вы. Но ведь в музыке нет сумасшествия? Бедная Шарлотта. Сейчас вы ей чуть руку не вывихнули. Очевидно, дальше второго акта, судя по такому началу, ей уже и не дожить.
И самому вам до пятого акта не дотянуть. Пороховой склад вашей любви взорвется раньше.
Как вам войти в верное русло? Что вам должно помочь? Этакий вы счастливец? Гете дал слова, Масснэ дал ритм, – своего выдумывать не надо! Все ваши задачи зависят от данных роли, от ритма музыки. Она вам рисует, кто вы такой и как вы влюблены. Только тогда ваши задачи верны.
Вам не о чем и призадумываться в нерешительности. Что сейчас говорит музыка? Это не спор с богом. Спорить с ним будете дальше. Это только счастье, восторг и единение с природой. И трещинки сомнений нет. Но разве вы сможете подобрать ритм композитора, если ваше внимание занято задачей: «Ой, боюсь, как бы не ошибиться», или «Что-то голос хрипит».
При этом – от вас добавленном – условии вы не будете ни тем Вертером, которого вы создали в своем воображении, ни тем, которого вам предлагает Масснэ.
Чему вы сейчас учитесь? Переносить в свое сердце уже готовый ритм. По данному вам ритму вы должны угадать, как жил сам Масснэ, когда писал своих героев.
А можно ли войти в жизнь образа композитора, если всем нам ясно видно, что вы боитесь верхних нот.
Не будем ждать, пока вы станете идеальными певцами.
Совершенствуясь, вы ими станете. Сейчас же, действуя в студии, развивайте ваши параллельные психические и физические задачи. Следите, чтобы правильные физические действия помогали вашим правильным ощущениям. Отталкивайтесь от них, и голос будет вам отвечать.
Звук не от одних физических действий зависит. От правильных ощущений идет темперамент и вызывает верный звук.
Вот вы уже и перестали думать о звуке как о таковом. Вы увлечены смыслом того, о чем поете. Все зажимы тела ушли. Вы легко и просто движетесь. И мы уже видим не вас, а вас-Вертера, и опять живем вместе с вами.
Вы создадите себе привычку жить в звуках на сцене только тогда, если в своих вокальных упражнениях вы не будете болтать слова и звуки попусту.
Вы поете вокализ, добиваетесь каких-то переходных нот, – представляйте всегда психические задачи, чтобы были не голые ноты, а мысле-ноты.
Время, когда публика искала в музыке развлечений от нечего делать, прошло. Вы в ваших вокализах должны точно так же работать, как работает драматический артист.
В каждой ноте надо отдавать себе отчет: для чего она? Что выражает?
Хвастать верхней нотой, бесконечной на ней ферматой, чтоб получить побольше хлопков, – это не задача студийца. Да и все равно Карузо не переплюнете.
Будем надеяться, что ваш смех – залог того, что вы научитесь петь так, чтобы весь человек в вас пел, а не только голосовой аппарат работал. Публике, культуре не нужны вокальные, звукоиспускательные машины, а нужны живые люди, поющие артисты.
Беседа третья
В прошлый раз мы отыскивали сверхзадачу и решили назвать ее наказаньем за преступленье против природы, наказаньем за насилие над ней и неповиновение закону любви.
Теперь, когда мы знаем сверхзадачу, как же мы будем строить роли?
Как искать сквозное действие роли?
Если вы будете каждую фразу и каждое слово за волосы притягивать, стараясь их подтащить к сверхзадаче, что из этого получится? Снова получатся штампы, манекены, на которые вы будете стараться всячески напялить футляр со словом «рок».
Лицо – роковое. Сугубо серьезная, выдержанная походка – сам рок по сцене ходит. Взгляд – томный, из-под опущенных ресниц. И голос с первых же фраз – с трагическим оттенком.
Словом, сразу же – поднялся занавес и повеяло со сцены могильным унынием, а не радостью, миром и поэзией уютного домика судьи.
Опять тоска одной черной краски.
Всегда вспоминайте и вспоминайте: если хотите показать злодея, ищите, где он добрый. Вы хотите показать гибель двух очаровательных существ, потому что они не послушались голоса природы, не подчинились любви.
Покажите ярко моменты их радости и счастья. Покажите, как, когда, где они действительно были счастливы; счастливы и радостны потому, что шли, повинуясь природе, а не против нее.
Вы должны сначала выбрать из роли все органические чувства. На них построить весь план и весь остов роли и уже тогда вводить случайные предлагаемые обстоятельства в нее.
Когда же органические чувства роли станут для вас не увлекательными предполагаемыми обстоятельствами, которые нарисовало ваше воображение, т. е. ваш ум, а остовом роли? Тогда, когда они заставят звучать и ваше сердце, т. е. станут ритмом вашего сердца, тогда вы передадите в звуках певческого голоса все краски ваших переживаний; они пойдут от глубоких, творческих сил, которые пробудились в вас. Вы теперь не можете их ни изменить, ни сократить, ни скрыть. Они даны в роли. Ваш пробудившийся темперамент их там подобрал. И вы их сделали своими в гармоничной работе всего вашего организма.
