Пришла одна девушка из села О., молодая, интересная, взять благословения выйти замуж. Поисповедалась у батюшки и рассказала ему о своем намерении, а батюшка спросил, не больна ли она. Она ответила, что сейчас уже все нормально, а раньше немного болела. А батюшка и говорит, что сейчас нужно подождать, и парень согласился ждать. Она приезжала к батюшке. Прошел год, приехал парень жениться, а девушка лежала при смерти. В скором времени умерла. Вот такая прозорливость отца Лаврентия.
Одной матушки сестра пришла к батюшке да и жалится на мужа, что такой негодяй, иконы бьет и ее выгоняет. Батюшка сказал, чтобы его немедля привести к нему в монастырь. Долго думала она, как это сделать, а потом обманом привела к батюшке. Еле втащила в келью, а батюшка к нему, посадил за стол, угостил, посидел с ним до вечера, и он переменился полностью. Уехал довольный домой. К батюшке часто приезжал, и иконы почитал, и жену любил. Вот так святыми молитвами батюшка обращал заблудших.
И. М. рассказывала о себе:
«Божиими судьбами попали мы в Чернигов. Я стала верующей, привыкла ходить в церковь Троицы. Однажды знакомая девочка повела меня впервые к батюшке отцу Лаврентию. О жизни его я уже кое-что слышала. Как зашла к нему, он ласково принял меня, посадил возле себя. Я как-то села нечаянно ему на подрясник да и стараюсь поправиться. А он это заметил, да и говорит: «Он же тебе не мешает?» И я успокоилась.
«Вот с нынешнего дня начинаются цветы, а потом будут ягодки», — сказал батюшка мне. Я сижу и думаю: «Вот опять будет горе». А он прозрел мои мысли, да и говорит: «Не горе теперь. Вот мы будем знакомы. Ты будешь меня знать». А потом встал, помолился Матери Божией и произнес: «Матерь Божия, сохрани сию рабу и возьми ее под свой Покров». Потом благословил и прижал мою голову к своей старческой груди, исполненной уже при жизни благодати Духа Святого. И на прощанье сказал: «Ходи в церковь и ко мне заходи». Девочку, которая сопровождала меня, тоже благословил, и мы торопливо ушли. И вот когда я вышла, то, казалось, все во мне перевернулось. Мне было радостно, приятно... Мне хотелось всех людей сделать такими же счастливыми, как я сейчас.
Потом я стала размышлять: мне же жить нужно иначе. Ведь батюшка по своей доброте ничего у меня не спросил ни про молитву, ни про пост. Но мне самой нужно понимать, что нужно свою жизнь в корне изменить. И когда я пришла домой, то маме заявила, что буду соблюдать посты, в чем со стороны матери возражений не было...»
Та же: «Был пост 1943 года. Мне сильно хотелось исповедаться у батюшки отца Лаврентия. Исповедь была в кельи вечером. Народа было очень много — и монашествующих, и мирян. Я стояла в длинном хвосте, в самом конце. Стояла, сокрушалась, не жалея горючих слез, все перемыслила, во всем желала исправиться, сделаться лучшей.
И вот время истекло, батюшка закончил исповедь, и казалось, что все исповедались, а только я одна осталась...
Мной овладел дух уныния. Я была в большом недоумении и скорби. Помолившись, я легла в постель. И вот когда уснула, то вижу сон: «Пришла я в церковь и вижу, что батюшка исповедует. Но на дороге стоит матушка-схимница, высокая, строгая, и спрашивает меня, что мне нужно? Я ответила ей, что хочу исповедаться у батюшки отца Лаврентия. Она ответила: «Исповедоваться все равно у кого, лишь бы чистосердечно. Но если ты сильно желаешь у батюшки, то я пропущу только тебя одну. Но ты должна поправить лампадку около святителя Николая». Я исполнила, и она пропустила меня к батюшке. Я подошла к нему. Он исповедовал сидя. Я нагнулась над Евангелием и вижу хартию в виде грифельной доски, которая вся была записана моими грехами. Я стала рассказывать свои грехи, и когда грех говорила, он сразу же исчезал. И к концу исповеди все записанное исчезло. Мне стало легко и радостно. И я хотела поискать маму, чтобы и она исповедалась, чтобы и ей так же было хорошо, но батюшка сказал: «Нет, ты последняя». И я проснулась...
Утром рано я ушла в церковь с радостным чувством, будто совесть моя очищена от всего скверного. Опять пробираюсь к батюшке и стою в числе последних. И когда подошла, то говорю, что хочу исповедаться, я еще первый раз. Он говорит: «Как первый? Я же тебя исповедовал хорошо за твою скорбь». Я ему открываю свои грехи, а он и слушать не хочет, а говорит, что разрешил от грехов и простил все. «Сложи только на разрешительную молитву руки». И еще сказал: «Лучше ты старайся, чтоб замуж не выходить, да иди скорее причащайся».
Тогда я поняла, что Господь по Своему милосердию принял мою искреннюю исповедь во сне через верного своего служителя батюшку отца Лаврентия. И я от всей души поблагодарила Господа за Его милость ко всякому кающемуся грешнику.
Я потом спрашивала батюшку о сне, так он сказал, что так бывает, если человек чистосердечно кается».
Та же: «Мне хотелось узнать день своего Ангела. Вот пришла однажды к батюшке, а он и спрашивает:
— Сколько тебе лет? Когда ты именинница?
— А вот и горе мое, что я не знаю, — ответила я с болью в душе.
— А ты спроси маму.
— А мама говорит, что не знает. Знает только, что летом, — сказала я.
