. Пахомий, по-видимому, принимал участие в работе над сводом 1477 г. в целом, причем вносил в него элементы, имевшие антиордынскую направленность[517]. Очевидно, в рассказ о событиях 1239 г. он вставил дополнение об избиении посольства, основываясь на тексте Жития, с целью подчеркнуть непримиримость Михаила к завоевателям. Таким образом, летописное сообщение об убийстве послов самостоятельного характера не носит; вопрос стоит только о происхождении известия Жития.
Существует точка зрения, что Распространенная редакция о. Андрея (далее — РА) предшествовала более краткому варианту этой редакции (далее — А)[518]. Если она верна, то нельзя исключать, что известие об убийстве послов было в первоначальном тексте Жития, так как редакции А и РА обнаруживают следы большей древности, чем другая редакция — Ростовская[519]. Однако, судя по рассказу о монгольском нашествии, текст РА вторичен по отношению к А.
В начале обеих редакций сказано о «нахожении татар» в 6746 (1238) г., т. е. о нашествии Батыя. В последующем избыточном тексте РА следует возвращение на 15 лет назад, к битве Мстислава Киевского с монголами на Калке 1223 г. После этого, для возвращения к теме Батыева похода, пришлось повторить начальную фразу: «…бысть нахожение поганых тотаръ на земьлю роусьскоую». Вставной характер этого текста достаточно очевиден.
Таким образом, указание на убийство Михаилом монгольских послов появилось в редакции Жития, не являющейся первоначальной, и к архетипному тексту оно не относится. Достоверность этого известия вызывает сомнения. Во-первых, неточно указание, что послы приходили от Батыя — в действительности их направил Менгу. Главное же, что неясно, почему об этом факте не сообщил галицкий летописец: к Михаилу он относился в целом враждебно (как к противнику своего князя — Даниила) и причин скрывать его неблаговидное действие (каким являлось во все века убийство послов) не имел. Можно предположить, что вставку сообщения об убийстве Михаилом татарских послов составитель РА сделал под влиянием источника, из которого взял сообщение о битве на Калке: именно перед ней были перебиты послы монголов. Сообщается об этом в Повести о Калкском сражении Новгородской I летописи старшего извода[520], с текстом которой РА сближает определение татар как «языка незнаемого»[521] (в других летописных рассказах о событиях 1223 г. такого определения нет). Приписывание Михаилу избиения посольства должно было способствовать созданию образа непримиримого борца с врагами Руси. Итак, считать убийство Михаилом послов реальным фактом оснований нет.
Причиной общего порядка, способной вызвать у Батыя враждебность к Михаилу, могли быть его «западные» связи. В 1243 г. сын Михаила Ростислав женился на дочери венгерского короля Белы IV. Михаил после этого ездил в Венгрию, но вскоре вернулся, поскольку встретил холодный прием. Летом 1245 г. Ростислав с помощью венгерских войск пытался захватить Галич, но был разбит Даниилом Романовичем[522]. В том же 1245 г., в июне, на церковном соборе в Лионе (резиденции папы Иннокентия IV) перед католическими иерархами выступил с информацией о монголах «архиепископ Руси» Петр[523]: скорее всего, это был игумен Петр Акерович, направленный Михаилом Всеволодичем[524]. Таким образом, Михаил имел тесные, в том числе родственные, связи с венгерским королем, разгромленным Батыем в 1241–1242 гг., но сохранившим независимость; он, вероятно, вступил и в контакты с папским престолом, носившие антимонгольскую окраску[525]. Сведения обо всем этом у Батыя, скорее всего, должны были быть.
Что можно сказать о вероятности причастности к случившемуся с Михаилом других русских князей?
Недавно был предложен новый вариант перевода сообщения Плано Карпини об убийстве Михаила, значительно изменяющий трактовку событий.
