«Хочется мне, чтобы эти овцы вернулись в наше стадо», — сказал епископ Антоний. «Смотрите, как бы они не оказались волками и не поймали бы вас», — ответил митрополит, чем вызвал такой убежденный в обратном возглас епископа Антония, что почувствовалась в нем сила нерушимая. Перед этим митрополит выразился так: «Что же делать, административных мер против этого, после данных свобод, предпринять нельзя, остановить их нельзя». Епископ Антоний: «Да я не с этой точки зрения. Мне хочется, чтобы они вернулись». Тут владыка митрополит встал и начал прощаться. На вопрос епископа Антония, где он будет служить 15-го, тот отвечал, что в Перерве, куда его, преосвященного Антония, он и приглашает. Владыка Антоний спросил меня, где я буду в этот день, и я напомнила им, что 15-го — день памяти тети Голицыной и мы все будем в Скорбященском монастыре на заупокойной обедне. Преосвященный Антоний выразил желание также приехать туда в этот день — помолиться на могиле тети (что и исполнил, несмотря на сильную бурю и холодную погоду).
23 июля 1909 г. В Донском.
Читаю газеты про ужасы испанской революции. Священников, монахов и монахинь убивали и жгли живыми. Беседую об этом с владыкой.
X. С. Вот и мы, пожалуй, доживем до таких ужасов. Хоть бы уж если пострадать, то вместе с вами.
Е. А. Нет, мы до этого не доживем.
X. С. Вы не доживете, а мы?
Е. А. И вы. Отец Николай не такой, он не для мученичества.
X. С. Так ведь это завидная участь — мученичество.
Е. А. Ну это как смотреть. Вспомните следующее: коринфяне во времена апостолов были самый образованный, культурный народ, как теперь современные нам французы. И женщины у них были развитые, аристократки, — держали мужей под башмаком. И вот эти коринфяне, обратившись в христианство, более всех Даров Духа Святаго, полученных в день Пятидесятницы, ценили дар говорить на разных языках, красноречие. А им апостол что пишет? «Если вы и на языках будете говорить, а любви иметь не будете, то будете подобны меди звенящей или кимвалу бряцающему»88. То есть: медь звенящая — это, вероятно, однотоновый колокол — дон-дон, — кому интересно его долго слушать? А кимвал — двутоновый инструмент, также надоедающий. Так вот, если ваше красноречие не будет проникнуто любовью, то скучно его будет слушать, как звон колокола или звуки кимвала. Далее: «Если и тело свое предам на сожжение, а любви не имею, то я ничто»89. То есть: если и на мученичество пойду, и на мучение самое ужасное — сожжение меня живым, — но любви христианской в себе не имею, то такой подвиг для меня тщетен. Так вот я и желал бы для отца Николая именно такую любовь приобрести, а не через мученичество спастись.
Е. А. Замечательно, что в Евангелии нигде Христос не бранит женщин. Не говорит Он: «Горе вам, книжницы и фарисейки, лицемерки и тому подобное», а всегда бранит исключительно мужчин. Почему? Да потому, я думаю, что мужская натура, природа, — очень грубая. Возьмем, например, апостола Фому. Боже мой, каким грубым он себя показал! Христос воскрес и в первый день явился десяти ученикам Своим. Фомы не было в это время с ними, наверное, по какой-нибудь уважительной причине: нездоровилось или еще что-нибудь. Но, конечно, это было по воле Божией. Когда он пришел, десять апостолов ему рассказывают, что видели воскресшего Господа, но он один идет против десяти и смеет не верить. Говорит: «Если не увижу на руках Его язвы гвоздиные и не вложу пальца моего в язвы от гвоздей (Боже мой! Какие же это были гвозди, если можно было вложить палец в рану от них! И еще копьем было прободено ребро: какое — левое или правое — вот интересный вопрос) и если не вложу руку мою (тут уж целую руку!) в ребра Его, — не иму веры»90. И вот через неделю, дверем затворенным, Христос вновь является апостолам. На этот раз и Фома здесь. Сначала Иисус всем вообще преподает мир Свой. А затем... Тут я преклоняюсь, повергаюсь, сердце мое переполняется чувством ко Господу. Вот в чем и разнится любовь к людям — ей можно поставить границу, — а это ко Господу! Он мог бы сказать Фоме: «Как ты, тварь, посмел так отнестись к Моему явлению, к Моему воскресению?!» Попробовал бы так поступить хоть один из послушников здешних, хотел бы я видеть, что бы он вызвал в начальнике своем! А Христос? Он говорит Фоме: «Подай перст твой да и вложи в раны Мои; и руку твою — в ребра Мои; и не будь неверен, но верен!» Тут уж Фома восклицает: Господь мой и Бог мой! Но все же Христос выражает ему Свое недовольство, или как бы показывает его словами: Блаженны невидевшие и уверовавшие91.
19 июля 1909 г. В Донском.
Е. А. В одиночестве много приходится думать. Читать Евангелие — Слово Божие и думать. Часто приходит мне в голову: почему Бог начал спасение не с первого погибшего Своего создания — ангела (теперь диавола), а с человека?
Разговор начался с того, что я, увидев подаренный мной кувшин для молока, стоявший в кабинете на окне без употребления, спросила, почему он его не использует.
