Еще припомнил, что батюшка говорил о совершенствовании человеков и духов.
— Бога познавать могут люди по мере того, как будут совершенствоваться еще здесь, на земле, но, главным образом, в будущей жизни. На небе все безплотные духи все время совершенствуются, подражая низшие — высшим. Самые высшие духи — это Серафимы, но и они не видят Бога таким, какой Он есть на самом деле, хотя каждое мгновение с огромной быстротой идет их совершенствование, и они подражают Богу, насколько им возможно. А Серафимам подражают Херувимы и так далее и, наконец, человек подражает Ангелам. Итак, друг другу подражая, все стремятся к совершенству, познавая Бога, но никогда ни познать, ни увидеть Его не будут в состоянии, ибо Господь Бог есть Существо безпредельное, а все остальные существа, как сотворенные Богом, ограничены.
Была одна попытка, не только сравняться с Богом, но даже стать выше Его, и окончилась тем, что этот Серафим стал ниже всех и приобрел сразу все отрицательные качества за свою гордость и дерзость. И вот, чем больше здесь живешь, тем все более и более уверяешься, что Господь смотрит только на кроткого и смиренного. И потому так и ненавидит гордость, что это есть диавольская, сатанинская черта.
Если Господь захочет вам, например, возвестить что-либо, то Он Свою волю возвещает Серафимам, а они Херувимам и так далее, и уже Ангел-хранитель скажет вам, чтобы вы выехали в Оптину и остались там. Но на то, конечно, была воля Божия.
— Да, — отвечаю я, — у меня спросил один монах: «Как у вас началось желание поступить в монастырь»? А я и не знаю как. Помню, что чаще стал ходить в церковь, читать Евангелие, и подобное сему. А как именно явилось это желание — совершенно не могу сказать.
— Да, в вас было всеяно семя, а как семя растет в земле, никто не знает и не может сказать...
Еще припоминаю, как батюшка говорил, что человек должен исполнять заповедь: Будьте святы, якоже Аз свят есмь.
10 марта 1908 г.
Начал читать Петра Дамаскина. Мне нравится эта книга. Это серьезная и глубокая книга, и читать ее быстро не могу. Я сказал об этом батюшке, и он подтвердил мои слова, что эта книга глубже аввы Дорофея. Еще бы, авва Дорофей — это азбука монашеской жизни, хотя, читая ее, можно открывать все новое и новое, и для каждого она является сообразной его состоянию. Она имеет берег, и от берега можно ходить сначала по колени, потом глубже и глубже. Иной — сразу в глубину.
Запишу еще несколько наставлений.
— Есть маленький секрет, чтобы легко вставать к утрене и не просыпать: не осуждать тех, кто просыпает и опаздывает. Если не будете осуждать других, и вам будет легко... К обедне надо вставать за час до начала. Я думаю, вам полчаса достаточно, чтобы умыться, одеться и прочесть утренние молитвы, а как зазвонят — начинайте читать синодики.
— За всенощной теперь привыкайте не выходить, а то потом трудно будет, так и брату скажите.
Вчера умер келейник отца Иосифа отец Пахомий. Это уже второй, как мы поступили сюда.
Вот вчера батюшка по этому поводу говорил, что «в Оптиной верный признак того, что человек скоро умрет, если он просится поехать к родным или вообще желает уехать из Оптиной».
16 марта 1908 г.
Времени писать совершенно нет. Со вчерашнего дня мне дано очень много работы по библиотеке. Эти дни на благословении батюшка кое-что говорил. На мой вопрос о страхе, который находит на меня иногда в темноте и вообще, батюшка сказал, что это — вражие.
— Отгоняйте это псаломским словом, как учили старцы: «От страха вражия изми душу мою...»
— Книги читайте, но не входите в тонкости, не вдавайтесь в анализ, а молитесь Богу, да просветит ум ваш. Мне так сказал отец Анатолий и на мой вопрос: «Почему так?» — отвечал: «Запутаешься». Вот так и я говорю вам.
Когда я оделся в подрясник и пришел к батюшке отцу Анатолию, он мне сказал: «Ну, брат Павел». И какой музыкой раздались эти слова в моих ушах. Я, вылезший из вонючего болота — мира, весь в грязи, тине, и я — «брат». Меня называет этот великий старец своим братом. Вот и я называю вас: «брат Николай», а Николай Митрофанович остался там, за воротами... У монаха вся радость состоит в смирении, смирении и простоте.
17 марта 1908 г.
Батюшка сказал:
— Если приходится пропустить что-либо из правила, то на следующий день не исполняйте пропущенное, но мне надо сказать, ибо впадете в неоплатные долги. А пропустили, так пропустили, делать нечего.
— А если, батюшка, будут заставлять читать в церкви, как быть? Вы же еще не благословили?
— Отказываться не надо, если заставляют. Бог благословит... Веруйте: на пользу говорю вам то, что исполняете за послушание. По вере вашей и я говорю вам то, что для вас потребно. Вот приходят ко мне с верой, и я сам удивляюсь, откуда что берется, вспоминаю прочитанное и слышанное и говорю на пользу по вере вопрошающих. А бывает так, что приходят просто из любопытства или когда не имеют цели для пользы душевной, — и тогда я положительно ничего не могу сказать, говорю: молись и более ничего.
