— Ее кушать нельзя, она проклята.
Все несколько удивленно посмотрели на преосвященного.
— Она проклята, ее есть нельзя, — повторил Владыка. Призывает келейника и приказывает убрать ее со стола. Тот даже не решается убрать. Тогда преосвященный велит позвать повара. Тот приходит. Владыка смотрит на него и, замечая завязанный палец, спрашивает:
— Что у тебя с пальцем?
— Порезал нечаянно, Владыка святый.
— А что ты при этом сказал?
— Простите, Владыка, я сказал: чтобы ты была... нехорошо сказал.
— Ну, вот видишь, теперь ее есть нельзя. Эту бросьте, а другую надо приготовить. Вот видите, даже проклятие простого человека — повара, так сильно действует...
— Собственно, батюшка, — спросил я, — непонятно, как это узнал владыка Афанасий, и почему нельзя после проклятия есть?
— Проклятие повара произвело в рыбе какие-то изменения, которые преосвященный заметил своими прозорливыми очами. Вследствие этих изменений нельзя стало кушать рыбу. Этим объясняется, почему в миру, в богатых домах, в самых дорогих кушаньях нет того вкуса, который мы ощущаем в наших кислых щах: там все делается без молитвы, с руганью и проклятиями, а у нас в монастыре с молитвой и благословением.
В заключение всего запишу слова батюшки, сказанные мне однажды: Духа держитесь: дух животворит...
30 марта 1909 г.
Насколько помню, в Великую Пятницу, на Страстной седмице, батюшка сказал такую истину, засвидетельствованную святыми отцами:
— Если бы желающие поступить в монастырь знали все скорби, присущие иноческой жизни, то никто бы не пошел в монастырь. Поэтому Господь нарочно скрывает от них эти скорби. А если бы люди знали блаженство, ожидающее иноков, то весь бы мир без оглядки побежал в монастырь.
12 апреля 1909 г.
Эти дни я был чрезвычайно занят, все время проводя при батюшке. Сегодня уезжает брат Кирилл, он много помог мне в письменных работах. Спаси его, Господи.
Вчера была память святого Варсонофия и батюшка был именинник. На днях батюшка говорил мне, что он, будучи в Казани еще мирским, очень любил становиться в Соборе около мощей святого Варсонофия. Когда у батюшки начало появляться желание богоугодного жития, он часто обращался к святому Варсонофию, как бы предоставляя на его решение, какой путь жизни избрать ему. И угодник Божий не оставил втуне молитву с верой к нему прибегающего и указал батюшке иноческий путь и даже сподобил его принятия при пострижении своего имени. И первым шагом к сему, быть может, было то, о чем батюшка рассказал мне 14 марта перед бдением:
— В Казани, когда была поставлена в первый раз на сцене опера «Гугеноты», я был в одной ложе в театре с некоторыми моими хорошими знакомыми. Я очень любил оперу. Внезапно напала на меня тоска, а в душе как будто кто-то говорил: «Ты пришел в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрешь, что тогда? Господь сказал: «В чем застану, в том и сужу...» Уйди скорее из театра... С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрешь?» Мне стало страшно. Я вполне согласился с этим внутренним голосом и думаю: «Надо уйти». Тогда начинает говорить другой голос: «А что скажут твои знакомые? Да стоит ли обращать внимание на всякий пустяк...» Опять первый голос: «Иди, иди скорее, твои знакомые сейчас забыли о тебе, а потом можешь что угодно сказать на их вопросы».
Началась борьба, но первый голос взял верх, и я решил уйти. Тихо поднялся со стула, едва слышными шагами добрался до двери, быстро закрыл ее за собою и быстро пошел к выходу. С лестницы почти бежал. Быстро надел пальто, выбежал на улицу, крикнул извозчика и полетел домой. Только тогда, когда я уже вошел в свой уютный номерок, я свободно мог перевести дыхание. Здесь я решил уже никогда не ходить в театр и действительно не ходил.
Потом об этом, как и обо всем, с течением времени я позабыл. Затем прошли годы, я снова вспомнил... и захотелось мне узнать, какое число было тогда, чья была тогда память. Я справился и узнал, что тогда было 4 октября, память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев...
Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра. Теперь я думаю: какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается точно по какому-то особенному таинственному плану.
25 апреля 1909 г.
22 апреля батюшка мне сказал, что исполнилось ровно три года, как он вступил в управление скитом. Память преподобного Виталия.
Сегодня батюшка рассказал мне про то, что в 1870 году, когда поджигали город Оренбург и выгорело семь восьмых его, мать батюшки со своей сестрой и с ним, тогда еще Павлом Ивановичем, со всем домом и имуществом были чудесно спасены от пожара.
— Для пожара был выбран ветреный день, — говорил батюшка, — ветер быстро разнесся по большей части города. Адское пламя уже надвигалось на наш дом. Тогда мы положили на повозку свои пожитки и выехали за город, а незастрахованный свой дом мы оставили на волю Божию. Была ночь. Мы скрылись за уцелевшую часть вала, построенного во время Пугачева и даже ранее. Что делать? Старушка мать встала на молитву: «Господи, спаси нас». — И я встал и говорю: «Матерь Божия, спаси нас...»
