20 ноября 1910 г. Суббота. У нас.
У отца Николая еще не совсем зажили раны от ожогов о печку в ванной, оставались струпья. Он не знал, начать ли ему уже служить.
Е. А. Пока тело не станет совершенно чистым, нельзя приступать к безкровной Жертве. Вспомните, в Ветхом Завете, агнец, приносимый в жертву, должен был быть непорочен, без единого пятнышка. Конечно, мы, грешные, нечистые нравственно, приступаем к совершению Таинства, я чувствую это, но знаю также (все это владыка говорил со слезами на глазах), что по воле Божией мы совершаем сие Таинство, что именно нам, грешным людям, а не Ангелам, Господь поручил совершать его. Зная все это, вверяюсь Благодати Божией, она меня очищает, поднимает, и я, как бы окунаясь в море благодати, забываю о своих грехах. Ну а насчет внешней чистоты, наружных ран, на благодать нечего надеяться, тут уж сам следи за собой.
22 ноября 1910 г. Понедельник. В Донском.
Я видела сегодня во сне, будто говорю владыке, что с некоторых пор никогда не сажусь, когда подходят причастники к Чаше (считаю неудобным садиться, когда в храме видимым образом является Христос). Вспомнила об этом сне в связи со следующим разговором.
Вчера владыка служил и было много причастников: и взрослых, и детей. Говорили о том, что так всегда бывает, когда он служит. Он это объясняет тем, что всегда всех, с первого человека до последнего, приобщает сам, другие же архиереи и даже архимандриты, причастив некоторых, передают Чашу сослужащему. Народ видит, что, верно, они недовольны, когда у них много причастников, и не стремится у них приобщаться. У него же много причастников, потому что он, по-видимому, доволен, раз сам всех причащает. «Я считаю и неудобным передать Чашу; ведь все равно в алтаре я не сяду, пока причащают».
Тут я вспомнила свой сегодняшний сон и спросила владыку, почему именно он не садится. Он долго молчал. «Да ведь читают молитву: «...яко разбойник исповедаю Тя», и я прежде всего эти слова отношу к себе. А если я разбойник, то могу ли сесть?»
1 декабря 1910 г. Среда.
Я говорила как-то владыке, что не понимаю, что значит, когда Мария Магдалина, узнав в садовнике Христа по Его воскресении, воскликнула: Раввуни! — а Он ей сказал: Не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему125. Если бы Христос сказал: Восхожу убо ко Отцу Моему, то можно было бы понять так, как говорит отец Николай (следя за греческим текстом): Не прикасайся ко Мне, не увязывайся за Мной, не думай, что будешь, как прежде, всюду следовать за Мной, — нет, восхожу убо ко Отцу Моему.
1 декабря здесь был и сам отец Николай, и он первый заговорил на эту тему, приведя свое объяснение. Владыка усмехнулся и сказал, что надо бы спросить объяснения у преосвященного Трифона, — он, как оратор и проповедник, растолкует (отец Николай понял, что владыка говорит о нем самом).
Е. А. Христос всегда смотрел на внутреннее состояние того человека, с которым говорил. Какое внутреннее состояние было у Марии Магдалины? Она пришла ко гробу с ароматами, не нашла в нем тела Господа и так была смущена этим, что не понимала, о чем говорит: мысль о воскресении не приходила ей в голову, она только думала о том, что за тот день Пасхи, когда она здесь не была, кто-нибудь, может быть, те же Иосиф и Никодим, перенесли тело в другое место, поскольку положили Его сюда только на время, так как приближался великий день иудейской пасхи и надо было торопиться с погребением, а гроб, приготовленный Иосифом для себя, был близко от места распятия. Мария Магдалина стояла и плакала у входа в гробницу, и, когда, плача, наклонилась в гробницу, она увидела двух Ангелов в белых одеждах, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисусово. И говорят ей они: Жено! что ты плачешь? Отвечает им: Взяли Господа Моего и не знаю, где положили Его. И, сказав это, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего и не узнала, что это Иисус. Он говорит ей: Жено! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, отвечает ему: Господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его126. Это она, слабая женщина, хочет взять Тело Господа Иисуса, как бы тело ребенка, и одна унести Его куда-то, когда двое мужчин, Иосиф и Никодим, несли Его да, вероятно, и другие помогали, поддерживали.
