не всякий, взывающий «Господи, Господи», будет услышан, только тот, кто исполняет волю Отца Небесного. А эти люди, хотя и взывают, сердце их отстоит далеко от Господа. Нужно, значит, к молитве прибавлять еще исполнение заповеди, ибо вера без дел мертва и делами вера достигает совершенства.
— А как узнать, отец схиигумен, к кому обращаться за советом?
— Ищи себе старца тихого, доброго, смиренного, пребывающего в мире совести и внутреннем безмолвии, то есть никого не осуждающего. А тех, которые всех осуждают, всем недовольны, да еще и сребролюбивы — от таковых беги, ибо с ними сам еще развратишься. Да помни еще и то, что со старцем жить можно до поры до времени, а как научился деланию молитвы да блюдению помыслов, то зачем тебе и старец? Нельзя все время быть ребенком, а с годами сам за все должен отвечать. Да и сам ты можешь старцем быть, когда придет время.
— То есть как это?
— Да очень просто. Старец есть человек богатый духовным опытом, и мудростью, и великой любовью к людям. Старцами бывали и простые монахи, как достопамятный Зосима Верховский, с которого Достоевский списал своего старца Зосиму, а вовсе не со святителя Тихона или отца Амвросия. Прочтешь житие старца Зосимы — сам увидишь. Таковы же были старец Василиск Туринский, Иоанн Молдавский, схииеродиакон Мельхиседек, преславный старец, доживший до ста двадцати пяти лет. Старец Даниил Агинский, великий подвижник и учитель, в Сибири да вот Кузьма Бирский были простыми мирянами, а к ним за советом ездили не только миряне и священники, но монахи и епископы, и из премудрых. А разве не старец, да еще какой, автор рассказов Странника. В переписке отца Амвросия Оптинского я нашел, что был он из орловских крестьян, а как рукопись была найдена на Афоне, в Святом Пантелеимоновском монастыре, то, вероятно, там есть и оригинал этой рукописи. Вероятно, этот Странник, возвращаясь со Святой Земли домой, в Россию, заехал на Афон, как многие паломники делали, да и рассказал о своих хождениях старцу, иеросхимонаху Иерониму Соломенцеву, а тот приказал записать, или Странник сам записал, да, может, на Афоне и остался. Как знать?
— А странничество — подвиг, отец Иоанн?
— Да, и какой, только юродство выше, ибо труднее. Но юродствовать не дозволяется, а только очень немногим, по благословению великих старцев. Мы и малого-то снести не можем, куда уж там пускаться в великое. Вот о старце Леониде Оптинском такую историю рассказывают. Один монах надоедал ему просьбами благословить на вериги, а старец ему отвечал: «Зачем тебе вериги? Монашество само есть тяжкие вериги, если все делать как следует». Но монах все клянчил. Наконец старец благословил, а затем вызвал к себе монаха— кузнеца и сказал ему: «Придет к тебе завтра монах просить, чтобы ты ему вериги сделал, а ты скажи: — Зачем тебе вериги?» — Да зауши хорошенько. На следующий день прибегает к нему разгневанный монах и объясняет, что он просил кузнеца сделать ему вериги, а тот вместо этого его заушил. «Ну вот, — сказал старец, — ты одной пощечины не стерпел, а побежал жаловаться. Куда тебе носить вериги? Так вот и не надо выше головы прыгать».
— Вот мне отец Михаил говорит: «Сей, брате, доброе слово всюду, и в тернии, и при дороге, и на камени, все, может, что-нибудь и произрастет, и плод принесет, даже сторичный». Что вы думаете, отец схиигумен?
— Ну, уж раз отец Михаил так сказал, надо слушаться. Сей доброе слово всюду, вот и будешь странствовать, как тот Странник. Это, брат, немалый подвиг.
— А смогу ли я выдержать, батюшка?
— С верой сможешь, ибо сказано: Все могу об укрепляющем меня Иисусе. Вот к Молитве Иисусовой прилегай, она тебя и вывезет».
СТАРЕЦ ИЕРОСХИМОНАХ МИХАИЛ (ПИТКЕВИЧ)
Старец Михаил пришел в Валаамский монастырь в 1902 году и прошел долгий путь монастырских послушаний, нес подвиг уединения в Гефсиманском скиту, был духовником. В 1926 году, когда Финляндская Православная Церковь (монастырь отошел тогда под ее юрисдикцию) перешла на западный стиль, старец остался верным чистоте Православия. Многие миряне посещали в те дни Валаам, ища у старцев ответа на волновавший всех вопрос о церковном расколе и о том, что правильно и чего надо держаться. В 1939 году Валаамский монастырь был эвакуирован, отцы были увезены в глубь Финляндии. Здесь, на Новом Валааме, старец принял схиму. В 1957 году вместе с другими валаамскими отцами старец Михаил вернулся в Россию, где проживал последние годы в Псково-Печерской обители.
На высотах духа
Старец Михаил был всем известен не только как исповедник, к которому приезжали исповедоваться издалека, но и как духоносный старец в полной традиции старчества. Известный писатель в Англии, получивший Оксфордское образование, Сергей Н. Большаков посещал старца Михаила два раза и написал помимо нижеприведенного воспоминания в его небольшой книжке «На высотах Духа» (Брюссель, 1971 год), есть его еще и целое сочинение «Беседа с отцом Михаилом», которую он написал по памяти только на английском языке, оно нами здесь не приводится из-за неимения полного русского текста.
