Да. Пути к дьяволу открыты везде. Что же касается науки, то мы должны с вами честно признать, что всякая наука, если она настоящая, – это богословие. Потому что наука изучает мир, сотворенный Богом, мир, призванный из небытия к бытию именно Творцом, а не кем-то или чем-то другим. Это во-первых. Во-вторых (и здесь я бы с Вами немножко поспорил), в Средние века тоже была наука. И в Средние века древняя наука сохранялась и культивировалась даже. Но только наука Средневековья была заперта внутри монастырей, она была очень элитарной, очень закрытой. А в эпоху Возрождения, особенно в XV–XVI веках, наука становится достоянием всех. Она раскрывается навстречу человечеству, она перестает быть лишь достоянием немногочисленной научной элиты. Вот в чем феномен возрожденческой науки: те вопросы, которые ставят ученые эпохи Возрождения, оказываются интересными, нужными и принципиальными для тысяч людей. И, конечно же, открытие науки как феномена, не как закрытого ремесла, а как культурного феномена в XV веке, безусловно, связано с тем чувством природы, которое уже присутствует в поэзии Петрарки в XIV веке, которое, в общем, иной раз составляет основное содержание его стихов. Потому что если мы в них вчитаемся, то увидим, что Лаура и любовь – это зачастую только повод для того, чтобы заговорить, но совсем не главное содержание его творчества. Спасибо Вам за Вашу реплику. Она чрезвычайно важна и значима. Вот еще один путь к Богу – наука. Мы, к сожалению, об этом часто забываем.
Бог говорил языком уравнений математической физики, и математическая физика вызывает не меньший восторг, чем псалмы Давидовы. И то, что об этом забывают, – это очень жаль.
Да, это очень жаль, потому что мир – он Божий, потому что мир от начала до конца есть Творение. И мы уже как-то говорили об этом в эфире: среди математиков очень много людей по-настоящему верующих и очень горячо верующих, людей, которые пришли к вере через математику, через созерцание той красоты Вселенной, которую они обнаружили, вдумываясь в мир, который, увы, закрыт большинству из нас и который открыт математику.
Немного удивляет сравнение Возрождения с исихазмом. Исихасты как раз относились отрицательно к Возрождению. И учителем Петрарки был Варлаам Калабрийский…
Ну, Ваша задача заключается в том, чтобы всех расставить по местам и всем определить их место в истории. История гораздо сложнее, чем любое представление о ней. Реальность гораздо богаче, чем любое описание этой реальности. И хотя это Вам кажется парадоксальным, но на самом-то деле современники – Петрарка, и его окружение, и первые исихасты – говорили об одном и том же. И очень часто та бездна, которую мы пытаемся увидеть между Востоком и Западом, – на самом деле бездна кажущаяся, это всего лишь разная стилистика двух языков: греческого – с одной стороны, и латыни с итальянским, французским и так далее – с другой. Значит, давайте всё-таки не пытаться оперировать готовыми историческими схемами, а работать с фактами и осмыслять факты во всём их многообразии, но не руководствоваться уже готовыми и до нас сконструированными тезисами и схемами. Я думаю, что мы, друзья мои, должны закончить на этом сегодняшнюю нашу дискуссию.
Эразм Роттердамский: «Разговоры запросто»11 июля 1997 года
Я уже говорил вам как-то, что в студенческие годы – не помню, когда именно это было, на рубеже 1960-х или 1970-х годов, – шел я через Кузнецкий мост, где в это время продавали с рук книги почти каждый вечер. И какой-то человек стоял с молитвословом в руках, пытаясь продать молитвослов. Кто-то из проходящих мимо заметил ему: «Ты пойди лучше в церковь, продай какой-нибудь старухе. Здесь он никому не нужен». Действительно, это была такая эпоха, когда люди читающие, люди, поглощающие книги сотнями, не проявляли никакого интереса к Священному Писанию, к духовной жизни, к Богу. Казалось, всё, что касается веры, – это удел старых и безграмотных людей, но не той интеллигенции, которая может прочитать и Тацита (его «Историю» или «Анналы»), и Данте, и других древних писателей – греческих, или римских, или восточных.
И думается мне, что три книги пробили брешь в этой «китайской стене», которая отделяла Бога, Евангелие и духовную жизнь от интеллигенции рубежа шестидесятых и семидесятых годов. Книги эти появились одновременно и произвели разное, но очень большое впечатление на всех (я имею в виду именно читающую интеллигенцию). Первой книгой был роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» – странный, во многом нелепый, иногда даже представляющийся теперь нам кощунственным, роман Мастера о Христе произвел огромное впечатление на людей. Он заставил людей задуматься и взять в руки Евангелие. Второй книгой, которая поставила какие-то очень важные духовные, именно духовные вопросы перед читателями той эпохи, была книга Германа Гессе – его роман «Игра в бисер». И, наконец, еще одна книга. Она у меня в руках. Это Эразм Роттердамский, «Разговоры запросто».