Мария пришла ко гробу на рассвете, она была в саду одна и, естественно, могла бы испугаться, увидев перед собой незнакомого мужчину. Но она сообразила, что это, вероятно, сторож сада и, верно, он и взял Его. Видя такое ее состояние, Христос окликнул ее: «Мария!» Тут она Его узнала, но все же мысль о воскресении не пришла ей в голову. Может быть, она решила, что Он восстал как бы от естественного сна и она по-прежнему сможет общаться с Ним по Его человечеству. Но Иисус мягко, нежно объясняет ей, что хотя Он и жив, но по Воскресении Своем уже не Тот, что был. Общение с Ним опять будет возможно, но уже как с Богом, по Вознесении Его на небо в сороковой день (здесь какая-то тайна: и наши души по смерти являются к Богу на сороковой день), а пока — ...не прикасайся Мне, не убо взыдох ко Отцу Моему: иди же ко братии Моей и скажи им: «...восхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему»127. Отцу Моему — по естеству, по существу, и Отцу вашему — по благодати, потому что Он принял на Себя нашу человеческую плоть и с ней восходит к Отцу.
Владыка несколько раз еще возвращался к этому Евангелию и говорил, что он подумает над ним, изучит все воскресные явления, чтобы найти объяснение этому месту.
Отец Николай сказал владыке, что духовник Надежды Васильевны, отец Павел Добров, говорит, что Бог так благ, что никогда не проклинал нас, людей (а только землю), и что нельзя-де говорить потому, что Христос избавил нас от проклятия.
Е. А. Он ошибается. Проклят всяк, висяй на древе128. Если бы Богу нужна была только мученическая кончина Христа, то Его могли бы побить камнями. Он именно принял на себя проклятие.
3 декабря 1910 г. Пятница. В Донском.
Прочитав постановление Священного синода, владыка возмутился.
Е. А. Это дело епархиального Петербургского архиерея129, и нечего было передавать его в Синод. Он должен был поступить так: призвать духовника Государя и поручить ему передать Государю его личную просьбу против постройки буддийского храма в Петербурге и прибавить также, что это не только его личная просьба, но и многих подданных. Вот тут Государь бы подумал. Если же он все же не прислушался бы к этим просьбам, то Синод мог бы (с подачи митрополита) составить постановление против постройки. И тогда бы митрополит доложил Государю это мнение и просил бы подписать его «за» или «против». Тогда, если бы он все же подписался за строительство, то народ бы знал, что Синод-то был против постройки буддийского храма.
Конечно, тут уж надо быть готовым на все. Вспомним хотя бы историю святого патриарха Мефодия, исповедника. Император Феофил, иконоборец, за непослушание своей воле относительно сожжения икон велел бить патриарха по лицу. От ударов130 у него треснула челюсть и все лицо было изуродовано. Кроме того, он был смещен, удален с должности. Вскоре император умер и на престол вступила царица Феодора, которая восстановила почитание икон. Она вернула святого Мефодия на патриаршее место. Он был так изуродован, что ему нельзя было показывать свое лицо, и он придумал приделать к монашескому клобуку креп, который опускал на лицо, а двумя отдельно надрезанными полосами крепа завязывал эту «вуаль», обернув концы вокруг шеи. При этом он сам всех видел, а его лица — никто. Такое прибавление крепа к клобуку понравилось и другим монахам, и они тоже стали закрывать свои лица. Действительно, соблазну было меньше. И до сих пор монахи носят креп с концами в память святого Мефодия, но так как у нас лица не изуродованы, то мы просто повернули креп назад. Вот и вся история крепа на клобуках, а некоторые видят в нем какой-то символ святости...
И это было уже не в самом начале христианства131. А я эту историю к тому рассказал, что если бы митрополит Антоний захотел, то не побоялся бы и на мученичество пойти. Все ссылаются на послушание. А где же в таком случае подвиг, исповедничество? Беру монету, на одной стороне которой написано послушание. Бросаю ее с тем, чтобы она упала другой своей стороной вверх. И если на другой стороне написано тоже послушание, то монета эта фальшивая, ее надо выбросить.
Я сказала, что все это ужасно: Церковь роняет себя таким постановлением.
Е. А. При чем тут Церковь? Всякий знает разницу между волостью и волостным правлением. И всякий, не тупоголовый, поймет, что гнилое правление, а не волость.
Я привезла владыке запись его разговора, сделанную Надеждой Васильевной у нас, 20 ноября, относительно людей «среднего рода». Он выслушал записанное (я читала вслух), сказал, что Н. В. очень близко передала его слова — совершенно верно, и пожелал оставить этот листок у себя, чтобы переписать. «А пока положу его вот сюда, под Евангелие, вместе с запиской о христианской любви. Сейчас я занят другим (прочитал «Войну и мир» и читаю «Анну Каренину»). Вот когда выплюну да переменю настроение, то и займусь с молитвой этим вопросом. Я не могу есть сразу двумя ложками из двух блюд. Что делать — верно, горло так устроено — мало очень. Пробовал — нет, не могу. Не могу, как свинья, из одного корыта лезть в другое и смешивать все кушанья».
5 декабря 1910 г. Воскресенье. В Донском.