оситься к своей собственности и к своему бизнесу. В России назрела необходимость принять давно действующие на Западе законы о страховании профессиональной ответственности. Как только это произойдет, страховщик превратится в бизнес-партнера каждого, кто производит ту или иную продукцию или оказывает услуги.
Процесс интеграции страхового и банковского бизнеса во все сферы жизни общества неизбежно будет углубляться. Сегодня, например, мы воспринимаем банки как институт, который дает деньги в кредит и берет деньги на хранение. Между тем во всем мире банки давно превратились в необходимый атрибут повседневной жизни, через них в автоматическом режиме осуществляются 90 % платежей. То же самое произойдет и у нас, но, может быть, не так быстро, как хотелось бы. Дело в том, что в РФ трудно выстраивается законодательная база — мы хотим сделать ее на российский манер, хотя все необходимые законы уже давно написаны и апробированы в Европейском союзе. Мне в этом плане нравятся страны Балтии — они очень быстро движутся вперед, потому что ничего своего не придумывали, а взяли европейское законодательство. У них нет ни одного скандала ни в банковской сфере, ни в страховой, потому что все абсолютно прозрачно, все понятно.
— Какие возможности для развития страхового бизнеса откроются в 2005 г. и какие серьезные проблемы его ждут?
— Самая большая проблема — это нестабильная обстановка вокруг бизнес-сообщества. Я имею в виду то, о чем мы все знаем из прессы: то одной, то другой компании предъявляют налоговые претензии за прошедшие годы, начисляют сумасшедшие долги. Очень странно, потому что крупные компании каждый год проверяют внутренние и внешние аудиторы, налоговые инспекции. И, несмотря на это, в один прекрасный день такая компания вдруг узнает, что она банкрот. Я в данном случае не беру ЮКОС, гораздо более показательные примеры — скандалы с табачными фабриками и ВымпелКомом. Они заставляют задуматься: а если завтра придут ко мне? Получается, что сейчас можно закрыть любой бизнес. Если нечто подобное делается «в интересах государства», с этим можно смириться. А если тебя «заказал» конкурент? Когда налоговая инспекция или прокуратура является инструментом «заказа», это страшно. Зная «объективность» и «неподкупность» судебной системы, бизнес в такой ситуации не может позволить себе быть патриотичным. Я считаю, что в данном случае государство должно защищать тех, кто работает честно. Если не будет соблюдаться принцип презумпции невиновности налогоплательщика, если государство станет решать свои бюджетные проблемы за счет бизнеса, то бизнес просто умрет — все средства уйдут на уплату налогов и реинвестировать будет нечего. Это сегодня важнейшая проблема, которой должны заниматься и бизнес-сообщество, и правящая партия. Но от правящей партии мы почему-то не слышим ничего вразумительного по этому поводу.
— Как Вы думаете, за счет чего усугубляется эта ситуация?
— Боюсь, что количество подобных случаев рано или поздно перейдет в качество, и тогда государству придется решать какие-то более сложные задачи. Бегство капитала мы уже имеем, но бегство мозгов, когда уезжают люди, которые умеют не только разрушать, но и создавать — это еще страшнее. Мы же не идиоты, чтобы строить замки на песке: волна пришла — и начинай заново, потом еще волна — и мы опять строим.
— Кто, по-Вашему, генератор таких волн, накатов — некие группы, коалиции — или это природный процесс?
— Может быть, кто-то неправильно сформулировал задачу, а может, отсутствует контроль над некими группами, которые позволяют себе подобные действия, в том числе и с целью дискредитации государства.
— Значит, это некая целенаправленная деятельность?
— Или отсутствие целенаправленной деятельности, ориентированной на создание нормальных условий для бизнеса, или некие деструктивные действия, направленные в том числе на подрыв устоев государства. Подрывать экономические основы — не важно, под какими лозунгами, — дело очень опасное.
— А есть ли корреляция этой ситуации с отменой монетизации льгот?
— Вы знаете, в свете последних событий мне вспомнилось прошлое. За последние 15 лет ничего не изменилось, такая же безответственность. Хотели как лучше, а получилось как всегда. Людям сказали: мы решили, что вам так будет лучше, а кто нам не верит, может не жить или не пользоваться льготами. Но если это лучше для людей, дайте им возможность выбрать, установите переходный период — пусть три-четыре года одни берут деньги вместо льгот, а другие по-прежнему пользуются льготами. Если программа, предложенная правительством, действительно так хороша, льготники сами попросят заменить льготы денежными выплатами. Если это не так, значит, людей обманывают и тем самым дискредитируют государство, вызывают недовольство властью. Вопрос: кому выгодно создавать социальную напряженность? Вряд ли это нужно власти. Значит, нужно каким-то отдельным чиновникам для решения своих экономических проблем. Льготы украсть невозможно, деньги украсть легко, поэтому, чтобы «поработать» с деньгами, нужно убрать льготы. Другой логики в этих действиях я не вижу. Цинично, но честно.
— Пригвоздили. Получается, что власть — или отдельная группа внутри власти — нанесла и по бизнесу, и по населению очень серьезный удар.
