[1341], используемого для характеристики Пахомием татарских правителей[1342].
Слово избрано от святых писаний, еже на латыню (под 6945–1437 г.). «Слово избрано от святых писаний, еже на латыню», произведение, написанное в начале 60-х гг. XV в., посвященное Флорентийскому собору 1439 г. и попытке введения митрополитом Исидором на Руси унии с католической церковью, в МС представлено своей краткой редакцией[1343]. Мнение о Пахомии как авторе «Слова», в свое время выдвинутое А. С. Павловым[1344], было недавно поддержано Б. М. Клоссом, обратившим внимание на сходство лексики «Слова» и произведений Пахомия[1345]. Соответственно, допустимо и предположение об авторстве Пахомия в отношении краткой редакции памятника.
Слово на перенесение мощей митрополита Петра (под 6980–1472 г.). В МС содержится особая редакция «Слова на перенесение мощей митрополита Петра» (происшедшее 1 июля 1472 г.), произведения, надежно атрибутируемого Пахомию[1346]. Наряду с сокращениями текста, эта редакция содержит и дополнения: добавлен перечень участвовавших в церемонии епископов, подробнее выглядят сообщения о раздаче великим князем милостыни и об устройстве им пира[1347]. Вполне вероятно, что данный вариант «Слова» создан самим Пахомием.
Таким образом, МС включает шесть произведений, которые могут быть атрибутированы Пахомию. Пять из них содержат общую черту, которую можно определить как «антиордынскую тенденцию». В заголовок Жития Михаила Черниговского в сравнении с текстом СI добавлено определение Батыя как «окаянного»; далее Пахомием внесены слова, что он шел «на все православное христианство» и пленил «все православие», что Михаил, узнав о «прельщении» Батыем многих приходивших к нему, «разгорѣся духом»; напротив, опущено указание, что Михаил приехал «поклониться» Батыю (т. е. усилен мотив изначальной заряженности князя на конфликт). В заключении появилась фраза, призывающая мучеников молиться «съхранити отечьство ваше, православные князи и всех под властью их от всѣх зол, находящих на ны» (главным злом, угрожавшим Московскому великому княжеству в 70-е гг., был хан Большей Орды Ахмат). «Повесть о убиении Батыя» и «Повесть о Темир-Аксаке» объединены общей идеей: при условии крепости веры можно нанести поражение и непобедимому татарскому «царю». «Слово избрано от святых писаний, еже на латыню» содержит титулование Василия II «царем», что ставило московского великого князя на один уровень с царем ордынским — ханом Большей Орды. Наконец, в «Слове на перенесение мощей митрополита Петра» Тохтамыш, разоривший Москву в 1382 г., именуется (впервые среди дошедших до нас памятников литературы) «злочестивым».
Примечательно, что проявления «антиордынской тенденции» в МС не ограничиваются названными произведениями. А. Н. Насонов подметил, что в МС опущены некоторые имевшиеся в его источниках места, указывающие на зависимость от Орды: о службе Глеба Ростовского татарам, о татарской политике возбуждения вражды между русскими князьями (в тексте «Повести о Михаиле Тверском»), о «царевых ярлыках», зачитанных на княжеском съезде в Переяславле в 1303 г., о посажении Василия II на великокняжеский стол послом Мансырь-Уланом в 1432 г.[1348] Кроме того, под 1252 г. было опущено известие, что Александр Невский получил в Орде «старейшинство во всей братьи его», а под 1262 г. — о посылке (после восстания горожан Северо-Восточной Руси против сборщиков дани) татарских войск «попленити християны» и принуждении их «с собой воинствовати»[1349]; в «Повести о нашествии Тохтамыша» определения «мятежници и крамолници» оказались перенесены со «ставших суймом» горожан на тех, кто хотел бежать из города в преддверие осады[1350], а слова, мотивировавшие отъезд Дмитрия Донского из Москвы в Кострому нежеланием противостоять «самому царю» («не хотя стати противу самого царя»), были опущены[1351]. В рассказ о взятии Киева в 1240 г. к содержащемуся в СI одному определению Батыя как «безбожного» (кстати, это единственный случай применения отрицательного эпитета по отношению к основателю Орды в русской литературе до МС) добавлено еще одно аналогичное именование хана (напомню, что эпитет «безбожный» характерен для творчества Пахомия)[1352]. Наконец, впервые за всю историю московско-ордынских отношений прилагаются отрицательные эпитеты к современному, ныне находящемуся у власти «царю»: Ахмат в рассказе о его походе на Москву 1472 г. именуется «злочестивым»[1353]; последний эпитет совпадает с применяемым Пахомием к Батыю в «Повести о убиении Батыя» и к Тохтамышу в «Слове на перенесение мощей митрополита Петра»[1354].