Е. А. Да, если разобьют кувшин, мне будет неприятно. А вам его отдать — это не полагается, подарки назад нельзя возвращать. Вот я думаю, что и спасение людей совершилось потому, что рай им был Богом дан и взять его назад Господь не хочет. Представьте себе, что у меня два сына. Старший — хитрый и злой, а младший — глуп как пробка. Оба передо мной провинились, оба ослушались моей воли. Я их обоих наказал. Но младший ждет прощения, желает его, стремится к нему, а старший — нет. Прощение и дано младшему — человеку, согрешившему по глупости, по наущению старшего. Бог, чтобы спасти его, принял его плоть. А ведь если бы надо было спасти Ангелов, то Он принял бы естество Ангелов, сделался бы не Богочеловеком, а Богоангелом.
24 июля 1909 г. Пятница. У нас.
Владыка Антоний привез проповедь отца Николая, произнесенную им по поручению митрополита Владимира в Скорбященском монастыре 30 июня, в праздник двенадцати апостолов, в день посвящения во игумении матери Нины (накануне я отдала ему проповедь для прочтения). Некоторые места владыка подчеркнул и мягко, нежно выговаривал за них. Проповедь о покаянии, вызванная самосокрушением. Ввиду этого самосокрушения появляются сравнения с собой в пользу монашенок.
Е. А. Где вы у Христа или святых апостолов видели такие сравнения? Их в Евангелии нет. Зачем вы пишете, что монашенки, придя в обитель, из грешных сделались святыми, из врагов Христа обратились в друзей Его. Ведь некоторые сдуру-то и поймут так, что только в их ограде друзья Христа. Ну а вы кто? Разве враги Его? Это ужас!
Зачем вы упоминаете о диавольской гордыне в людях? Этого не может быть. Диавольская гордыня у диавола, а у людей — людская гордыня, человеческая.
Приписали «Аминь» — о покаянии. А какая мысль Церкви — праздновать собор двенадцати апостолов?
5 августа 1909 г. В Донском.
Я говорю, что не в расположении говеть.
Е. А. Говеть? Что это такое? Надо всегда быть, «как говеть». Видишь в себе занозу — тащи ее.
X. С. А я не могу без помощи духовника. Вообразите себе, что у нас две чистые белые простыни. У вас она так чиста, что каждое пятнышко на ней видно, и вы стараетесь появившееся сразу вытереть, а у меня масса таких пятен, и нужна стирка, говение.
Е. А. Нечего носиться со всяким пятнышком к духовнику. Если вы желаете исповеди, как Таинства, — ну это другое дело. К Таинству этому, как очищающему от всех грехов, довольно прибегать раз в год, на Страстной неделе, и тогда «сдавать» все грехи, все вместе.
X С. А я раньше говела каждый пост или даже чаще.
Е. А. Ну а я себя не считаю достойным так часто приступать к Таинству Причащения. Смотрите, как привыкают к нему! Вон наши мужики, иеромонахи, — больно смотреть, как они, чередные, служат и как причащаются! Иногда и пьяные... А раньше ведь с большим благоговением приступали. Вы вот говорите, что у меня простыня чистая, с маленькими пятнышками. Пятна — все пятна. У Бога нет ни больших, ни маленьких. Он и большое, как океан, пятно очистит безследно, и маленькое, крошечное пятнышко оскорбит Его, если ты не хочешь его стереть. Так ведь не все же к духовнику таскать. Ну если, не дай Бог, соделаешь смертный грех — тогда скорей к духовнику, освободи свою совесть. Самый тяжкий грех — убийство: тут ты вступаешь в права Творца — Бога. Вы сравниваете состояние души с простыней, а я иначе скажу. Это — лес, и растут в нем и лопухи, но растут и орехи, и чудные грибы, и ягоды. И если лопух не на дороге растет и не мешает, то пусть его. Вон посмотрите на это дерево: как в нем все дивно, хорошо устроено: веточки, листья, цветы. Начните его подстригать и обчищать — что выйдет?
X. С. Значит, надо дать свободу дереву развиваться, как природа хочет, не куркузить его?
Е. А. И культивировать надо, а то диким вырастет.
(Эта беседа записана приблизительно, боюсь, что не сумела ее передать.)
6 августа 1909 г. В Донском.
X С. Что такое: «не введи нас во искушение»?
Е. А. А дальше как? «Но избави нас от лукаваго». Это продолжение той же мысли. Не введи нас во искушение лукаваго, но избави нас от него. Искушение лукаваго — диавола; искус — искусный силок, искусная ловушка, капкан, поставленный на нашем пути. Все гладко на этой дороге, все ровно. «Иди по ней смело», — говорит нам диавол, известный клеветник и лжец. Но как бы не так! Мы смело ступаем, а там нас ждет вместо гладкой дороги опасный овраг или капкан. Так вот зверей или птиц ловят в капканы, в силки. Поверишь лукавому, что тут дорога безопасна, да и попадешься в капкан. А диаволу только это и нужно: кончен твой путь в Царствие Небесное. А если и не кончен, если поднимешься, вырвешься, то уж калекой-то не так пойдешь дальше да и за собой никого не поведешь.