«Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв. — страница 43 из 66

влияние в этом регионе в конце 60-х гг., в рамках конфликта с Тверью и союзной ей Литвой. В 1368 г. (до первого похода Ольгерда на Москву) двоюродный брат Дмитрия Ивановича Московского Владимир Андреевич Серпуховский «ходилъ ратию да взялъ Ржеву, а Литву отъпустилъ изъ города»[950].

Размеры занятой москвичами территории вырисовываются из письма Ольгерда Константинопольскому патриарху 1371 г., где перечислены захваченные москвичами административные центры, в том числе, главным образом, Ржевского княжества[951]. Этот перечень свидетельствует, что была занята вся тянувшая к Ржеве территория, а также центры двух соседних с Ржевским крошечных княжеств Смоленской земли — Фоминского и Березуйского.

Они располагались к юго-востоку от Ржевы, на р. Вазузе, т. е. на пути в Ржеву из московских пределов, и управлялись представителями одной из ветвей смоленского княжеского дома[952]. Фоминские и березуйские князья в конце XIV в. упоминаются как служащие Москве: в 1370 г. князь Василий Иванович Березуйский погиб при обороне Волока от войск Ольгерда; Иван Толбуга, племянник фоминского князя Федора Красного, пал на Куликовом поле (упоминается уже без княжеского титула)[953]. Однако отчинные владения Фоминских и березуйских князей какое-то время, видимо, сохраняли права формально самостоятельных княжеств. В договоре 1449 г. Василия II с Казимиром IV, королем польским и великим князем литовским, говорится: «А Федора Блудова, а Олексанъдрова Борысова сына Хлепенъского, и князя Романова Фоминского, и их братьи, и братаничов отчыны, земли и воды, все мое, великого князя Васильево. Тако же Юрьева доля Ромеиковича и княжа Федорова места Святославичъ вся за мною, за великимъ княземъ за Васильемъ»[954]. Хлепень — городок на р. Вазузе рядом с Фоминым и Березуем, поэтому Александра Борисовича следует считать, как и Романа Фоминского, одним из представителей фоминско-березуйского княжеского дома[955]. Указание в договоре на принадлежность отчин этих князей, а также их братьев и «братаничей»[956] Василию II, говорит в пользу относительно недавнего (во всяком случае, при Василии II) непосредственного присоединения их к Москве. Вероятно, до этого часть местных князей, служа князьям московским, сохраняла права на свои владения. По-видимому, Фоминское и Березуйское княжества были захвачены Литвой в конце 50-х гг. вместе со Ржевой. Местные князья ушли после этого на московскую службу, а когда в конце 50-х гг. москвичи отняли территории их бывших владений у Литвы, Дмитрий Иванович вернул их представителям фоминско-березуйского дома.

Что касается территории Ржевского княжества, то она в 1368 г. перешла под непосредственную власть Москвы. В московско-литовском договоре 1372 г. содержится указание на московских наместников в Ржеве; по обоснованному мнению В. А. Кучкина, более ранний (1371 г.) договор предусматривал возвращение Ржевы Литве (в обмен на брак дочери Ольгерда с Владимиром Андреевичем); к лету 1372 г. это не было исполнено, но вскоре после договора июля 1372 г. Ржева вновь стала литовской[957].

В 1376 г. Владимир Андреевич три недели осаждал Ржеву, но безуспешно[958]. Однако в 1386 г. Ржева вновь выступает как московское владение: в походе Дмитрия Донского на Новгород зимой 1386/1387 гг. участвует «ржевская рать»[959]. Возвращение Ржевы под московскую власть следует связывать, как показал В. А. Кучкин, с соглашением между Дмитрием и занимавшим в 1381 — первой половине 1382 гг. литовский престол Кейстутом[960].

В начале 1390 г. Василий I передал Ржеву своему двоюродному дяде Владимиру Андреевичу[961].

Однако вскоре Ржева оказалась под властью соседнего с ней Тверского княжества. В завещании тверского князя Михаила Александровича (1399 г.), донесенном в летописном пересказе, говорится о передаче Ржевы сыну Ивану и его детям Александру и Ивану[962]. По мнению В. А. Кучкина, Ржеву Василий I отдал Михаилу Тверскому при заключении с ним договора в том же 1399 г., в обмен на отход от союза с Литвой[963]. А. Г. Тюльпин склонился к датировке 1393–1395 гг., основываясь на предположении об использовании летописцем более раннего завещания, составленного до 1395 г.[964] Это предположение исходит из упоминания в летописном пересказе сына Михаила Александровича Бориса, умершего 19 июля 1395 г. Однако его имя в числе наследников, которым передавались Кашин и Кснятин («а Василью и Борисоу и его сыну Иваноу Кашинъ, Кснятин»), могло быть вставлено составителем свода конца 10-х гг. XV в. (в летописях, восходящих к которому, передан текст духовной), знавшим, что Борис княжил в Кашине при жизни отца. Более вероятным остается предположение о передаче Ржевы Тверскому княжеству по договору 1399 г.