— А тогда установим сами. Ты — Мария Магдалина.
Тогда я упала в ноги батюшки и воскликнула:
— Кто вы?
— Я Лаврентий, — ответил батюшка.
— Батюшка, ваши слова золотыми буквами на небе записаны, — воскликнула я в избытке радости. И была так рада, так довольна, что забыла, зачем приходила к батюшке.
В скором времени приблизился день моего Ангела. Я пошла исповедаться к батюшке. В день моего Ангела батюшка спросил: «Это инокиня пришла?» А я говорю, что нет, я грешная мирянка. А батюшка: «А ты говори: „Помолитесь за меня, чтобы была инокиней“». Исповедовал меня, прочитал разрешительную молитву, как над инокиней. Я со страхом и трепетом ушла от него в надежде, что слова его не проходят даром.
Я часто спрашивала у батюшки за своего отца, что давно не причащался. А только говорит, что «кается». А в том году, когда умер, встает отец утром и говорит: «Мне нужно причаститься. За меня кто-то помолился». Рассказал сон: «Будто я лежу в могиле, и на мне земля. И пришел какой-то батюшка и стал меня откапывать и говорит: «Вставай, Иван!» И я встал и иду...»
Из воспоминаний И. М.
«В войну мы жили в коридоре полуразрушенного дома, но и оттуда нас прогнали, потому что стали ремонтировать дом. Мы остались совсем без крова, под открытым небом. Пошла я за помощью к батюшке. Со слезами рассказала ему наше семейное горе, что некуда деваться «бедному Ивану». Батюшка выслушал внимательно, да и говорит: «Ну, что с вами делать? У вас же и денег ни копейки? Да вот переходите да стройтесь под горой, где пещеры». И показал рукой, словно здесь рядом. «Пусть отец хотя с дикта собьет «хибарочку», а ты поезжай в Прилуки да привези хоть макухи» (а там работала моя двоюродная сестра).
Я так и сделала. Приехала обратно на третий день, а семейство уже переехало, поставили временный домик. А капитально строиться не с чего было. Пожаловались батюшке. Он говорит, чтобы я спросила на работе, кто бы вместо дров выписал крупные отходы (чурбанчики). Я многих спрашивала, никто не может. Батюшка говорит, еще спроси. Я спросила, и одна мне пообещала, и я привезла материал, хоть скудный.
Начали домик взакидку, потом поштукатурили, сделали печку, кое-как потолочек почти глиняный, а сверху толем покрыли, а крышу уже потом. Так, по благословению старца отца Лаврентия, я и поныне проживаю с мамой в том же домике. И уютно мне, и тепло, и молитвенно, даже просторно».
Рассказывала М. П.
«Заболели зубы у меня так сильно, что нельзя было терпеть. Уже несколько дней боль не унималась ни днем, ни ночью. Я такая была недоверчивая по своей природе. Не верила ни себе, ни людям. Думаю себе: «Разве он врач? Кто там мне поможет?» Но меня заставили сходить. Я согласилась. Но приказали, чтобы молчала, ни слова не говорила.
Захожу после молитвы в келью. Там оживленная беседа шла. При моем появлении все замолчали. Я поклонилась, села молча в углу кельи и руками обеими держала зубы. Голову опустила и не помню, как задремала, потому что выбилась
из сил без сна от боли. Батюшка помолчал, а потом говорит: «Спросите, болят зубы?» Меня толкнул, и я очнулась и от радости оскалила зубы. Спрашивают сестры: «Ну, как зубы?» А батюшка говорит: «Да не болят, потому что показала зубы». А потом укоризненно сказал, что раб Божий тот, кто Господу служит. И чем усерднее он служит, тем Господь его и больше слушает. Вот и этот «недоверок» пришел за помощью. Но это я ей на память. Я упала в ноги и просила прощения за свое малодушие и безверие».
У одной матушки «ущемилась» грыжа. Прибежали к батюшке просить о помощи, то есть святых молитв. Он вылез из-за стола, вышел во двор и смотрит на грушу, что росла тут рядом, а дочь стоит да плачет. Он посылает ее узнать, не легче ли больной. Она побежала, а грыжа стала на место, и больная успокоилась. Все прославили Бога и слезно благодарили батюшку.
На капусту напала гусеница, совсем доедает капусту. Никакие меры не помогали, и золой обсыпали, и прочим. Пошли к батюшке за помощью. Батюшка помолился, и вся гусеница вползла во вблизи находящееся озеро. Утром все увидели это чудо.
Рассказывала матушка благочинная М. В.
«Началась война 1941 года. Фронт приближался. Нужно было немедленно выезжать в село Синявку из Чернигова. Договорились, что при получении известия приедут с лошадьми и заберут батюшку и тех, кто с ним жил. Мне поручили, чтобы доставила лошадей. Я спрашиваю у батюшки благословения известить брата, чтоб приехал и всех забрал, а он говорит, чтобы не торопилась. «Пусть, когда будет «трах-тарарах». Все горит, все гудит. Батюшка спокойно отвечает: «От еще сядем да пообедаем, а тогда и поедем». Я думаю, чем же поедем, нечем ехать. Мы не извещаем, и никто не приедет. Вдруг стук в окно. Это приехал с подводой отец Н. за всеми нами. И мы пообедали, собрались и выехали. Но ехать было невозможно, немного проехали, а тут как шарахнет. Столбы горят. Батюшка говорит: «Немного подождем». А потом линия фронта прошла, а мы за ней. Возница усомнился, что может вернуться, а батюшка говорит: «Погоняй», и еле в три часа ночи приехали в село за шестьдесят километров от Чернигова».