Беседы с К. Станиславским, записанные Корой Антаровой. «Театр есть искусство отражать жизнь…» — страница 17 из 33

Что отсюда мы можем вывести? То, что такою же ступенью лестницы творящего человека, кто бы, какой бы, где бы и когда бы он ни жил и ни творил, будет ли то драма, опера, шахта, станок, операционный стол, – является бесстрашие.

Это ступень огромной важности для творчества. Вам надо твердо осознать, что бесстрашие – не бахвальство, не та несносная хвастливость и наглость, которые чаще всего прикрывают внутреннюю трусость. Бесстрашие в творчестве – это освобожденность вашего сознания от всех лично вас касающихся условностей, это та атмосфера радости и свободы, которую вы сами несете в творчество, это воля-любовь, это энергия к победе над препятствиями в вашей роли, а не зажатое страхом в комок сердце, из которого все время уходят силы на ваше волнение. И вы не только теряете эту силу, вы еще усиливаете свой страх, если приказываете себе: «Не бойся, не волнуйся». Вы вместо того, чтобы отвлечь свое внимание от страха и тем ослабить его, вместо того, чтобы привлечь усиленное внимание к своим задачам роли, ставите ему неверную задачу: «победить страх».

Вы уже знаете, что такое две первые ступени творчества – сосредоточенность и бдительность. Если вы поняли, что страх стесняет ваши движения, мешает вам освободиться от каких-то вибраций постороннего, не имеющего отношения к вашему труду над ролью характера, привлеките удвоенную бдительность внимания к качествам роли, отвлеките внимание от себя на усиленный разбор органических качеств вашего героя, ищите, как и где можно вашей роли придать отвагу, храбрость, и ваше внимание, которое вы ослабили и увели от роли, задав себе неверную задачу – «победить страх», – соберется снова к роли, к исканию в ней живой задачи, и вы укрепите свой творческий круг. Неизменным следствием, из всего этого вытекающим, является мужество в творчестве.

Всякая роль всегда должна строиться на мужестве. Самое ужасное в актерском творчестве – это сахарное сахарить, соленое солить и перченое перчить. Какие бы формы ни принимало все внешнее, условленное по роли, ваше изображение ее, ваше духовное творчество должно быть всегда, везде неотъемлемо мужественно.

Посмотрим на примере, так ли это. Обще ли оно всем ролям и всем людям в них? Предположим, вы играете злодея и предателя. Если вы не найдете для себя, где ваш негодяй проявил мужество, где он добр хотя бы на мгновенье, не отыщете в нем светлой черты, – ваш образ не будет впечатляющим. Огромное количество черных и серых красок не создаст ничего, кроме несносной скуки. И, думая привлечь большее внимание публики разливанием огромного количества отрицательных красок, вы ослабляете его. С публикой происходит то же, что происходило с вашим вниманием, когда вы поставили ему неверную задачу. Вы усиливаете внешние краски, вы подымаете мощь голоса, вы выбрасываете ударные слова, как кулаки энергии, а публика начинает рассматривать, какой у вас нос, какие ваши руки, ноги, глаза, и слова ваши падают мимо внимания зрительного зала. Начинается кашель, шорох. Но вы не публику или партнера вините, а пересмотрите свои творческие задачи, и найдете в них одну сплошную темную краску.

Чем ярче вы оттените глубочайшую пропасть, куда упал негодяй в своем зле, тем мужественнее отстаивайте его мгновения чистоты. И чем ярче вынесете вы его мужество в правильном физическом действии, тем глубже будет внимание публики к вам – внешнему отражению образа. Вы отражаете не случайно взятый вами на себя образ роли, потому что ваши талант и труд дали вам возможность одеть в сеть условностей роли свой творческий огонь, но вы мужественно, бесстрашно сливаете свое сознание с проходящими через вас в зрительный зал токами тех мук и страданий, тех пропастей падения в зле, куда привело вашего героя, т. е. вас, кольцо страстей: зависти, ненависти, раздражения и неудовлетворенности.

Только мужественная ваша подача роли и мужество, как качество, хотя бы минимальное, в самой роли могут помочь вам собрать внимание зрителей.

Возьмем другой пример. Вам надо играть мать. По вашему пониманию любовь матери – это самопожертвование, полная отдача своих забот и ухаживание всех сортов для облегчения жизни вашему ребенку, всегдашняя ласка, всегдашняя нежность, рабство любви к нему. И чуть ваш ребенок заболел… – «пошла писать губерния». Тут и няне попало, и доктору пять раз позвонили, и к другому посыльного послали, и кухарку загоняли, и слез немало пролили.

Каково будет при такой вашей психике изображение вами образа матери? Вы непременно внесете в круг своих творческих задач весь тот духовный хаос, в котором привыкли жить у колыбели вашего ребенка. Страх, разбросанность будут царить и в ваших задачах роли, как бы вы ни освобождали себя от своих личных качеств в своем кругу, если первой задачей своей любви вы не поставите мужество матери. Все задачи вашей роли, вся нежность вашей ласки только тогда будут замыкать в вашем кругу все сердца зрителей, если вы мужественны, если вы не сахарите каждую свою ласку и не сюсюкаете, играя со своим ребенком, думая этим выразить всю силу своей любви к нему.