Моя последняя беседа с отцом Михаилом на Новом Валааме была самая глубокая и поучительная. Отцу Михаилу было уже тогда за восемьдесят, но он был молод и сердцем, и умом. Я сидел у него в келье. Дело было в августе. Стоял теплый вечер. Солнце садилось по другую сторону озера, за безконечные леса. Стояла глубокая тишина, как на картине Левитана «Вечный покой».
— Скажите, отец Михаил, в чем главные этапы духовной жизни?
— Да вот, как тебе отец Аркадий объяснял в Псково-Печерской обители, никто не спасся без смирения. Помни, что до конца жизни ты будешь впадать в грехи, тяжкие или легкие, гневаться, хвастаться, лгать, тщеславиться, обижать других, жадничать. Вот это-то сознание и будет держать тебя в смирении. Чем тут гордиться, если ежедневно грешишь и обижаешь ближнего. Но на всяк грех есть покаяние. Согрешил и покайся, опять согрешил — опять покайся, и так до конца. Делая так, никогда не будешь отчаиваться, а постепенно придешь в мирное устроение. А для этого нужно блюсти помыслы. Бывают они добрые, безразличные и худые. Последних никогда не принимай. Как появился прилог, отсекай его сразу молитвой Иисусовой. А если станешь его рассматривать, то он к тебе приразится, ты им заинтересуешься. Он тебя очарует, и ты с ним согласишься и будешь обдумывать, как бы его исполнить, а потом его исполнишь делом — вот и грех.
Но есть и такие помыслы, которые представляются невинными, а доводят до великих искушений и тяжких грехов. Мне рассказывали, что была в Уфимском женском монастыре некая прозорливая старица, а духовником в том монастыре был очень хороший вдовый священник лет шестидесяти. Вот раз, ложась спать, он вспомнил, как тридцать лет тому назад, когда еще его жена и дети были живы, он укладывал детей спать. И умилился. А потом вспомнил жену, ну и пошло, мысли уклонились куда не подобает. Так что он провел всю ночь в молитве и поклонах, такое было искушение. А утром старица вызвала его к себе и спрашивает: «Что такое с вами, батюшка, было? Силы нечистые роились вокруг вас, как мухи». Духовник чистосердечно признался: вот куда могут завести нас мысли, сначала кажущиеся хорошими. Психиатры толкуют нам о психоанализе и разном, но где же нам во всем этом разбираться, что хорошо и что нет. А посему, взывай ко Господу непрестанно: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Сказано у апостола Павла, что кто исповедует Христа Сыном Божиим и будет вопиять к Нему непрестанно, спасен будет. Ты вот, Сереженька, упражняйся, как можешь, в молитве Иисусовой и постепенно придешь в умиротворение, а знаком бдеть тебе глубокий мир души, необуреваемое спокойствие.
— А дальше что бывает, отец Михаил, — вопросил я старца.
— А вот что. Есть два вида безмолвия. Первый вид — молчание. И это неплохо, по крайней мере, других не соблазняешь и не обижаешь. Но оно недостаточно. Отцы пустынные говорили, что отшельник, сидящий в своей пещере и никого не видящий, подобен, однако, аспиду, сидящему в своем логове и полному смертоносного яда, если он вспоминает обиды, когда-то ему сделанные, и гневается. Второй вид безмолвия — это безмолвие внутреннее. О нем те же отцы говорили: есть старцы, которые говорят с утра до вечера, пребывая постоянно в безмолвии, ибо не говорят они ничего, что не было бы полезно другим и им самим. Вот это и есть безмолвие внутреннее. Его добивайся, Сереженька. А когда достигнешь и перестанешь судить других, то встань и возблагодари Господа, оказавшего тебе столь великую милость. Недалеко ты тогда от чистоты сердечной. А знаешь, что только чистые сердцем могут узреть Бога. Иным, впрочем, другой бывает путь, путь благодатных слез. Эти слезы не те, которые у всех бывают, когда трогается их сердце потерей близких, чтением книги, слушанием какой-нибудь истории и прочее. Благодатные слезы льются, как ручьи, и бывает это года два-три, непрестанно. Слезами этими опаляется, как огнем, все нечистое в душе, и приходит она в великое умиротворение и зрит Бога.
— А что значит, отец Михаил, узреть Бога? Метафора ли это или что?
Отец Михаил посмотрел на меня испытующе и задумался:
— Конечно, «Бога никто же виде нигде же: Сын, сый в лоне Отчи, Той яви». Говорится еще: «Херувимы и Серафимы, предстояще Богу, лица закрывающе». Бога, существо Бога, мы не только увидеть, но и уразуметь не можем. Но мы можем видеть славу Божию, нерукотворный и неизреченный свет Фаворский, который видели три избранных апостола на горе. Вот этот-то свет видел Мотовилов, когда беседовал с преподобным Серафимом. Это и есть наитие Святого Духа, Царствие Божие, пришедшее в силе. Видел таковое же и святитель Тихон Задонский, еще до епископства. Удостоился узреть его и игумен Антоний Бутилов, Охтинский и Малоярославский, еще юношей. Я уже не говорю о видениях преподобного Симеона, Нового Богослова. Сподобляются видеть свет этот весьма немногие.