И вдруг ветер переменил направление, пламя полетело в другую сторону. Наша часть города уцелела...
Прошло два-три месяца, разговор о пожаре не умолкал в городе. И однажды некто Силин сказал:
— Вы спрашиваете, почему уцелела эта часть города? Да вот почему: кто-то живет монахом, да еще, быть может, в монастырь поступит, вот ради него и спас Господь эту часть города.
Я тогда еще не думал о монашестве, и поэтому только улыбнулся на слова этого человека, но потом не раз вспоминал их. Он сказал истину про меня... Видите, как дорого Господу монашество.
30 апреля 1909 г.
Я помню, как еще зимой батюшка сказал мне:
— В человеке заключается три части: тело, душа и дух. Это видно из слов Богоматери, сказанных ею на приветствие праведной Елизаветы: «Величит душа моя Господа, и возрадовался дух мой о Боге, Спасе Моем». Здесь очень ясно видно разделение: одно — дух, а другое — душа, а что тело и душа суть две различные части — это очевидно. И заметьте эту последовательность: начинает хвалить Господа душа, и от этого приходит в веселие и начинает радоваться дух. Это относится ко всякому человеку, когда он молится или прославляет Бога. Молитва начинается при посредстве сил души, и ум прислушивается к словам молитвы. Затем смысл молитвы как бы затрагивает дух человека, и дух, вынужденный Божественной силой молитвы, возрадуется...
Я постарался припомнить то, что говорил тогда батюшка, но не знаю, верно ли я передал это.
6 мая 1909 г.
Сегодня уже отдание Пасхи. Батюшка пошел служить в монастырь за отца архимандрита, ибо тот что-то устал.
Вчера батюшка говорил мне о том, какая борьба была у него в душе, когда послали на войну в Муллин. Когда батюшке объявили о назначении, он почувствовал всю трудность этого послушания, но не отказался, а принял его как от руки Господней, хотя оно было плодом недоброжелательства некоторых.
— Здоровье мое было плохое. Как поеду, — думал я, — куда такому хилому старику проехать несколько тысяч верст... Я думал, что не доеду... Затем были в уме и другие мысли, а именно: как ты будешь оправлять требы, крестить младенцев, когда ты ни разу не крестил. Как ты будешь отпевать усопших, когда ты ни разу не отпевал? Как ты будешь ладить с начальством и врачами, если они будут над тобой издеваться? Как ты сразу из скита впадешь в многолюдство, да еще в женское общество сестер милосердия? (Батюшка говорил, что все эти мысли были бесовскими клеветами.) Как на твое здоровье повлияет климат, к которому ты не привык? И прочее и прочее...
Но я только отбивался молитвой Иисусовой. Когда я это пересилил, враг переменил свои действия, он начал возбуждать к клеветам на меня едущих со мной... Это было очень тяжело... Так продолжалось до Харбина.
Когда же я был отправлен в Муллин, я избавился от «гонящих мя», свободно вздохнул и попал словно в рай. Одна природа чего стоит: синие горы, леса, степи с миллионами цветов. Между мной и окружающими установились простые дружественные отношения. Главный врач оказался хохол, и все другие были истинно русские люди и верующие, в том числе, конечно, сестры милосердия (некоторые из них и сейчас относятся письменно к батюшке). Хорошо мне там было.
Я думаю: несмотря на то, что для батюшки все слагалось так неблагоприятно, он, будучи верен добродетели послушания, получил возмездие. Много скорбей понес батюшка. Враг сильно ополчился, но Божия Благодать не оставляла батюшку.
10 мая 1909 г.
Вчера батюшка ходил в монастырь, да легко оделся, а было холодно. Еще вчера он почувствовал себя не совсем хорошо, а сегодня — еще хуже, даже не пошел к обедне и трапезе. Вчера пришлось немного побеседовать с батюшкой. Не берусь записать всю беседу, отмечу только некоторые мысли:
— Молитва бывает, — говорил батюшка, — во-первых — устная, во-вторых — внутренняя, сердечная, в-третьих — духовная. Внутреннюю, сердечную, молитву имеют весьма немногие, а имеющие духовную молитву встречаются еще реже. Духовная молитва несравненно выше внутренней сердечной. Имеющие ее начинают познавать тайны природы, они смотрят на все с внутренней стороны, постигают смысл вещей, а не внешнюю их сторону. Они постоянно бывают охвачены высоким духовным восторгом, умилением, их глаза часто источают слезы. Их восторг для нас непонятен. Доступный нам восторг самых великих художников, в сравнении с их духовным восторгом, есть ничто, ибо он душевнее.
Просвещение научное может быть усваиваемо всеми народами без различия, но нравственное просвещение и чистота свойственны только христианину...
В монастыре достигнуть нравственного усовершенствования удобнее, чем в миру... Как в миру, так и в монастыре волнуют человека страсти, но в миру с наслаждением предаются страстям, если не на деле, то в слове и мысли, а в монастыре идет борьба против влечения страстей, за что и получается от Господа награда и нравственное очищение...