пеппо нигде не было. Не стоит преждевременно тревожиться, тетивщик мог попросту не успеть к полудню. Нужно подождать…
Потоки прихожан влились в широкие двери церкви, и площадь опустела. Годелот осмотрелся: у стены сидел пожилой нищий, сосредоточенно копаясь в драной шапке в поисках затерявшейся монетки. Грузный монах дремал в тени возле кружки для пожертвований. Несколько торговцев перекладывали товар на лотках в ожидании конца мессы. Неподалеку мальчуган лет семи-восьми с перебинтованной рукой кормил голубей хлебными крошками. Птицы деловито сновали вокруг босых ног мальчика, переваливаясь на коротких лапках и переливчато курлыкая.
Подождать. Пеппо непременно придет… Но и стоять посреди площади опасно, нет уверенности, что из-за ближайшего угла на него не смотрит пара цепких глаз.
Еще раз оглядевшись, Годелот направился к молоденькой цветочнице и купил букет маргариток: теперь, вышагивая по плитам и нетерпеливо поглядывая по сторонам, он походил на ловеласа, поджидающего запоздавшую девицу. Он уже перебрал множество предположений, от самых банальных и до самых мрачных, когда мальчик, кормивший голубей, вдруг подошел и застенчиво заглянул ему в лицо снизу вверх:
– Господин военный, пожалуйте монетку, а?
Голос ребенка звучал просительно, черные глаза лукаво блестели. Годелот никогда не числился в скрягах, а сейчас ему и вовсе было не до препирательств. Он машинально вынул из кармана пару медяков. Малыш вытянул перебинтованную руку… и шотландец замер.
(Днем ранее)
Пеппо слегка встряхнул миску с влажным песком и разровнял его поверхность тупой стороной ножа. Алонсо встал коленями на табурет, оперся о стол и, затаив дыхание, смотрел, как длинный палец тетивщика рисует на песке букву «С». Затем Пеппо придвинул к себе чернильницу.
– А теперь смотри и скажи, похоже ли на бумаге выйдет, – сказал он, и Алонсо с готовностью склонился над листом, глядя, как перо медленно и осторожно выписывает тот же знак.
– Похоже, только верхняя закорючка петелькой получилась, – глубокомысленно сообщил слуга.
– Так. А сейчас?
– Сейчас ловчей, – одобрил малыш, – а букву эту как звать? Ой, эту я знаю, это «О». А это какая?
Пеппо лукаво улыбнулся уголками губ:
– Я сейчас целое слово напишу, а ты прочтешь.
Мальчик нахмурился, брови обиженно дрогнули:
– Чего ухмыляешься? «Прочтешь»! Я не умею!
А Пеппо уже обмакнул перо в чернильницу, и скверно заточенное острие зашуршало по желтоватой бумаге.
– Все ж ловко у тебя получается… – вздохнул слуга. – Это вот «А». «Л», «О»… это какая? А, это «Н», эта вон недавно была, «С», а это опять «О»… ой…
Малыш замер, глядя на лист, а Пеппо уже не скрывал улыбки:
– А целиком?
…С памятного воскресного вечера Пеппо и Алонсо связывали самые приятельские отношения. Мальчик уже не робел перед тетивщиком, все так же восторгался его хитроумием и независимостью и обожал провести в каморке Пеппо свободный часок за разговорами.
Одна из таких бесед и натолкнула тетивщика на мысль, что Алонсо может помочь ему научиться сноровистее обращаться с пером. Тот охотно согласился служить приятелю глазами и поразил Пеппо, за четыре дня незаметно освоив алфавит. Как увязывать отдельные буквы в слова, малыш пока понимал смутно, но Пеппо, втайне неистово гордившийся его успехами, не торопил своего неожиданного ученика.
– Ох и хитрая наука!.. – восхищенно протянул Алонсо, разглядывая собственное имя на листе.
– Ничего хитрого, я и сам недавно научился. – Пеппо задумчиво отирал пальцы от чернил. – Друг вот так же на песке мне буквы рисовал.
Алонсо помолчал, а потом спросил чуть тише:
– Это тот, которому я письмо в тратторию носил? А где он сейчас, Риччо?
Тетивщик вздохнул. Он никогда не рассказывал мальчику о Годелоте, но сейчас отчего-то не хотелось молчать. В нескольких скупых фразах он поведал Алонсо о случайной встрече с кирасиром, об их непростой дружбе, преследованиях неизвестного врага и, наконец, об исчезновении Годелота.
– Я опасный сосед, дружище, – мрачно заключил он, – и Лотте лучше держаться от меня подальше. Но мне бы хоть узнать, что он жив…
Алонсо некоторое время сосредоточенно сопел, а потом придвинулся к Пеппо ближе:
– Послушай, а вдруг он тоже так думает?
– Что? – переспросил тетивщик, будто просыпаясь, а маленький слуга зачастил:
– Ну, сам погляди… то есть того, подумай. Лотте ведь тоже может считать, что тебе лучше с ним не знаться. Опасно… Может, он и к церкви приходит, а к тебе подойти боится. Поглядит издали, что ты жив-здоров, и восвояси. Риччо, надо по-другому сделать! Давай я в воскресенье с тобой к Мадонне дель’Орто пойду да с ним и потолкую!