Я забыл, что, когда батюшка говорил про ужасы в миру, он в то же время прибавил:
— И среди других там находятся чистые души. Господи. Господи. Истинно: свет во тьме светит и тьма его не объят.
19 апреля 1908 г.
Вчера получил телеграмму от епископа Трифона. Поздравляет с праздником. Вот ее текст: «Да благословит вас Воскресший Спаситель». Коротко, но утешительно для нас, то есть для меня и Иванушки...
— Великое дело — архипастырское благословение, — сказал батюшка. — Сам епископ может быть и грешным, как все люди, но его благословение и молитвы имеют великую силу...
В Москве как-то раз пришли мы вместе или я один, точно не помню, к Владыке. Он всегда принимал нас очень хорошо, так же и на этот раз. Мы переговорили, о чем было нужно, и вдруг Владыка говорит:
— Эти дни я все что-то вспоминал вас и, признаться, даже молился за вас. С вами ничего не случилось особенного?
Теперь я хорошо не помню, только я ответил, что, кажется, ничего. А все может быть, что-нибудь и было... только мы были ограждены святительскими молитвами и ничего особенного не почувствовали.
Однако возвращусь к вчерашнему. Батюшка сказал, чтобы я зашел к нему на минутку. Мы вошли вместе. Положив поклоны, батюшка взял со стола восковое с украшениями яичко и, подавая его мне, сказал:
— Я хотел вам дать яичко...
Я взял и поблагодарил батюшку. Затем батюшка спросил, не играю ли я на каком-либо музыкальном инструменте. Я отвечал:
— Нет, пробовал немного, но ничего не вышло.
— И брат Иван?
— Да.
— Так вам, значит, предстоит играть в душе, по слову: Пою Богу моему, дондеже есмь. Эта чудная гармония замечается особенно у пророка и псалмопевца Давида в его псалмах... Это пение — достояние иночества...
22 апреля 1908 г.
Книгу святого Игнатия Брянчанинова, том третий, я окончил. Как-то я сказал батюшке, что, несмотря на то что эта книга мне понравилась, есть в ней некоторые места, в которых я чувствовал некоторое сомнение, например мытарства, Престол на небе, чины Ангелов, рай и тому подобное.
— Все это надо духовно понимать, — отвечал батюшка, — это только намек на самую действительность, а некоторые, не понимая, что здесь все в высшем духовном смысле сказано, соблазняются. Например, на небе пред Престолом Бога — завеса, которая раздвиглась, когда подошла к ней блаженная Феодора... Конечно, это надо понимать в духовном смысле. Подобно тому, как говорят, что у евреев было на глазах покрывало. Ведь это не значит, что действительно над ними было некое вещественное покрывало. Или еще говорят про Серафимов, что они закрывали лица крыльями. Какие же могут быть у них крылья? Это значит, что они не могут видеть всей славы Божией.
30 апреля 1908 г.
— Батюшка, Вы не раз говорили мне, чтобы я держался за пятисотницу. Что это значит?
— Держаться — значит аккуратно и исправно исполнять ее в положенное время. Вот и отец Амвросий так говорил одному из своих учеников — схимонаху Мельхиседеку, который об этом передавал мне сам: «Держись за пятисотницу, как за спасительное вервие, не заблудишься». Почему так? Очевидно, потому, что в ней есть особая сила. Отец Амвросий не открыл нам, какая это сила и в чем она заключается, но можем думать, что в произношении имени Иисуса Христа. Многие думают, что сила в том, что пятисотница ведет свое начало от древних отцов Египта и Палестины...
— А вот, батюшка, когда справляю пятисотницу, всякая глупость в голову лезет, так мысль и скользит по всему, что придет в голову.
— Когда читают всякие другие молитвы, все еще ничего; когда же начинают справлять пятисотницу, сразу нападают помыслы. Враг сразу ополчается. Из этого мы познаем, что пятисотница имеет великую силу, если она столько ненавистна врагу...
— Батюшка, авва Дорофей, преподобный Петр Дамаскин, епископ Игнатий Брянчанинов — все говорят, что необходимо внимать себе, проверять свою жизнь за день вечером, а за ночь утром. Благословите Вы мне так же проверять себя.
— Бог благословит. Проверяйте себя и кайтесь в согрешениях своих. Конечно, утром припоминать нужно только грубые отступления, например проспал и опоздал к утрене, осудил за утреней кого-либо, вольно держал себя и тому подобное, ибо ночь проходит у нас во сне, а у древних отцов она проходила в бдении. Епископ Игнатий говорит: «То, что отцы древних времен относят к новоначальным, может теперь относиться только к значительно преуспевшим инокам». Действительно, и вы, может быть, скажете, что теперешнее монашество мало и походит на прежнее.
Проверка своей жизни приводит к познанию своих грехов; познание своих грехов приводит к познанию своей немощи и покаянию, а это, в конце концов, приводит к мысли о Боге и о смерти... Поэтому достаточно будет, если мы будем вспоминать свои согрешения, проверять свою жизнь и каяться в своих согрешениях, бывших за день и за ночь: «Прости мне, Господи, что я оскорбил брата или сделал то-то и то-то».