Большие основания и возможности интриговать против Михаила в сентябре 1246 г. имели другие князья черниговского дома. На Черниговщине Михаил не должен был пользоваться большой популярностью. С конца 1220-х гг. он непрерывно вел изнурительную борьбу за столы вне Черниговской земли: сначала Новгород, затем Киев и Галич. В 1239 г. Михаил, княжа в Киеве, не оказал помощи подвергшемуся нападению монголов Чернигову[540]. В 1241 г. он вернулся из венгерского бегства не в Чернигов, а в Киев, затем перешел в Чернигов, вновь уехал из него — в Венгрию к сыну, потом опять вернулся[541]. Положение Михаила в Чернигове вряд ли было прочным; другие князья черниговской ветви могли с большим основанием считать его виновником ослабления их земли и стремиться лишить черниговского стола. Известно, что в период, близкий ко времени пребывания Михаила в Орде, там побывали и другие князья черниговского дома. Плано Карпини пишет, что за время нахождения в Орде францисканцев (неясно, которого — по дороге в Каракорум весной 1246 г. или на обратном пути весной 1247 г.) «князь Чернигова» (надо полагать, «Чернигов» здесь — обозначение принадлежности к черниговскому княжескому дому) Андрей «был обвинен перед Бату в том, что уводил лошадей татар из земли и продавал их в другое место; и хотя этого не было доказано, он все-таки был убит», после чего в Орду приехал младший брат этого князя[542]. Недоказанное обвинение в угоне коней очень похоже на донос князя-соседа. Вполне вероятно, что еще кто-то из князей Черниговской земли мог пребывать в Орде одновременно с Михаилом или незадолго до него и иметь возможность интриговать против старшего из князей черниговской ветви.
Итак, есть основания полагать, что убийство Михаила Всеволодича было вызвано политическими причинами. Батый, очевидно, изначально настороженно относился к черниговскому князю из-за его западных, в первую очередь венгерских, связей (которые могли быть загодя подчеркнуты побывавшими в Орде ранее Даниилом Романовичем или / и Ярославом Всеволодичем). Во время поездки Михаила имели причины и, вероятно, реальные возможности действовать против его интересов другие князья черниговского дома. Скорее всего, твердого намерения убить Михаила у Батыя первоначально не было, иначе можно было бы решить дело ханским судом (как с Андреем Мстиславичем или позже, в 1318 г., с Михаилом Ярославичем Тверским), а не прибегать к столь сложному и ненадежному (ведь князь мог и подчиниться требованию поклониться идолу Чингисхана) способу. Хан решил произвести «тест на лояльность» — потребовал от Михаила исполнить обряд поклонения «по жесткому варианту». Но князь, рассчитывавший избежать, как это случилось с Даниилом Галицким, неприемлемого для христианина деяния, попытался аргументированно уклониться от поклонения идолу. На фоне уже существовавшего у Батыя негативного отношения к Михаилу этот отказ был воспринят как подтверждение его «политической неблагонадежности». Требование поклониться идолу Чингисхана было предъявлено повторно, теперь под угрозой смерти. В этих обстоятельствах Михаил (видимо, понявший, что оценка им ситуации была неверна и приемлемого выхода нет) предпочел стоять на своем до конца.
Об обстоятельствах гибели великого князя Ярослава Всеволодича[543]
30 сентября 1246 г. близ столицы Монгольской империи Каракорума скончался великий князь владимирский и князь киевский Ярослав Всеволодич, отец Александра Невского. О причинах смерти 56-летнего князя сообщает в своей «Истории монголов» посол римского папы Иннокентия IV Иоанн де Плано Карпини, общавшийся с Ярославом и его людьми в ставке великого хана Гуюка, а также русские летописи.
Согласно Плано Карпини, Ярослав был отравлен матерью великого хана Туракиной: «В то же время умер Ярослав, бывший великим князем в некоей части Руссии, которая называется Суздаль[544]. Он только что был приглашен к матери императора, которая, как бы в знак почета, дала ему есть и пить из собственной руки; и он вернулся в свое помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и все тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землею. И доказательством этому служит то, что мать императора, без ведома бывших там его людей, поспешно отправила гонца в Руссию к его сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену»[545]. Таким образом, утверждается, что Ярослав был отравлен, а причиной убийства называется желание монгольских правителей «свободнее и окончательнее завладеть его землею» («ut suam terram libere et plenarie possiderent»).