— Во-первых, у людей появилась неуверенность в завтрашнем дне. Сегодня насильно льготы заменили деньгами, завтра насильно выселят из квартир, потому что на улице воздух лучше, а послезавтра под каким-нибудь надуманным предлогом лишат наших детей бесплатного образования, и не важно, что конституция что-то там гарантирует. И то же самое сделают с больницами, с поликлиниками.
— Как, на Ваш взгляд, отреагирует на это население?
— На выборах в Думу отдаст голоса оппозиционным партиям. Сейчас, я считаю, власть играет против себя. Плохо, что правящая партия не дистанцировалась, не предложила какой-то альтернативы. Это, безусловно, аукнется на следующих выборах, поскольку ее отождествляют с непопулярными реформами. Министров потом уволят, а закон-то принимала партия. Не вижу стратегии.
— Несмотря ни на что, Вы — оптимист. С чем это связано?
— С отсутствием альтернативы. Поскольку мой бизнес в России, я буду делать все возможное, чтобы в этой стране была нормальная обстановка, чтобы не было социальных взрывов, финансовых кризисов, чтобы умные люди жили и работали здесь, а не в США.
— Да, после этого не хочется спрашивать о перспективах разных страховых продуктов.
— Перспективы есть. Несмотря ни на что, будет развиваться экономика, а с ней и страхование, в первую очередь обязательное. Очень хочется верить, что большинство форм лицензирования, разрешительная система будут заменены, как во всем мире, системой страхования.
— И все это произойдет в ближайшие три-четыре года — или Вы рассчитываете на более продолжительный срок?
— Три-четыре года — это очень оптимистично. Только на то, чтобы написать и принять закон, уходит два-три года. Было бы хорошо, если бы часть законов приняла действующая Дума, которая, на мой взгляд, сделала самый большой рывок за всю историю законотворчества в финансовой сфере в России. Я имею в виду законы о банкротстве и о страховании вкладов, а также об обязательном страховании автогражданской ответственности. Мне хочется верить, что эта Дума не примет впопыхах какой-нибудь непонятный закон о социальном медицинском страховании, потому что медицина является очень важной сферой и подходы тут должны быть взвешенными. Прежде чем менять педиатров на врачей общей практики, наверное, следует подготовить врачей общей практики, а то получится как с монетизацией льгот. Хотя как это соотносится с декларацией новой демографической политики государства — не понимаю. Но, наверное, это кому-то нужно.
— Три года назад Вам нравился анекдот про старушку, а какой сейчас у Вас любимый анекдот?
— У украинского политика спрашивают: «А как лучше, «на Украину», или «в Украину?»" — «Лучше в Швейцарию», — отвечает он.
Р.А. Медведев — История: 15 лет произвола
Пожалуй, никакая другая наука не зависит так от «генеральной линии» политики государства, как история — официальная история, или, точнее, официально принятый в государстве взгляд на нее. Однако при любом, даже самом тоталитарном режиме всегда есть место взгляду альтернативному. Правда, «место» это ассоциируется с «местами не столь отдаленными» или, во всяком случае, со словом «диссидент».
Рой Александрович Медведев — известный историк и публицист — и во время оно держался собственного мнения относительно происходивших вокруг исторических процессов. Теперь же, когда плюрализм в этой области науки восторжествовал настолько, что иному человеку и разобраться-то сложновато — а что, собственно, происходило в России 50, скажем, лет назад, — он пытается навести в этом некоторый порядок. Отношение государства к науке сейчас также оставляет желать лучшего — слава богу, еще не все архивы отправились на Запад… Обо всех этих проблемах, о событиях недавнего прошлого, а также о процессах, творящих историю сегодня, — в интервью, которое Рой Медведев дал главному редактору «ЭС» Александру Агееву.
— Как Вы оцениваете состояние современной исторической науки? Предоставлена ли российским историкам возможность проводить качественные исследования? Есть ли в России достойное новое поколение историков?
— Однозначно ответить на эти вопросы нельзя. Да, российским историкам сегодня предоставлены огромные новые возможности, такие, каких не было прежде и каких, может быть, нет во многих других странах. Крушение государства открыло архивы, позволило решить массу проблем, которые раньше даже не ставились. Историки получили свободу, государство перестало идеологически контролировать нашу работу и одновременно сняло с себя всякую материальную ответственность за состояние исторической науки. Раньше история была служанкой идеологии, но за эту службу ей хорошо платили, что создавало стимулы для привлечения в науку молодых людей. Дав историкам возможность работать, государство перестало поддерживать их. Это привело к парадоксальной ситуации: открылись архивы, но первыми туда попали иностранцы. В 1992–1993 гг. был заключен договор, причем на ничтожную сумму в 3 млн долл., по которому английские фирмы, занимающиеся микрофильмированием, и американские фонды, связанные с российской историей — Гарвардский, Йельский, — получили «право первой ночи». Они создали колоссальную базу данных, первыми опубликовали материалы. Правда, по контракту они бесплатно предоставляли полученные данные российским библиотекам и фондам. На Западе, в Америке вышло несколько десятков томов документов по российской истории. Другое дело, что зарубежные исследователи не смогли «объять необъятное», еще осталось работы на много лет вперед,