Более загадочна первая часть приведенного изречения Елифаза, гласящая, что нечестивые «…от дуновения Божия погибают и от духа гнева Его исчезают». Здесь употреблено древнееврейское слово רוח<руах> — «дух». Но мы знаем, что Дух Божий участвовал в сотворении мира:
Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — всё воинство их… (Пс. 32, 6)
Через Дух Святой, Дух Божий всё сотворено и всё поддерживается и сохраняется, как сказано:
…Пошлешь Дух Твой — созидаются [творения], и Ты обновляешь лицо земли. (Пс. 103, 30)
Итак, Дух Божий — основа всего бытия, скрытая сущность творения, то, чем мы живем и существуем, это сила, поддерживающая создания и неорганические, и живые, и, тем более, разумные. Но тот же Дух Божий, как говорит здесь Елифаз, становится «духом гнева», т. е. исполняется гневом и служит погибели нечестивых. Как же это происходит? Дух как бы разжигается (в оригинале употреблено слово אף<аф> — «гнев», «разгоряченность»; глагол אפה<афά>, того же корня, означает «печь», «испекать»), наполняется жаром, раскаляется и обрушивает свой огненный гнев на нечестивых. Дух словно бы превращается в вихрь гнева — тот же самый Дух Божий, умиротворяющий, несущий благо, всё поддерживающий, всё живящий, становится гневом Божьим.
Чем же вызывается такое превращение? Нарушением строя творения, разрушительным брожением человеческой мысли, воли и чувства, переходящим в злые поступки. Когда нечестивый преступает границы заповедей, запретов, нарушает гармонию в обществе и природе, он тем самым как бы влияет на Божий Дух, поскольку человеческий дух экзистенциально коренится в своем Источнике — Духе Святом. Одна и та же пламенная сила духа может стать светоносной силой любви — и всепожирающим пожаром злой страсти. Если происходит последнее, тогда и Дух Божий ответным действием «преступает границы» гармонии — и обрушивается на самого нечестивого, разрушая основы его жизни.
Следовательно, философская концепция Елифаза говорит о глубокой связи человеческого духа с Духом Божьим, об их взаимном влиянии. Когда дух человека не подчиняется Духу Божьему, восстает против него, нарушает заповеди, начинает разрушать творение, убивать людей, уничтожать природу, то Дух Божий в ответ и как бы в подражание ему тоже становится «хаотично действующим» — и разрушает жизнь этого нечестивца, но только его и его семейства. Далее хаос, вызванный Духом, не распространяется. У всех же, кто покорен Духу и заповедям Божьим, сохраняются покой и гармония. Это — еще одна часть учения Елифаза, как бы следующая ступень осознания им закона причинности, действующего в нравственной сфере.
Но Елифаз идет далее, утверждая, что его построения, его метафизические воззрения не являются следствием лишь собственных размышлений. Он ссылается на ниспосланное ему откровение Божье, непосредственное и прямое:
и вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него. (Иов. 4, 12)
Слово Божье прозвучало так, что Елифаз его воспринял. Мы можем быть уверены, речь идет о событии невыдуманном: почтенный старец, облеченный властью, наделенный мудростью, находясь рядом со страдающим другом, может говорить лишь чистую правду. Значит, какой-то вид пророческого наития, духовного экстаза Елифаз испытал, и слово Божье действительно к нему «принеслось». Но он воспринял только «нечто от него», потому что слово это столь глубоко и всеобъемлюще, что человек не может осмыслить его целиком. Что-то, некую часть способны уловить наши ум и сердце от «принесшегося слова»…
Однако же Бог предстает в концепции Елифаза очень страшным, ужасающим, грозным. Почему? Да потому, что человек грешен и ничтожен, и в таком состоянии он может воспринять только грозную, суровую сторону открывающейся ему Божественности. Он не в состоянии еще оценить милость Божью, да и не достоин ее. Ему Бог открывается как страшный, грозящий, карающий…
Далее Елифаз описывает, при каких обстоятельствах явилось ему откровение. Произошло это
Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей… (Иов. 4, 13)
Интересно: когда «сон находит», человек обычно уже не размышляет — он отдается сну, живет в нем. Когда же человек «размышляет о ночных видениях»? Это происходит чаще всего между сном и явью, когда дневное сознание уже пробуждается, но сон еще не забылся. Именно таково, по свидетельству духовидцев разных времен и народов, то состояние, в котором обычно приходит откровение. Между сном и пробуждением человеческий дух еще не охвачен земной явью, т. е. не «отделен стеной» от Всевышнего, но и сном уже не полонен. Вот в такие промежутки жизни, среди «размышлений о ночных видениях», и вливается в наше сознание свет откровения. Как же подобное происходило с Елифазом, какими переживаниями сопровождалось? —
Объял меня ужас и трепет потряс все кости мои. (Иов. 4, 14)
Обычно здоровый человек свои кости не чувствует. Но «потрясение костей» — это самое глубокое, страшное переживание (ср.: «…исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены…» — Пс. 6, 3).
И дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне. (Иов. 4, 15)
Тот самый Дух Божий, Который создал мир, Который поддерживает гармонию во вселенной и Который, как мы сказали, обрушивает жаркий вихрь на нечестивых, обращая их жизнь в хаос, — Он и «прошел» над Елифазом.
Он стал, но я не распознал вида его — только облик был пред глазами моими; тихое веяние — и я слышу голос… (Иов. 4, 16)
Не сказано, что Елифаз узрел человеческий облик, но просто «облик» (תמונה<тэмуна> — буквально «картина», «плоскостное изображение»). Таким образом, речь идет о некой высочайшей Сущности, которая невидима в деталях и воспринимается только в общем — пусть каким-то «шестым» или даже «шестидесятым» чувством… И Елифаз говорит об этом как о познании высшей реальности, возбудившей в нем ужас. Ясно описать данное явление и уподобить чему-то знакомому невозможно: «…только облик был пред глазами моими; тихое веяние — и я слышу голос…»
Сходным образом Бог явился пророку Илии: сначала прошли сильный ветер, землетрясение и огонь, т. е. явления весьма устрашающие; и лишь потом, в «веянии тихого ветра», заговорил с пророком Господь (III Цар. 19, 11–13). Так и здесь Дух, сперва предупредив грозными и страшными знамениями о Своем явлении, затем предстает в умиротворенном, кротком образе — том, в котором Он и поддерживает бытие Вселенной.
…И я слышу голос:
Человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего?
Вот, Он и слугам Своим не доверяет и в ангелах Своих усматривает недостатки;
Тем более — в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляются скорее моли.
Между утром и вечером они распадаются; не увидишь, как они вовсе исчезнут.
Не погибают ли с ними и достоинства их? Они умирают, не достигнув мудрости. (Иов. 4, 16–21)
Непонятно, пресекается ли на этом месте речь Духа или же она продолжается в начале следующей главы. Говорит ли далее сам Елифаз, обращаясь к Иову, или же он по-прежнему пересказывает прямую речь явившегося ему Духа Божьего? Так или иначе, именно здесь, в конце 4-й главы, передается самая суть, сердцевина философского учения Елифаза. В чем же она состоит?
Если обратиться к древнееврейскому оригиналу, то между 18-м и 19-м стихами наблюдается неразрывная связь (они соединены частицей אף<аф>, указывающей на продолжение основной мысли предыдущего стиха в последующем). Таким образом, получается, что «обитающие в храминах из брения» (ст. 19) — это одна из разновидностей ангелов, упомянутых в стихе 18. Приведем упомянутое место еще раз:
Вот, Он и слугам Своим не поверяет и в ангелах Своих усматривает недостатки;
Тем более — в обитающих в храминах из брения… (Иов. 4, 18–19)
Мы знаем, что древние выражались очень лаконично, и каждое их слово, тем более каждый поэтический образ, открывает целый мир. Кто же обитает в «храминах из брения»? Ангелы Божьи, что непосредственно следует из древнееврейского текста. Бог «усматривает недостатки» в ангелах, а тем более в тех из них, которые обитают в «храминах из брения». И вот здесь-то глубокая, оригинальная философская позиция Елифаза находит наиболее ясное выражение.
Древнееврейское слово מלאך<маль'ах>, как и древнегреческое άγγελος<йнгелос>, означает просто «посланник». Так что можно было бы подумать, что речь идет о посланниках вообще, ведь посланники Божьи — это и пророки, и духовные учителя, и т. п. Но при внимательном исследовании выясняется: речь идет всё же о созданиях небесных, постоянно обитающих в вышнем мире, что ясно следует из параллельного места, — эта сторона в концепции Елифаза так важна, что описывается дважды. —
Что такое человек, чтоб быть ему чистым и чтобы рожденному женщиною быть праведным?
Вот, Он и святым Своим не доверяет, и небеса нечисты в очах Его;
Тем больше нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду. (Иов. 15, 14–16)
Из приведенного параллельного места следует, что те, кому «не доверяет» Бог, являются קדושים<кедошим> — «святыми», и живут они в небесах. То, что ангелы называются «кедошим», повторяется во многих местах Писания: «…да благословляют Тебя святые Твои…» (Пс. 144, 10), «И услышал я одного святого говорящего…» (Дан. 8, 13) — в обоих стихах явно имеются в виду ангелы. При сопоставлении Иов. 4, 18–19 с Иов. 15, 14–16 выясняется, что Бог не доверяет именно святым ангелам, обитающим на небе, но еще более — ангелам, живущим в «храминах из брения». На первый взгляд, это очень странно и непонятно. Попробуем разобраться, о чем здесь идет речь.
В разбираемом месте речи Елифаза (4, 18) говорится, что существуют некие «недостатки», которые Всевышний усматривает в небесных ангелах. «Недостаток» — так переведено древнееврейское слово