В Галицко-Волынской летописи, составленной современниками событий, говорится, что «татары» «Ярослава, великого князя Суждальского, и зелиемъ умориша»[546]. Некоторые подробности уточняет сообщение Жития Александра Невского в редакциях XV в. — Софийской первой летописи и т. н. «Особой»[547]. Согласно ему, Ярослав «самъ себе не пощаде, и иде в Орду, въ великую пагубную землю татарьскую, и много пострада за землю вотчины своя, обаженъ бо бысть Феодоромъ Яруновичемъ царю. И многы дни претерпѣвъ, и тое же осени месяца семтября въ 30 день преставися велики князь Ярославъ Всеволодичь в Ордѣ нужною смертью»[548]. «Нужная» (насильственная) смерть князя оказывается каким-то образом связана с тем, что Ярослав был «обажен» (оклеветан[549]) перед «царем» (т. е. великим ханом Гуюком[550]) неким русским по имени Федор Ярунович[551].
И сообщение францисканской миссии, и приведенные два летописных известия согласны в том, что смерть Ярослава была насильственной[552]. Но при этом обе развернутые трактовки обстоятельств его кончины — и Плано Карпини, и Жития Александра Невского — оставляют вопросы.
Федор Ярунович не упоминается ни в одном другом источнике. Исследователями предлагались разные версии относительно его статуса. Одни (С. М. Соловьев, А. Е. Пресняков) считали, что Федор Ярунович мог быть боярином кого-то из князей — родственников и вероятных противников Ярослава (по С. М. Соловьеву — его племянников-Константиновичей, по А. Е. Преснякову — брата Святослава Всеволодича)[553]. Другие авторы допускали, что Федор был боярином самого Ярослава, предавшим своего князя[554]. В. Т. Пашуто даже предположил, что Федор Ярунович тождественен «воину Ярослава» по имени Темер, о котором Плано Карпини пишет, что он выступил в качестве переводчика францисканской миссии в переговорах с Гуюком[555]: Темер-Федор якобы выдал хану содержание переговоров Ярослава с францисканцами[556]. Основания для такой трактовки отсутствуют, поскольку Темер — имя тюркское (его носитель происходил, вероятно, либо из половцев, либо из «черных клобуков»), а у Федора Яруновича имя и отчество русские[557]. Тезис о его службе у Ярослава вызывает сомнения при учете биографии воеводы Яруна, в котором есть все основания видеть отца Федора[558]. Впервые Ярун упомянут в рассказе о междоусобной войне 1216 г., закончившейся Липицкой битвой: он является воеводой новгородского на тот момент князя Мстислава Мстиславича и успешно действует в верховьях Волги против войск его противника — Ярослава Всеволодича (в то время князя Переяславля-Залесского), претендовавшего на новгородский стол[559]. Затем, в 1219 г., Ярун выступает как тысяцкий в Перемышле во время галицкого княжения Мстислава Мстиславича[560]. Наконец, в третий и последний раз он упомянут в рассказе Новгородской первой летописи о битве с монголами на р. Калке в 1223 г.: Мстислав Мстиславич поставил Яруна во главе авангарда, включавшего половцев, и в результате атаки монголов «побегоша не успѣвше ничтоже половци назадъ, и потъпташа бежаще станы русскыхъ князь»[561]. Таким образом, отец Федора Яруновича служил Мстиславу Мстиславичу, с которым у Ярослава Всеволодича отношения были непростыми, и Яруну довелось вести военные действия против Ярослава. Это, конечно, не исключает, что его сын мог служить Ярославу, но позволяет оценить вероятность такого поворота его биографии как невысокую. Вместе с тем, если полагать, что Федор Ярунович служил иному князю, неясно, что он делал в ставке великого хана: о визитах туда русских бояр без князей сведений нет, а Ярослав был единственным русским князем, пребывавшим в 1246 г. в столице Монгольской империи. Между тем, Федор не просто находился там, но занимал положение, при котором информация от него могла доходить до самого великого хана.
Что касается рассказа Плано Карпини, то формулировка «свободнее и окончательнее завладеть его землею» кажется расплывчатой и неясной. Монголы уже завоевали Русь, уже владеют землей Ярослава, — какое еще нужно «овладение»? С. М. Соловьев имел основания написать, что «догадка Плано Карпини о причине отравления Ярослава невероятна, ибо смерть одного Ярослава не переменяла дел на севере, следовательно, не могла быть полезна для татар, которым надобно было истребить всех князей, для того чтобы свободно владеть Россией»