Ведь вы не заквашены”. В ответ на это я мысленно обращаюсь к Христу так: “Если бы и правда я был не заквашен грехом, чист совершенно от его дрожжей! Но Ты, единственно безгрешный, единственно непорочный – это Ты, Господи Иисусе! Даруй же мне, чтобы со дня на день и я очищался всё более от старых дрожжей”. Или же, если случается слышать из Евангелия о сеятеле, сеящем семя свое, я молюсь про себя: “Счастлив, кто заслуживает быть доброй землею! Тот Благодетель, без которого нет ничего благого, да благословит меня из земли бесплодной обратиться в землю добрую”. Это не более чем примеры. Перечислять всё подряд было бы слишком долго. А если священник окажется безгласным, каких в Германии много, или если у алтаря свободного места нет, я достаю книжку, где переписаны Евангелия и Послания на этот день, и сам вычитываю из нее одними глазами». – «Понятно. А о чем, по преимуществу, размышляешь ты в это время?» – «Возношу благодарности Иисусу Христу, который в неизреченной любви к людям удостоил искупить род человеческий самою смертью, и молю, чтобы священная Его Кровь не была пролита за меня понапрасну, но чтобы Он всегда питал Своим Телом мою душу и Своею Кровью животворил мой дух, и чтобы, постепенно мужая под водительством добродетелей, я сделался достойным членом того таинственного Тела, которое зовется Церковью, и никогда бы не отпал от святейшего сего союза, который за последней трапезой, преломив хлеб и поднявши чашу с вином, Он заключил с избранными своими учениками, а через них – и со всеми, кто посредством крещения принят в общину Христову».
Хотя бы один уже этот текст производит на читателя очень большое впечатление. Книги по богословию в те времена не издавались, катехизисы тем паче, о молитве говорилось разве что в тех публикациях, которые имелись в «Журнале Московской патриархии», абсолютно недоступном читателю… Да, действительно, в это время уже печаталась в «Журнале Московской патриархии» книга митрополита Антония «Молитва и жизнь», но кто читал этот журнал? Только священнослужители, да и то не все. И вот появляется эта книга. Причем, конечно же, цензура пропустила ее по случайности, потому что, как и все, знала, что Эразм Роттердамский – это в высшей степени остроумный человек, который оставил после себя «Похвальное слово глупости», что его остроумию принято поражаться, но больше они об Эразме ничего не знали, посмотрели на автора и пропустили книгу. Книгу, над которой в глубокой тайне от своих коллег и от своего начальства по издательству «Художественная литература» работал Шимон Маркиш именно затем, чтобы подарить ее читателю. Именно затем, чтобы она стала учебником того, что же это такое – вера Христова; чтобы она стала первым катехизатором, который под видом возрожденческого автора был запущен в народ и начал там работать.
Есть у Эразма в «Разговорах запросто» размышления на самые разные темы, связанные с духовной жизнью. Есть диалог, который называется «Исследование веры» и который, в сущности, посвящен вопросу, во что же верит христианин. «Итак, – говорит один из героев, – я верую, что в преисподнюю Он, Иисус, нисходил. Но чтобы Он терпел там муку – не верую нимало. Не для того, чтобы принять муку, Он туда спускался, но ради нас: дабы сокрушить царство сатаны». И дальше: «Значит, Он умер, – спрашивает его собеседник, – чтобы воззвать к жизни нас, мертвых во грехе? А ожил зачем?» – «Главных причин три». – «Какие? Назови». – «Во-первых, чтобы подать несокрушимую надежду на воскресение. Далее – чтобы мы ведали: бессмертен и никогда не умрет Тот, в Ком мы полагаем опору своего спасения. Наконец, чтобы и мы, через покаяние умершие для грехов, через крещение сопогребенные со Христом, были через Его благодать призваны к новой жизни». – «Веруешь ли, что тело, висевшее мертвым на Кресте и ожившее во гробе, тело, которое видели и которого касались ученики, – это самое тело вознеслось на небо?» – «Неколебимо». – «А отчего пожелал Он покинуть землю?» – спрашивает один из героев диалога «Исследование веры» по имени Авл, спрашивает о Вознесении и задает вопрос, который и мы очень часто задаем сами себе и не можем на него ответить. «Дабы все мы любили Его духовно, и никто на земле не присваивал Христа себе одному, но все одинаково стремились бы душою к небу, зная, что Глава и Водитель наш там. Ведь ежели теперь люди испытывают такое самодовольство из-за цвета или покроя своего платья, а иные так хвастаются кровью или плотью Христовой, или молоком Святой Девы, можешь ли ты себе представить, что было бы, если бы Он оставался на земле – носил платье, ел, разговаривал? Какие бы пошли раздоры из-за телесных Его особенностей!»
Я напоминаю вам, что мы с вами сегодня говорим о книге Эразма Роттердамского «Разговоры запросто», книге, которая появилась на книжных прилавках в Москве и других городах нашей страны в 1969 году и стала одним из первых учебников по основам веры. О книге, которая в очень простых, ярких и вместе с тем в высшей степени интеллектуальных диалогах рассказала нам о том, во что же верят христиане, во что же верят те, кто приняли на себя иго Христово и стали Его учениками. Книга эта была ко времени именно потому, что написана она блестящим писателем, удивительным знатоком древних и новых авторов, поразительным интеллектуалом, человеком с блестящей репутацией, человеком, которого услышали его тогдашние читатели. Сегодня, оглядываясь в эту, в общем, уже теперь достаточно далекую эпоху, могу сказать, что это была одна из тех книг, после которых интеллигенция пришла в Церковь.