Вышла эта книга в 1969 году в издательстве «Художественная литература». «Художественная литература» тогда печатала книги очень большими тиражами. 100 тысяч был тираж этой книги. Перевод с латинского «Разговоров» Эразма Роттердамского был блестяще сделан Шимоном Маркишем, сыном известного еврейского поэта Переца Маркиша, погибшего в сталинские годы, – блестящим и очень тонким знатоком греческого, переводчиком Плутарха, знатоком латыни и древнееврейского языка. И в настоящее время Шимон Маркиш продолжает работать, и его последние сочинения, последние его статьи тоже очень интересны.
Итак, Эразм Роттердамский и его «Разговоры запросто». Книга была очень неплохо оформлена и поэтому сразу произвела впечатление на читателя. Кроме того, само имя Эразма было известно, в общем, практически всем по странной и совершенно недоступной современному человеку книжечке «Похвальное слово глупости»[198]. Книга эта очень остроумна, об этом все знают, но книга эта вместе с тем абсолютно закрыта для читателя сегодняшнего дня, потому что вся она построена на высмеивании той литературы, которая бытовала в его время, на рубеже XV и XVI веков. Она вся построена на высмеивании университетской методики преподавания и университетской науки того времени. Для историка позднего Средневековья, для специалиста по науке и философии Возрождения «Похвальное слово глупости» чрезвычайно интересно. Для сегодняшнего читателя – нет. Но читатель вместе с тем знал, что Эразм – это один из образованнейших людей в истории человечества, один из остроумнейших людей, один из блестящих умов эпохи Возрождения.
Я не оговорился, когда сказал «один из образованнейших людей в истории человечества». Это действительно так. Эразм великолепно знал и древнюю, и новую литературу. От него осталось огромное по объему произведение под названием «Адагии». Оно не переведено на русский язык, и думаю, что переведено никогда не будет по причине своего огромного объема. В «Адагиях» Эразм берет за основу каждой главы то или иное греческое или латинское крылатое выражение и к каждому из этих выражений (а там у него собраны тысячи таких выражений) пишет объемный комментарий, подбирая похожие выражения, рассматривая с разных точек зрения, что думали об этом как древние авторы (греческие и римские), так и отцы Церкви: и восточные (Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов и другие), и западные (Августин и Амвросий, Иероним и Цезарий). Эта книга – действительно сокровищница возрожденческой интеллектуальности, возрожденческой образованности. Эразм владеет материалом блестяще. Трудно найти автора, которого бы он не читал. Трудно найти автора, подчеркиваю, и среди греческих, и среди римских авторов, и среди отцов Церкви, которых бы он не освоил. Вряд ли кто в его эпоху так блестяще знал греческий язык, как его знал Эразм Роттердамский.
Эразм не только интеллектуал. Это очень внимательный и серьезный текстолог. Именно Эразм Роттердамский подготовил к печати первое научное издание Нового Завета на греческом языке. То издание, которое потом будет печататься в течение веков начиная с XVI века – в XVII, XVIII, XIX и даже в XX веках, то издание, которое потом войдет в научный и церковный оборот под названием Textus Receptus, общепринятый текст Нового Завета. Иными словами, возвращение христиан к чтению Евангелия на греческом языке связано именно с трудами Эразма Роттердамского. С той поры, когда в первый раз появилось подготовленное им издание Нового Завета по-гречески и с латинским переводом, начинается действительно новая эра в истории христианства – эра возвращения к забытому было евангельскому тексту. И надо сказать, что и на русского, на православного читателя Евангелие, изданное Эразмом, оказало очень большое воздействие. Уже с этим текстом начали сличать славянские рукописи и сообразно этому, изданному по надежным рукописям VIII, IX и X веков греческому тексту начали исправлять славянские рукописи Евангелия. Та работа, которая будет связана со справщиками евангельского текста как в XVI веке, так и в XVII и XVIII веках, вплоть до появления елизаветинской Библии, – вся базируется на той абсолютно надежной текстологии, которая была предложена Эразмом. Итак, вот вам вторая грань в образе этого человека, которого, я думаю, все знают по его портрету работы Гольбейна.
Итак, новая книга Эразма Роттердамского появилась на прилавках в книжных магазинах и была раскуплена в 1969 году буквально в один день. Книга эта, повторяю, называлась «Разговоры запросто», и люди на нее набросились, потому что уже знали об этом писателе как об одном из самых больших интеллектуалов в истории человечества и одном из самых больших острословов. Что же обнаружили люди, когда начали читать Эразма?
Открываю наугад один из диалогов. «Если возможно, – говорит один из его героев, – я стою близ алтаря, чтобы лучше слышать, что читает священник: главным образом, Послание и Евангелие. Кое-что пытаюсь уловить памятью и запечатлеть в душе, и что уловлю, повторяю про себя». – «И в это время не молишься?» – «Молюсь, – отвечает, – но больше в мыслях, чем губами и языком, а повод к молитве извлекаю из того, что услышу». – «Растолкуй, пожалуйста, яснее. Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду». И Гаспар – так именуется первый из участников диалога, отвечает: «Пожалуйста. Представь себе, что читают из Послания: “Удалите старые дрожжи, чтобы быть новым тестом.