Еще различие: Таинство меняет природу человека, закладывает в него нечто новое, принципиально иное, кардинальным образом воздействует на человеческое естество; иные священнодействия влияют на человека более частным образом, с меньшей силой. Можно сравнить Таинства с решительной хирургической операцией, когда организм уже не справляется с болезнью и требуется вмешательство извне; а другие священнодействия — с мягким терапевтическим лекарственным лечением.
Это было формальное определение, что такое Таинства. Теперь нам нужно посмотреть, что они есть по отношению к нам, или, другими словами, как правильно относиться к Таинствам, как их правильно принимать, с каким расположением души, и к чему они нас обязывают. Опять возвратимся к тому, что наша религия называется — Новый Завет; о «Новом» мы уже сказали. Теперь обратим внимание на «Завет». «Завет» — слово славянское; его можно перевести как «договор». Мы заключили с Богом некий договор: Господь уготовал нам Царство Божие, а мы обязываемся, для получения его, соблюдать заповеди и, обще говоря, понуждать себя жить христианскою жизнью. Причем это не есть какая–то юридическая формальность, а органичный принцип духовной жизни — не только Бог дает нам что–то, но и мы должны направить к тому наше усилие. Любое явление духовной жизни, как пишет свт. Феофан Затворник, совершается взаимным действием Божией благодати и нашей свободной деятельности. Не бывает так, чтобы мы сидели сложа руки, а Бог бы одаривал нас «духовными подарками»; не бывает также, чтобы мы могли достичь чего–либо исключительно своими усилиями, без благодатной помощи Божией. Духовная жизнь дана Богом человеку как задание, как то, над чем он должен напряженно трудиться, свободно, сознательно, но и лично–ответственно, подтверждая тем свой завет с Богом; Господь же на каждое духовное усилие человека дает ему Свою благодать, и она, пришедши, навершает всякое действие человека, немощное и несовершенное само по себе, своею крепостью и незыблемостью, делает его совершенным. Это и есть синергия — сотворчество Бога и человека.
Таким образом, усиленно трудясь и обретая помощь Божию, христианин постепенно стяжавает себе Царство Божие. Только в этом контексте и нужно говорить о Таинствах. Они не есть некая конечная точка, на которой духовная жизнь останавливается и завершается. Таинства — да и всё в Церкви — есть, помимо прочего, семя, которое всаживается в нас и которое мы должны взрастить, трудясь сами, с помощью Божией. Таинства — это задание нам от Бога и вместе с тем — получение нами благодатных сил на выполнение этого задания.
В пояснение этого нужно обратить внимание на разницу между восприятием нами падшей природы Адама и нового, обновленного во Христе человеческого естества. От ветхого Адама каждый из нас получает падшую, поврежденную природу; причем мы получаем ее страдательно, как данность, без участия нашего произволения, сознания, воли — пассивно: мы рождаемся такими и повлиять на это никак не можем. От Нового же Адама — Христа — мы получаем оправдание и освящение другим образом: не как данность, а как возможность — возможность не только избежать участи Адамовой, но и неизмеримо больше — достичь обожения.
Таинства, через которые Святым Духом человек усвояется Христу, и делают нас способными к этому, вселяют в нас силу Христову, помогающую нам действовать в этом направлении. Но они не превращают нас волшебным образом в уже спасенных, оправданных, освященных так, чтобы на будущее время от нас не требовалось никаких своих действий к содеванию спасения. Опыт свидетельствует об этом: из купели Крещения мы выходим не такими, каков был Адам до грехопадения; грех не умирает в нас, телесного физического бессмертия мы не приобретаем, страсти и болезни продолжают действовать в нас, — но нам дается сила жизни о Христе, власть наступать на змию и на скорпию и на всю силу вражию (см. Лк., зач. 50 — 51); спасение вручается нам, как задача, как семя; вырастить же это семя, выполнить это задание зависит от нашего свободного произволения, ибо как Адам свободно и сознательно отверг заповедь Божию, так и мы должны свободно и сознательно потрудиться, чтобы быть с Богом, чтобы не допустить до себя греха, разлучающего нас со Христом.
С этой точки зрения Таинства можно разделить на две группы: неповторяемые (Крещение, Миропомазание, Священство, в идеале — Брак) и повторяемые (Покаяние, Причащение, более частно — Елеосвящение). Неповторяемые Таинства меняют нашу природу таким образом, что в нее всаживается это семя жизни вечной, человек делается способным к жизни со Христом, к спасению, он получает дар Божий — исцеление природы, но как залог, как начаток собственной духовной деятельности. Господь говорит об этом в притчах — о горчичном зерне, о закваске, о возрастании в Царство Божие, о внутреннем развитии от маленького семечка в великое дерево (см. Мф. 13). С принятием этого дара Божия начинается жизнь, но для ее совершения нужна всеусиленная деятельность. Сам человек, по причине повреждения своей природы в грехопадении, не в состоянии эту духовную деятельность осуществлять как должно; но в повторяемых Таинствах, к которым христианин регулярно и часто прибегает, Господь помогает ему, укрепляет, очищает, возобновляет теснейшую связь с Собою.