Во всяком случае, под тверской властью Ржева находилась недолго: в договоре Василия I с Владимиром Андреевичем Серпуховским первой половины 1404 г. она вновь фигурирует как московское владение, причем Василий I не возвратил Ржеву Владимиру Андреевичу, а включил в число собственных земель[965]. В Никоновской летописи имеется уникальное известие о заключении в 1401 г. тройственного договора Москвы, Твери и Литвы[966]. В Тверском сборнике под 1404 г. упоминается, что Василий I «рядъ имѣа со отцемъ своимъ Витовтомъ», по которому Москва обязывалась не вмешиваться в смоленские дела[967]. «Отцом» Василий I называет Витовта в своем договоре с ним, предположительно датируемым 1407 г.[968]; позже, в своих духовных грамотах начала 20-х гг., московский князь именует литовского «братом и тестем»[969]. Если действительно в 1401 г. имел место договор между Москвой, Тверью и Литвой, то можно полагать, что в обмен на нейтралитет в «смоленском вопросе» (который Василий I соблюдал в последующие годы) Витовт содействовал возвращению Ржевы под московскую власть.

Однако «ржевская эпопея» на этом не завершилась. В 1446 г. Василий II отдал Ржеву Борису Александровичу Тверскому, поддержавшему его в борьбе за возвращение на престол против Дмитрия Шемяки. В 1448 г. Ржева перешла под литовскую власть, в 1449 г. на короткое время возвращалась в состав тверских владений и, наконец, по договору Василия II с Казимиром IV от 31 августа 1449 г. была закреплена за Москвой (за исключением волости Осуги, отошедшей к Литве)[970].

§ 3. Медынь

В духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г. имеется пункт: «А что вытягал боярин мои Федоръ Аньдрѣевич на обчем рѣтѣ Товъ и Медынь оу смолнян, а то сыну же моему князю Аньдрѣю»[971]. М. К. Любавский связывал присоединение Това и Медыни с договором Москвы с Литвой и союзным ей Смоленском 1372 г.[972] Но в тогдашнем конфликте Москва не имела перевеса (более того, активной стороной, как и в предыдущие годы, выступал Ольгерд и его союзники), и у смольнян не было причин идти на территориальные уступки. По мнению В. А. Кучкина, Федор Андреевич «вытягал» Тов и Медынь на «обчем рете» со смольнянами в 1368 г., когда москвичи захватили у Литвы и ее союзника Ивана Новосильского ряд территорий, а смоленский князь был союзником Дмитрия Московского[973]. Однако, во-первых, в этом случае Медынь наверняка была бы названа в перечне городов, захваченных у Литвы и ее союзников, который привел Ольгерд в своем письме Константинопольскому патриарху 1371 г.[974] Во-вторых, Медынь не могла принадлежать Литве, так как лежала у восточных пределов еще сохранявшей независимость Смоленской земли, и вряд ли принадлежала Ивану Новосильскому, поскольку владения новосильских князей находились значительно юго-восточнее, между ними и Медынью располагались территории Тарусского и Козельского княжеств; территориальное расположение Медыни склоняет скорее к признанию ее принадлежности Вяземскому княжеству — самому восточному в Смоленской земле. Наконец, неясным остается вопрос о Тове. Этот топоним назван перед Медынью. Если речь идет об одном комплексе земель, то надо полагать, что первым названа более значительная или, по меньшей мере, равная по значению территориальная единица. Между тем, никакой Тов в данном регионе ни в предшествующее, ни в последующее время не известен.

В. Н. Дебольский отметил, что «в Вологодском крае была какая-то волость Тов… но можно ли думать, что эта волость и подразумевается именно в завещании Дмитрия Донского — неизвестно»[975]. Сомнение правомерное, если понимать указанное место духовной Дмитрия Донского как говорящее о присоединении двух территориальных единиц в результате одного «рета» (т. е. спора[976]) со смольнянами, — вологодский Тов Смоленскому княжеству принадлежать не мог. Однако такое понимание текста совсем необязательно. Положение духовной грамоты правомерно истолковывать совсем иным образом: «А что вытягал боярин м