Это будут не одним вам – данной паре героев композитора – свойственные чувства. Это будут те силы творчества, которые найдут отклик и сострадание во всем зрительном зале. Каждый почувствует их в себе.
Не важно для зрителя, если вы так соединили его с собой, что у вас фигура не Аполлона Бельведерского или не римский нос.
Зрителю важно, что лицо ваше – Вертера – светится счастьем, что движения ваши быстры и ловки, что миром и чистотой веет вся атмосфера вокруг Шарлотты.
Весь конгломерат этих качеств уже говорит зрителю. Вы уже вбираете его в свой круг жизни на сцене, хотя он еще не слышал ни одной вашей певческой ноты.
И в то же время, как бы ни был хорош ваш внешний облик: костюм, парик, вся внешняя окружающая обстановка, вся красота, которую вынес на сцену режиссер, – все только больше подчеркнет вашу беспомощность, если вы вышли на сцену пустым.
Что вы, Шарлотта и Вертер, сейчас делаете? Вы наблюдаете друг друга. Стараетесь внутренне познакомиться и почувствовать близость друг к другу. Но вы так стараетесь, что получается не общение для жизни в роли, а само старанье становится задачей.
Вы не старайтесь. Вы острее вглядывайтесь друг в друга. Поставьте себе одну задачу: «почувствовать радость свиданья».
Как бы невидимыми щупальцами – лучами из сердца – проникайте в сердце другого, спрашивая: «Рад ли он мне? Рада ли она мне?».
Вы оба в самой поре расцвета молодости. Здесь еще нет сомнений 30-летних людей. Вы верите на слово друг другу: Оба ваши героя лицемерия еще не знают.
Роковая развязка только потому и произойдет, что цельность чувств не может мириться даже с мелкими компромиссами, не только с сознанием, что любимая «другому отдана».
Перенеситесь не во внешнюю обстановку немецкого городка, а во внутренний его быт. В те рамки условного воспитания, которые прекрасно хранят средние натуры, но в которые не могли уложиться огромные сердца Вертера и Шарлотты.
Зачем же сейчас у вас, Шарлотта и Вертер, такие героические позы и такие мощные звуки голоса? Героическая борьба ваша, Вертер, будет впереди. А ваша линия героической борьбы, Шарлотта, будет тогда, когда вы начнете читать письма Вертера; вот тут вы уже в первые слова вложите такую интонацию тоски, такая драма вашего сердца и всей вашей женской жизни, задавленной обиходом, прозвучит в голосе, что публика сразу насторожится, почувствует вашу трагедию.
Пока же вы только ориентируетесь в привычных обстоятельствах вашего дня. Ваш, Шарлотты, день сегодня мало чем отличался от сотни других дней.
Вы выходите под руку с Вертером в эту чудесную, лунную ночь. Целый день вы, Шарлотта, как-то жили. Вы исполняли какие-то простые дела. И все они выражались в ряде физических действий.
Вот и изобразите нам в простых физических действиях, как шел ваш день. Обычный день Шарлотты.
Очень хорошо. Я не надеялся увидеть раннее утро Шарлотты. Но очень доволен знать, как Шарлотта умывается и причесывается.
Так. Значит, на первом месте стоит любовь Шарлотты к детям. Самоотверженная забота о них. Потом идет забота об отце и всем доме, но дети стоят на первом месте. О себе думать у Шарлотты не было времени.
Вот вы сами нашли и нам показали два органических качества Шарлотты. Из ряда простых физических задач вытекли понятно для всех нас любовь и самоотвержение.
Теперь вам нетрудно прибавить к простому дню Шарлотты необычную суету предбального одевания: последние наставления детям и ваше собственное волнение, волнение молоденькой дочери судьи, перед не часто случающимися в ее жизни развлечениями.
Выйдя на сцену разодетой в бальный туалет, вы не можете оторвать от себя всего того куска жизни, который вы прожили до вашего выхода на сцену.
Ваше приподнятое настроение охватило вас за кулисами. И вы подали его публике не как ваше волнение от начала спектакля, а как результат жизни всего вашего существа.
Нет разрыва в вашем воображении между кулисами и сценой. Вы не просто «стояли за кулисами», ожидая и волнуясь, когда прозвучит музыка вашего выхода.
Ваше внимание, создав круг публичного одиночества, уложило в рамки ритма музыки и данных в роли «обстоятельств» все ваши чувства и мысли.
Смотрите пристально в ваше сердце. Что в нем творится? Если вы волнуетесь не потому, что такова ваша задача роли, а потому, что вы боитесь выйти на публику, – плох ваш: круг внимания! Вы заранее обрекаете себя на холодную подачу звуков.
Если мысль не захватила вас, если сердце ответно не застучало в одном ритме с нею, – ни вы сами, ни зрительный зал не проникнут в глубину задач роли. И, конечно, вы никого своим образом не плените.
Какое средство спасаться от страха перед выходом? Уменьшайте круг вашего внимания. Сосредоточивайтесь как можно глубже на самых первых действиях и словах. Выкиньте из головы мысль о всей роли.
Для артиста при выходе на спектакль никогда нет всей роли. Для него есть только одна эта минута и одна в ней задача.
Пока вы готовите роль, в вашем сознании весь человек роли. И вы весь ею заполнены.