Если новая версия верна, непосредственным исполнителем был человек Ярослава Всеволодича, действовавший, впрочем, против своей воли[526]. Однако трактовка satellitem как приближенного именно Ярослава ничем не подкреплена. Ярослав упоминается (и то не сам, а сын его) много выше, далее речь идет о Михаиле, а затем — о действиях Батыя; по смыслу текста, речь должна идти о приближенном именно хана. Перевод «contra cor» как «вопреки [своему] желанию» (в таком замечании можно усмотреть намек на то, что «сателлит» был русским) был бы возможен, если бы в других текстах не существовало указаний на удары именно в область сердца. Согласно Житию Михаила, его «почаша бити руками по сердцю»[527]. В «Истории тартар» де Бридиа говорится, что Михаила били ad precordia (перевод С. В. Аксенова и А. Г. Юрченко — «в грудь», дословно же — «около сердца»[528]). Учитывая, что последний памятник текстуально близок к сочинению Плано Карпини, представляется невероятным, чтобы в описании способа убийства в одном из этих двух источников термин cor употреблялся в прямом значении, а в другом — в переносном. Поэтому верным следует считать традиционный перевод.
В русских источниках называется имя убийцы Михаила — Доман; галицкий летописец называет его «путивлец»[529]. Доман совершил заключительный акт расправы, отрезав князю голову; в Галицкой летописи он назван «беззаконным» и «нечестивым», а Житие прямо говорит о его отступлении от христианства в язычество. Не исключено, что Доман и есть «сателлит» Батыя, определенный так потому, что после своего отступничества стал служить непосредственно хану. Возможно также, что Доман — только один из исполнителей расправы, возглавляемой «сателлитом» Батыя. Определение «путивлец» может навести на размышления о близости к кому-то из князей Черниговщины, но, во-первых, выходец из Путивля мог оказаться на службе и у князя из другой земли; во-вторых, вряд ли человек, отступивший от христианства, смог бы продолжать служить русскому князю. Таким образом, сведения о непосредственных исполнителях убийства не вносят ясность в вопрос о причастности к нему русских князей.
Кому из них могло быть необходимо устранение Михаила и кто имел реальные возможности повлиять на решение Батыя?
Ярослав Всеволодич до Батыева нашествия соперничал с Михаилом за Киев: в 1236–1238 гг. он княжил там, но когда после гибели брата Юрия в бою с монголами ушел на владимирский стол, Михаил захватил Киев[530]. Зимой 1239–1240 гг. Ярослав ходил походом на Юг Руси, вынудив Михаила бежать из Киева, и возвел на киевский стол князя из смоленской ветви Ростислава Мстиславича[531]. В 1241 г. Михаил, вернувшийся из Польши, куда он бежал от монголов, жил некоторое время под Киевом[532]. В 1243 г. Ярослав получил киевское княжение от Батыя[533]. В 1246 г. последний направил Ярослава в Каракорум, ко двору великого хана Гуюка, для утверждения[534]. В этой ситуации вряд ли можно было ожидать от Батыя пересмотра своего решения и передачи Киева Михаилу. Кроме того, согласно галицкому летописцу, Михаил ехал к Батыю «прося волости своее у него»[535]. Летописец Даниила Галицкого, враждовавшего с Михаилом и также претендовавшего накануне Батыева нашествия на киевское княжение, не мог назвать «волостью» Михаила Киев — речь явно шла только о его отчинном столе, Чернигове, о ханской санкции на черниговское княжение. Таким образом, реальной угрозы интересам Ярослава визит Михаила в Орду не нес. Не было у владимирского князя и физической возможности влиять на события, поскольку во время пребывания Михаила у Батыя он находился в Монголии (где умер 30 сентября 1246 г., через десять дней после расправы над его старым врагом)[536]. Можно допустить только передачу Ярославом Батыю негативной информации о Михаиле до отъезда в Каракорум, т. е. за несколько месяцев до визита черниговского князя к хану[537].
Даниил Романович с середины 1230-х гг. боролся с Михаилом и его сыном Ростиславом за галицкий стол; летом 1245 г. он отбил наступление на Галич Ростислава Михайловича, а зимой 1245–1246 гг., приехав к Батыю, получил от него санкцию на Галицкое княжение[538]. Трудно было ожидать, что Батый спустя несколько месяцев передаст Галич Михаилу. Налаживание Даниилом связей с Западом на антимонгольской почве, имевшее место в 1246 г.[539], скорее должно было толкать его к соглашению с Михаилом, ранее вступившим в такие контакты, чем к интригам против него в Орде. Вести последние в момент визита Михаила к Батыю Даниил, как и Ярослав, не мог физически, так как находился в своей земле. Остается, как и в случае с Ярославом, только допускать, что он мог настроить Батыя против Михаила во время своего визита в Орду в конце 1245 г., задолго до приезда туда черниговского князя.