Вы не берите только того момента жизни, который вам – условно – предложен ролью, скажем, когда вашему сыну 30 лет и в вашей и его жизни произошла трагедия, рисуйте в своем воображении всю жизнь вашего сына. Вот он в колыбели. Вот ваше мужество, вырвавшее его из когтей смерти в детских болезнях. Вот его первый лепет, первые штанишки, первый школьный урок, – и всюду его сопровождает ваше мужество, ваша сила в нем. Так вы дойдете до тех моментов, которые вам даны ролью. Но уже случайные, предложенные ролью обстоятельства навернулись на валик – не штампов «как играют мать», а той сути, тех органических качеств, которые раскрыты вами в вашем сердце и которые вы вылили как образ вашей мысли в то случайное слово, которое вам дано в роли.

Теперь, идя от органического в вас самих, очищенного и облагороженного мужеством, вы найдете всю свою правдивость в обстоятельствах пьесы. И с вами вместе ее найдет вся публика. Только плохие актеры находят, что им надо ломать себя для тех или иных ролей. Если талантливый человек идет от сути в себе носимых органических свойств и их пробуждает к действию, он в каждой роли будет искать для себя сначала общечеловеческих ступеней творчества, т. е. будет идти от природы чувств, а затем уже станет сливать их с условными обстоятельствами пьесы. И для этого, и только для этого существует моя система, и на этом она создана, имея целью научить артиста сливать физическое действие с действием психическим в полной гармонии.

Возьмем еще пример. Вы – любовник. Пламень вашей влюбленности сжег все ваши мозги. Вы ничего не соображаете, «она» – центр жизни, «она» – смысл ее, «она» – цель вашей жизни, и весь вы заполнены одной мыслью – все бросить, быть только с «нею».

Как выявить такую задачу? Ведь Вертер, сгоревший в костре своих мучений любви, не дождался только одной минуты, чтобы стать счастливым. Ведь страдание и муки Шарлотты задержали ее только на одну минуту, и она вбежала уже после выстрела, найдя Вертера умирающим.

Если гамма переживаний вашего Вертера будет носить характер только одержимости любовью, если упреки Шарлотты будут только слезы, если все ожидание в разлуке будет тоже только слезы, доведете ли вы зрительный зал до финальной развязки в полном внимании к вам? Что может привязать зрителя и провести его с вами через все условности Гете и Массне? Что может ввести в круг вашего публичного одиночества публику так, чтобы не ноты ваши ею воспринимались, а чтобы зал забыл о них, видя только вашу слиянностъ с образом, в котором вы живете этот кусок вашей жизни? Только ваше мужество, только внутренняя линия вашего собственного понимания, какое мужество вам необходимо, чтобы вести жизнь без «нее». Скука, ненужность, бессмысленность дней без «нее» оттеняют вашу любовь к ней. Все сцены, где вы без «нее», внесут ту трагедию, на которой и разыграется роковая развязка. Она произошла от того, что ваше мужество – «жить без нее» – потерпело фиаско. Ваш, Вертера, спор с жизнью, спор с богом, с препятствиями – все построено на первой задаче: мужество мужчины, а потом уже идут задачи страсти, ревности, отчаяния Вертера и т. д.

Вот три общие всем ступени творчества. Дальше поговорим о начале всех начал – о творческом спокойствии.

Беседа восемнадцатая

Шаблонное представление о творчестве и вдохновении состоит в том, что люди, не имея даже общего представления о природе действующих в них самих творческих сил, ищут и культивируют в себе «творческое волнение».

Вы уже из первых трех общечеловеческих (можно было бы выразиться даже всечеловеческих) ступеней творчества видите, что ни о каком «волнении» – будь оно хоть семью семь творческим – и речи быть не может. Артисту, глубоко ушедшему в творческие задачи роли, нет времени заниматься самим собою как личностью и своим волнением, его внимание целиком заполнено выбором нужных ему качеств, чтобы через ряд верных физических действий приспособить их к обстоятельствам роли и к правдивому воплощению в них себя. Правдивость потому и не вводится в моей системе как качество, что она – основа творчества и она у каждого имеет свои собственные качества. Правдивость – это слияние своих сил и мыслей с ролью через маленькое, волшебное слово «если». И только тогда, когда вы достигли полной гармонии в себе, вы можете через это слово слиться с образом правдиво.

Ритм вашего сердца принял ритм вашего героя. Ваша мысль говорит вам: «если я Раскольников, что вызовет во мне страх»? И вы ищете в себе глубочайшим распознаванием, что вам влить из своих органических качеств в те условные обстоятельства, что вам предложены ролью, чтобы сила вашего внимания выделила только ту или иную сцену из всей жизни Раскольникова.

Можете ли вы проделать такую работу, имея в нервах, в мыслях, в памяти еще какие-то другие обстоятельства, например, что вы в студии, что вы окружены людьми, что вы на сцене, что на вас смотрят и т. д.? Как только эти посторонние мысли получили в вас жизнь, ваш творческий круг разбился, вы уже выпали из творческого спокойствия, ваш мир, – мир тех невидимых для нас, а для вас живых, ярких образов, которыми вы населили свой круг, улетел, вы попали в круг мелких волнений и раздражений, и ни одной из первых трех ваших ступеней творчества не существует. Все надо начинать сначала. Снова стройте круг публичного одиночества, снова вводите в него себя, режиссера и партнеров.