«Далее следует, – говорит, разбирая Символ веры, герой диалога “Исследование веры”, – “во святую Церковь, во отпущение грехов, в воскрешение сей плоти”, – цитирует он Символ веры святителя Киприана Карфагенского. – Некоторым кажется, что эта часть ничем не отлична от предыдущей… “Во Святую Церковь” – ибо Церковь есть не что иное, как исповедание единого Бога, единого Евангелия, единой веры, единой надежды, сопричастность тому же духу, тем же таинствам. Коротко говоря, некоторая общность всех благ между всеми благочестивыми от начала мира до его конца, в точности подобная союзу меж членами одного тела, когда добрые действия одних идут на пользу всем прочим, и так до тех пор, пока члены тела живы. Но вне этого союза, если ты разорвал со святым сообществом и не примирился с ним, даже собственные благие дела не послужат тебе ко спасению. Потому и следует далее “во отпущение грехов”, что вне Церкви никакого отпущения грехов нет, сколько бы человек ни изнурял себя покаянием, сколько бы дел милосердия ни творил».
Итак, Церковь есть исповедание «единой надежды, сопричастность тому же духу, тем же таинствам», исповедание единого Евангелия. В Церкви объединяет нас Сам Христос вокруг Своего Евангелия. Быть христианином и не знать Евангелие невозможно. Быть христианином и не жить по Евангелию невозможно. Хотя для очень многих современников Эразма, как зачастую и для нас с вами, христианство выражается в чем-то другом. Не в следовании за Христом, а в следовании каким-то нашим обычаям и обрядам.
«Благочестие, – говорит Эразм, – не в особом образе жизни, особенном платье или прическе или в особых познаниях. Оно в подражании высшим образцам: Христу и Его святым. Не просто молиться надо святым, но подражать их жизни, присматриваться к их житию. Обряды религиозные важны не сами по себе, не как магические знаки и действия, но лишь как побуждение души к добру и усовершенствованию. Без доброй воли и добрых дел обряд бессилен, подобно тому как без злого умысла, без злой воли не может быть и смертного греха».
О чем говорит Эразм дальше в этой книге? «Слепое фанатическое усердие в обрядах убивает веру, превращает христианство в какой-то новый иудаизм, в какое-то новое фарисейство. Память о святых священна, но она, как уже сказано выше – должна заключаться в стремлении им подражать, а не в том, чтобы только молиться по разным нуждам угодникам, мученикам и исповедникам, причем забывая о Боге. И не в поклонении реликвиям заключается вера в присутствие святых в нашей жизни, а в подражании их жизни». Монашество – прекрасный, достойный, освященный авторитетом древности институт, но как важно, чтобы, желая иноческой жизни, мы были иноками по сути, а не только по внешнему виду, не только по тому, какую одежду на себя наденем.
«Если мы увидим картезианца, одетого не по уставу или вкушающего мясо, как мы его проклинаем, как мы трясемся от страха, что земля разверзнется и поглотит обоих – и преступника, и свидетеля преступления. Но если он пьяница, если неистово порочит ближнего клеветою, если притесняет бедного соседа беззастенчивым обманом, наше возмущение намного тише. <…> Мы готовы смешать небо с землею, если нам кажется, будто бы влиянию священников и их положению грозит малейший ущерб, – и мы лениво дремлем, хотя существует явная опасность, что, уделяя слишком много человеческому влиянию, мы уделяем меньше должного влиянию небесному».
«Мы, – говорит Эразм в другом месте, – трясемся от ужаса, когда кто-то прикоснется к священным сосудам из мирян, но при этом нас не пугает, когда кто-то злобствует и горит ненавистью. Как все ужасаются, если кто причастится Святых Тайн, не помыв рта, и как все спокойны и уверены в себе, причащаясь с неомытой, замаранной дурными страстями душою».
Ритуализм – и вера, от которой горит сердце. Два полюса, две крайности на нашем пути к Богу. Эпоха, в которую жил Эразм, была эпохой огромной погруженности в ритуал, в его детали и малейшие особенности. Но, говорит мыслитель, ритуал, когда до нас не доходит слово евангельское, теряет всякий смысл, перестает быть спасительным. Остались и от Ветхого Завета, и от древней Церкви во множестве разного рода правила и рекомендации, разные церковные законы. «Но, – говорит Эразм, – многие законы, словно лекарства, которые изменяются и уступают место другим лекарствам с одобрения самих же врачей. Если бы врач постоянно пользовался одними и теми же снадобьями, дошедшими от древних времен, он больше убивал бы, чем исцелял». Человек приходит ко Христу не для того, чтобы выполнить во всей полноте тот или иной закон, не для того, чтобы не есть, или не пить, или не вкушать мясного. Нет. Он приходит к Иисусу, чтобы исцелиться, чтобы стать другим, чтобы внутренне воскреснуть и возродиться. Человек приходит к Иисусу, чтобы научиться от Него кротости и радости, простоте и смирению, чтобы научиться любить людей вокруг и сам созданный Богом мир.