Конечно, Таинства не исчерпываются этой педагогической стороною: они есть действия Божии и поэтому глубоки, неисчерпаемы; Таинства имеют и объективное действие, они глубочайшим образом духовно меняют и преображают человека, а через него — и весь мир, они строят Церковь, они — источник жизни христианской. Но я обращаю ваше внимание именно на педагогический аспект Таинств, потому что именно здесь кроется главная ошибка в восприятии их, да и вообще в восприятии церковной жизни.
Речь идет о магизме, одной из самых серьезных проблем современной церковной действительности. Для очень многих людей Таинства суть магические действия, — т. е. такие, которые не предполагают своей личной внутренней духовной работы. Магизм базируется на том, что духовный мир независим от человека, от его внутреннего состояния, человек — его пассивная часть, деталь, механическая игрушка на волнах неведомого для большинства потустороннего мира. Можно, однако, воздействовать на этот мир и направить это воздействие так, чтобы получить некий ожидаемый результат. Для этого особое посвященное лицо, жрец или маг, должно точно выполнить то или иное обрядовое действие, и если оно правильно совершено, если учтены все значимые потусторонние обстоятельства дела, то результат гарантирован независимо от внутренних расположений сердца человека, от его веры, взглядов, дел, нравственного состояния и проч. Главное — учесть все обстоятельства и скрупулезно точно, посвященным лицом исполнить определенный род действий.
Если магизм проникает в Церковь, он коренным образом извращает внутренний строй христианина, так что он фактически перестает им быть, хоть может быть внешне весьма воцерковленным человеком. Магизм в Церкви прежде всего извращает отношения человека и Бога, извращает саму мысль о Боге. Бог становится не любящим Отцом, а неким абстрактным принципом, внушающим прежде всего не сыновнюю любовь, а боязнь подчиненного к загадочному начальнику. Между человеком и Богом невозможными становятся личные отношения, а именно в них суть нашей религии; возникают отношения формальные, юридические; благоугождение Богу переносится из сферы нравственной исключительно в исполнение определенных внешних правил. Магическая точка зрения стоит на том, что Богу нужен только обряд, правильно и вовремя исполненный; в остальном человек Богу ничего не должен, и отношения человека и Бога этим вполне исчерпываются.
Это приводит, прежде всего, к ужасной скованности внешним, рабской зависимости от него, к приданию ему самостоятельного значения, к погружению в обрядовость. Рядом с этим стоит и крайняя безответственность. Человек снимает с себя ответственность за свою религиозную жизнь и возлагает ее на форму, на обряд, на внешнее, отчего происходит сакрализация формы, придание ей мистического значения: обряд, правило сами по себе становятся спасительными. В дальнейшем мы проследим этот момент: многие церковные понятия, такие, как, например, послушание, духовное руководство и др., воспринимаются магически. Магизм лишает человека христианской свободы: от обряда ожидается детерминированный результат, обусловленный исключительно соблюдением формы. Кроме того, человек попадает в рабскую зависимость от совершителей обряда, воспринимая их также магически.
Наконец, и главное — всё это приводит к необязательности и ненужности нравственных усилий: форма автоматически всё сделает, ибо ею исчерпывается религиозная жизнь. Всё это сочетается с прагматизмом религиозных потребностей: от религии нам нужен не Бог, а обеспеченная Им (при помощи, естественно, исполнения внешнего) комфортная жизнь здесь и сейчас. Вышеназванным живут многие церковные люди. Церковь для них — это свечки и записки: достаточно поставить свечку и подать записку — и уйти по своим делам: свечка с запиской всё сами сделают. Часто можно услышать: а какую молитву прочитать от того–то или для того–то? или: мне дайте самую сильную молитву, самый действенный псалом и проч., и проч.; явно, что здесь упование на форму, а не на молитвенное усилие сердца; о нем вообще речи нет.
Магизм проникает во все сферы церковной жизни; вся, например, история с ИНН основывается на магической, нецерковной точке зрения, что человек может отречься от Христа автоматически, помимо сознания и произволения. Это же касается и Таинств — средоточия жизни Церкви. Каждый из нас, я думаю, так или иначе сталкивался с утилитарным подходом к Таинствам: чтобы ребеночка не сглазили, его нужно крестить. Чтобы семья не развалилась — венчаться. Чтобы не заболеть — причаститься, и т. д. При этом считается, что все нужное автоматически произойдет, без собственных нравственных усилий.
Но это всё — нехристианский взгляд, не так учит Церковь. Господь говорит: