…Сработан он был мастерами Сидона чудесно.[140]
Опять-таки, подчеркивается, кем был сделан этот сосуд, и особое внимание обращается на то, что сделан он был действительно мастерски. Старушка Евриклея, воспитательница Одиссея и его кормилица, приносит таз для того, чтобы неизвестный по имени путник, каким-то непонятным путем попавший на Итаку, вымыл в этом тазу ноги. Пока еще никто не знает, что этот неизвестный путник и есть сам Одиссей. И вот она, Евриклея, приносит таз для мытья ног:
…Сияющий таз, для мытья ей служивший
Ног, принесла Евриклея; и, свежей водою две трети
Таза наполнив, ее долила кипятком…[141]
Гомер рассказывает нам не только о том, как взяла она этот сосуд, но подчеркивает, что этот отполированный таз так хорошо сделан из меди, что он сияет. Итак, вещи, о которых говорится в гомеровских поэмах, всегда обладают какой-то особенной красотой и даже божественностью, потому что, с точки зрения грека – с точки зрения и самого Гомера, и носителей языка гомеровской поэзии – красота всегда божественна. Возьмите еще одно описание – описание того меча, который дарит Одиссею на острове феаков Эвриал:
«Медный свой меч с рукоятью серебряной в новых
Чудной работы ножнах из слоновыя кости охотно
Дам я ему, и, конечно, он дар мой высоко оценит».
Так говоря, среброкованый меч свой он снял и возвысил
Голос и бросил крылатое слово Лаэртову сыну…[142]
«Меч с рукоятью серебряной в новых чудной работы ножнах из слоновыя кости» – нам сообщается и о материале, из которого сделаны меч и ножны. Нам сообщается и о том, что эта вещь была сделана чудесно, производила самое лучшее и отрадное впечатление на всякого, кто на нее смотрел. У Гомера описывается не только вещь сама по себе, сообщается не только о том, как она хорошо сделана, но зачастую и о том, как делал ее мастер. Так, например, когда Одиссей строит плот, чтобы отплыть с острова Огигия, где жила нимфа Калипсо, и постараться попасть домой, Гомер нам подробнейшим образом рассказывает, как строит свой плот Одиссей:
Начал рубить он деревья и скоро окончил работу;
Двадцать он бревен срубил, их очистил, их острою медью
Выскоблил гладко, потом уровнял, по снуру обтесавши.
Тою порою Калипсо к нему с буравом возвратилась.
Начал буравить он брусья и, все пробуравив, сплотил их,
Длинными болтами сшив и большими просунув шипами;
Дно ж на плоту он такое широкое сделал, какое
Муж, в корабельном художестве опытный, строит на прочном
Судне, носящем товары купцов по морям беспредельным.
Плотными брусьями крепкие ребра связав, напоследок
В гладкую палубу сбил он дубовые толстые доски,
Мачту поставил, на ней утвердил поперечную райну,
Сделал кормило, дабы управлять поворотами судна,
Плот окружил для защиты от моря плетнем из ракитных
Сучьев, на дно же различного грузу для тяжести бросил.
Тою порою Калипсо, богиня богинь, парусины
Крепкой ему принесла. И, устроивши парус (к нему же
Все, чтоб его развивать и свивать, прикрепивши веревки),
Он рычагами могучими сдвинул свой плот на священное море.[143]
Итак, перед нами полностью разворачивается картина работы. Есть еще только одна книга, где с такой же любовью описываются вещи и сам процесс их изготовления: Ветхий Завет. И если мы сравним описание из 5-й песни «Одиссеи», где рассказывается, как строит плот Одиссей, с рассказом о том, как строит ковчег Ной (об этом говорится в 6-й главе книги Бытия), то мы увидим, что эти два описания очень похожи.
В 10-й главе Второзакония так же подробно описываются ковчег Завета и скрижали, а в Третьей книге Царств – сначала Храм и дворец Соломона, потом его золотые щиты и трон, на котором восседает царь. Указывается, из какого материала и при помощи каких инструментов, и при каких обстоятельствах, и каким мастером, и с каким искусством делается та или иная вещь, строится то или иное здание. Думается мне, что эти совпадения не случайны. Смотрите: «И сделал царь Соломон двести больших щитов из кованого золота; по шестисот сиклей пошло на каждый щит; и триста меньших щитов из кованого золота, по три мины золота пошло на каждый щит; и поставил их царь в доме из Ливанского дерева. И сделал царь большой престол из слоновой кости, и обложил его чистым золотом. К престолу было шесть ступеней; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сиденья локотники, и два льва стояли у локотников; и еще двенадцать львов стояли там на шести ступенях по обе стороны. Подобного сему не бывало ни в одном царстве»[144].
