Беседы о литературе: Запад — страница 64 из 91

Итак, Христос абсолютно внутренне един и в Божестве Своем, и в Человечестве. И поэтому нельзя, наверное, говорить, как говорил некогда Иоанн Дамаскин: «Не человеческое естество воскрешает Лазаря и не Божественная Сила проливает слезы». В этом тексте он пытается как бы отделить человеческое во Христе от Божественного. Конечно, из этого ничего не получается. Божественное во Христе от человеческого неотделимо. И в этом, наверное, разгадка тех мучительных вопросов, которые задавали себе принц Гамлет и его современники на рубеже Нового времени. Именно Бог являет нам Себя в Своей беспомощности, и именно Бог рыдает вместе с нами, спустившись в мир. Как важно, как необходимо это понять, потому что иначе мы окажемся в плену ложных представлений о Боге, о мире, о смысле евангельской проповеди. Но для того, чтобы понять это, необходимо услышать Христов призыв и быть не просто слушателями Его слов, но именно соработниками, как мать Мария, как Швейцер, как многие и многие другие.

Я надеюсь, что сумел показать, что именно к XX веку человечество выходит из того кризиса, который переживало оно на рубеже Нового времени и все три как минимум последние века. Мать Мария (Скобцова) – одна из вестниц того выхода из кризиса, того открытия, подлинного открытия Божьего присутствия в мире, которое совершается, в общем-то, у нас с вами на глазах.


В пьесах Шекспира нет ни одного упоминания об Иисусе Христе. И я хочу Вам сказать, что после работ Данилевского, Леонтьева, Тойнби говорить о единстве культуры – просто провинциально.

Спасибо Вам. Я знаю, что Вы гораздо образованнее и шире мыслите, чем я. Так что, впредь, наверное, просто в начале передачи будем включать телефон, Вы будете звонить и вести с нами свои беседы. Что же касается единства культуры, то я всё-таки абсолютно убежден, что так же, как человечество едино, абсолютно едино и в Адаме и во Христе, так же и культура едина. Мы ни в коем случае не должны дробить человечество на какие-то маленькие анклавы, закрытые группы, в которых мы живем каждый своей культурой. Это дорога, которая ведет в тупик. Только на путях единения наших усилий, только на путях единения наших возможностей нам открывается будущее.


Когда мы смотрим спектакль «Гамлет», то всегда хочется преисполниться сочувствием к мучающемуся принцу. Вам нравился какой-нибудь Гамлет в театральном исполнении?

Мне очень трудно ответить на этот вопрос, потому что я читал трагедию о принце Гамлете, наверное, раз тридцать, читал ее в переводе К.Р. (Константина Константиновича Романова), в переводе Бориса Пастернака, Кронеберга, Михаила Лозинского, во многих других еще переводах, читал ее по-английски, и не один раз. Но – стыдно сознаться – я никогда не видел ее в театре. Поэтому на Ваш вопрос прямо я ответить не могу. Что же касается тех гамлетовских мучений, которые мы видим в шекспировском тексте, то эти мучения связаны с тем, что Гамлет видит, что Небо пусто. Мы с вами можем с ним не соглашаться. Я пытаюсь показать вам, почему он сделал такое открытие, чтó привело его к такому выводу, и говорю, что это ложное, не евангельское по сути представление о Боге – то философское представление о Боге, которое как-то вошло в христианство, хотя не является христианским по сути своей. Но мы видим, как ему трудно, мы видим, как он от этого мучается. И мы видим и другое: что с гамлетовских мучений, в общем-то, начались мучения европейской культуры, которые были подхвачены культурой русской. И весь русский XIX век промучился над гамлетовскими вопросами, пока наконец в такое тяжелое время, каким явился для всего человечества XX век, люди не начали один за другим в разных странах, в разных конфессиях, при разных абсолютно условиях жизни открывать присутствие Божие в мире, Его всеопаляющее присутствие, дающее нам силы, даже когда мы находимся в отчаянных обстоятельствах, как о том говорил апостол: «Мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся»[207].


Хочу сказать несколько слов в защиту Гамлета. Он сумел подняться над собой и над своим временем. Он мучился-то за истину. Поэтому он и стал героем.

Конечно же, Гамлет борется за истину. Конечно же, Гамлету трудно именно потому, что он видит, что мир совсем не так хорош, как бы ему хотелось, что мир не таков, как его учили из книг, как он об этом знал с детства. Он видит ужас мира и пытается ему противостоять, пытается найти выход. Но выхода-то не находит, поэтому Гамлета нечего защищать. Гамлет – это очень яркая и замечательная фигура, но от этого ему и тем, в ком Гамлет еще не совсем умер, не становится легче. Кроме того, одна из главных проблем Гамлета – в его огромной психологической незащищенности. Гамлет не вооружен, но он еще не открыл того, что такое невооруженная смелость. Та, которой нас учит Иисус.