Итак, в МС видим: 1) большое количество произведений, атрибутируемых Пахомию Сербу; 2) наличие в этих произведениях тенденции, проявляющейся также в пропусках, правке или дополнениях в других местах летописного текста, причем дополнениям свойственна лексика, характерная для Пахомия. Объяснение этому может быть одно — активное участие Пахомия в летописной работе. Очевидно, и «Повесть о убиении Батыя», и особые редакции Жития Михаила Черниговского, «Повести о Темир-Аксаке», «Слова на латыню» и «Слова на перенесение мощей митрополита Петра» создавались Пахомием специально для включения в летопись. Им же была произведена редакционная обработка рассказа о поездке митрополита Алексея в Орду с использованием своего ранее написанного Жития Алексея и правка ряда фрагментов летописного текста, имеющая антиордынскую направленность.
Содержащиеся в МС тексты Жития Михаила Черниговского, «Повести о убиении Батыя» и «Повести о Темир-Аксаке» в сокращенном виде присутствуют и в Ермолинской летописи[1355], имеющей с МС общий протограф. Следовательно, работа Пахомия над летописью относится именно к составлению этого протографа. Исследователи, начиная с А. Н. Насонова, установившего факт существования данного свода, датировали его появление по-разному: в пределах 60–70-х гг. XV в.[1356] Вероятнее всего, протограф МС и Ермолинской должен быть отождествлен с т. н. великокняжеским сводом 1477 г., от которого, как до сих пор считалось, дошел только отрывок за 1417–1477 гг. в составе т. н. «Летописца от 72-х язык». МС донес текст этого свода полностью, с добавлениями, сделанными в 1479 г. Приблизительно в одно время с МС был составлен краткий вариант текста свода 1477 г. за период до 1417–1418 гг. (т. е. той его части, которая основана на СI). Он сохранился в Ермолинской летописи в соединении с текстом за последующие годы, взятым из другого источника, и «Летописце от 72-х язык», где к нему был присоединен текст полного варианта свода 1477 г. за 1417–1477 гг.[1357] Следовательно, участие Пахомия в летописной работе относится, главным образом, к 1477 г.[1358]
Датировка труда Пахомия над летописным сводом 1477 годом позволяет объяснить прослеживаемую в его работе «антиордынскую тенденцию». После неудачного похода на Москву хана Большей Орды Ахмата в 1472 г. московские правящие круги пришли к решению о фактическом прекращении отношений зависимости. Была остановлена выплата дани и начаты переговоры о союзе с крымским ханом Менгли-Гиреем, врагом Ахмата[1359]. В 1473–1476 гг., несмотря на фактическое невыполнение вассальных обязательств, Иван III стремился не обострять отношений с Ахматом: происходил обмен посольствами с Большей Ордой. Но когда пошел (в 1476 г.) уже пятый год неуплаты «выхода», в Москву приехал посол хана, «зовя великого князя ко царю въ Орду»[1360]. Иван III не подчинился этому требованию, и новый военный конфликт стал неизбежен[1361]. Ахмат не выступил в поход до 1480 г., когда договорился о совместных действиях с Литвой. Но в Москве после отъезда ханского посла 6 сентября 1476 г.[1362] о предстоящей отсрочке, естественно, не знали и должны были ожидать похода Ахмата в ближайшее удобное для него время. По аналогии с 1472 г. и предшествующими татарскими походами, таким временем было лето[1363]. Следовательно, летом 1477 г. в Москве ждали выступления Большей Орды. И как раз в это время составлялся свод 1477 г.: последнее его известие датируется 31 мая этого года[1364]. Понятно поэтому, что одной из главных задач свода 1477 г. было обоснование возможности отражения нашествия ордынского «царя» и подрыв традиционного представления о легитимности ханского суверенитета над Русью[1365].
В 70-е гг. в московских правящих кругах существовали две группировки: одна стояла за неподчинение Орде, другая — за продолжение признания хана сюзереном[1366]. Свод 1477 г. был явно связан с деятельностью «антиордынской» группировки. Пахомию Сербу, таким образом, принадлежала видная роль в создании идеологического обоснования необходимости и возможности непокорения Орде. Что касается общего определения его места в русской литературе XV столетия, то к традиционному обозначению Пахомия — агиограф — следует добавить второе — летописец.