Кстати, это описание из 10-й главы Третьей книги Царств очень похоже на описание кресла, в котором сидит царь Алкиной на острове феаков в гомеровской «Одиссее». А мне хотелось бы сравнить это описание с еще одним описанием кресла, которое есть в «Одиссее», в 19-й песни. Это кресло, на котором сидит Пенелопа:
…Сесть ей к огню пододвинули стул, из слоновой
Кости точеный, с оправой серебряной, чудной работы
Икмалиона (для ног и скамейку приделал художник
К дивному стулу). Он мягко-широкой покрыт был овчиной.[145]
Абсолютно та же картина: здесь упоминается и материал, из которого сделана вещь, и мастер, который делал ее, и мастерство, с которым он работал. Если мы посмотрим в Третьей книге Царств немного выше, то увидим, как много здесь говорится о Хираме – о том мастере-меднике, который трудился в Соломоновом Храме для того, чтобы изготовить все предметы, которые затем украсили сам Храм и всё, что его окружало. Обтесывали же «камни большие, камни дорогие, для основания дома, камни обделанные» «работники Соломоновы и работники Хирамовы и Гивлитяне, и приготовляли дерева и камни для строения дома»[146].
Можно проводить параллели между «Одиссеей» и Третьей книгой Царств бесконечно долго, и параллели эти будут достаточно глубокие. Я напомню, что две эти книги, в сущности, современны одна другой. Авторы Царских книг, и Гомер, и его предшественники аэды – те поэты-певцы, творчество которых легло в основу гомеровской поэзии, действительно были современниками.
Речь и в Ветхом Завете, и у Гомера идет о труде, который воплощается в нечто материальное, в нечто вещественное. Кресло Пенелопы или трон Соломона, щит Ахилла или меч Эвриала, подаренный им Одиссею, ложе Одиссея или его лук, дверь в кладовую и дубовый порог – всё это не просто вещи. Нет, это вещи, в которых воплощается труд человеческий, труд изнурительный, труд тяжелый и вместе с тем радостный. И, главное, изнурительностью своей и тяжестью – и радостностью одновременно – формирующий человеческую личность, делающий человека человеком. Одиссей строит плот сам. До этого он сам соорудил ложе у себя в доме на Итаке. Грек гомеровского времени, в частности Одиссей, хотя он царь у себя на острове, не боится физического труда. Он трудится много и упорно. Труд этот воплощается в вещи, и благодаря этому жизнь каким-то образом изменяется, преображается.
Думается, что об этом мы еще недостаточно размышляем, читая Гомера, читая Священное Писание, Ветхий Завет. И кажется мне, что если мы читаем Писание, забывая о Гомере, и, наоборот, читаем Гомера, забывая о Третьей книге Царств и других местах Ветхого Завета, где описываются какие-то вещи и сам процесс работы над ними, то мы не можем оценить всей важности описаний, которые здесь даются. Когда же мы делаем попытку прочитать один текст на фоне другого, Гомера на фоне Библии или, наоборот, Библию на фоне Гомера, тогда вдруг становится предельно ясно, что речь и там и здесь идет о чем-то бесконечно важном.
В этом библейском тексте подробнейшим образом описывается то, как сооружается храм, из какого материала, из каких камней, из каких досок, какие отделочные материалы для этого используются. И оказывается, что этот текст введен в Писание не просто для информации, не просто потому, что он сохранился и поэтому должен был быть освящен, что он именно от древности своей стал священным. Нет. Он божественен по своей сути, потому что здесь речь идет о божественности труда, о том совершенно особом Божием даре человеку, о котором мы нередко забываем: об умении трудиться и воплощать свой труд в вещь. Вещь, как бы давно она ни была сделана, всегда сохраняет на себе тепло человеческих рук, которые над ней трудились. И вот об этом тепле человеческих рук говорят и «Одиссея», и Священное Писание – две книги, современные одна другой, две книги, оказавшие максимально возможное влияние на людей. Вся античность выросла из гомеровских поэм; вся современная цивилизация выросла из Библии, не без влияния гомеровских поэм и античности. И вот здесь фокусируются в одной точке гомеровская поэзия и правда Библии. А точка эта – труд человеческий, упорный, тяжелый и в то же время радостный. По слову псалмопевца, «изыдет человек на дело свое и на деланье свое до вечера»[147].
Я взял Первое послание Коринфянам апостола Павла (глава 2, стихи с 5 по 10). Он ведь обращается к эллинам. И нам нужно читать то, что лежит в основе культуры – наследие эллинов, которое им самим было непонятно.
Вдумайтесь еще и в то, что апостол Павел, такой ученый человек, такой блестящий проповедник и серьезнейший богослов, постоянно подчеркивает: все, что я заработал, все, что я на себя истратил, – все это было заработано вот этими моими руками. Сегодня мы с вами читали, как строил плот царь Одиссей, как до этого сооружал он свой дворец и ложе свое. А ведь точно так же, своими руками, трудился и апостол Павел, который почему-то считал необходимым совмещать свой апостольский труд с чисто физической работой. В этом смысле он шел вслед за своим греческим предшественником, философом-стоиком Клеанфом, о котором Плутарх восторженно пишет: «Одной и той же рукой он носил воду и поливал ею огород ночью, работая у какого-то богатого человека, месил тесто и пек хлеб; и той же самой рукой он писал свои трактаты о небе