Я убеждена, что мучения Гамлета – это результат того, что ренессансный гуманизм, сохранив христианские ценности, отказался от Христа. И христианские ценности способны раздавить человечество, если человечество утратит Христа. У нас в Православной Церкви сейчас происходит то, что происходило в предренессансную эпоху в Католической Церкви. И мы, осуждая католиков, впадаем в то же самое. Я боюсь, как бы у нас не началось то же самое, потому что ненависть, агрессия как бы во имя Христа, которую мы слышим от так называемых ортодоксов, может вызвать очень нехорошую реакцию.

Спасибо Вам. Но я с Вами в чем-то согласен, в чем-то резко не согласен. Прежде всего, всё-таки я не согласен с Вами в том, что Ренессанс (ренессансный гуманизм) предложил людям христианство без Христа. Потому что именно в эпоху Ренессанса было прочитано Евангелие. В эпоху Ренессанса появляются издания Священного Писания на разных языках – и по-гречески, и на латыни, и, главное, на современных языках. Кроме того, число рукописей резко увеличивается, и на Руси именно в эту эпоху появляется Евангелие массовым тиражом, если можно так выразиться. Потому что в монастырях работают скриптории, где переписывается Евангелие, и оно начинает распространяться не только в виде служебного Евангелия по зачалам, начиная с первого, пасхального зачала Евангелия от Иоанна и кончая чтениями Великого Поста. Четвероевангелие начинает распространяться именно в это время, это во-первых. Во-вторых, в это время пишут свои книги и проповедуют такие мыслители, как, прежде всего, Эразм Роттердамский, которые как раз возвращают христианству Христа. Потому что всё-таки средневековое христианство – это было прежде всего обрядоверие, поклонение святыням и реликвиям, но в очень малой степени – чувство присутствия Христова в жизни и знание Евангелия.

Святой для Средневековья был важен в том смысле, что к его мощам можно было прикоснуться, но не в смысле ценности его пути, не в смысле ценности его духовного опыта. А вот в XIV, XV, XVI веках как раз начинается обращение людей к духовному опыту и открытие Евангелия. Причем везде: как в протестантском мире, начиная от Лютера и Кальвина, так и в католическом мире, и в мире православном.


Ведь мучается Гамлет оттого, что ему приходится играть по тем же правилам, по которым играет этот мир. И приходится вступать в эту игру, и он знает, что не победит в этой игре. И Гамлет, как и граф Монте-Кристо, в мести видит возможность победы. А ведь это и есть поражение.

Спасибо Вам. Что касается графа Монте-Кристо, то действительно это тоже человек, который открыл для себя, что решить любые проблемы можно только самостоятельно. Да, он мстит, но он еще чувствует себя немножко сверхчеловеком. Он обладает теми возможностями, которыми не обладают другие. Поэтому смелость графа Монте-Кристо никак нельзя назвать невооруженной смелостью. Это как раз смелость очень хорошо вооруженная. Другое дело – смелость матери Марии. Она была вооружена только Евангелием и только любовью.


Всё-таки то, что страдает Бог – это какой-то парадокс. Вы затронули вопрос о внутреннем самоощущении Христа. Внутри Себя Он ощущает Себя единой Личностью. Но ведь и у Него тоже было какое-то раздвоение?

К сожалению, слишком мало времени для того, чтобы всё, что Вы сказали, подвергнуть серьезному анализу. Но, конечно же, страдает Бог. И опыт христиан XX века всё больше и больше говорит об этом.

Об этом говорит мать Мария, об этом говорят в большинстве своем сегодняшние богословы. Именно в том и значимость этого послания Бога миру, что Он не взирает на жизнь откуда-то с небес. Он страдает вместе с нами, полностью разделяя нашу боль. Гамлету это было еще неведомо. Гамлету Бог казался либо царящим где-то высоко над миром и бесконечно далеким от людей, поэтому даже злым, – либо вовсе несуществующим. Мы с вами теперь знаем, что Бог страдает вместе с нами, среди нас и внутри нас. Мы с вами знаем, что Богу тоже больно. И это открытие, мне кажется, всё-таки XX века и того духовного опыта, которым делятся с нами уже наши современники.

Блез Паскаль

Сегодня мне хотелось бы поговорить о некоторых замечаниях, которые встречаются в мыслях Блеза Паскаля, и попытаться сделать на сегодняшний вечер этого французского мыслителя, физика и математика, богослова и писателя нашим с вами собеседником.

Однажды Паскаль заметил: «Если бы существовала только наша религия, то Бог был бы слишком явен, как и в том случае, если бы мученики существовали среди последователей только нашей религии». Затем в разных местах его книг и записок эта мысль будет повторена неоднократно.

Действительно, если бы все христиане были мудры и кротки, честны и святы, добросердечны и открыты, а все представители других религий, наоборот, были бы злобными, отвратительными и бесчестными, всё было бы очень просто. Каждый из нас мог бы легко убедиться в том, что нельзя не быть христианином, каждый из нас мог бы легко, в результате своих собственных наблюдений, понять умом, не включая в это понимание сердце, что христианство – это действительно настоящая религия, вера в Бога истинного и путь к Нему, а что касается всех остальных религий, то это нелепые человеческие выдумки. Но на самом деле всё обстоит гораздо сложнее.