Хлеба он не кушал уже с полгода, а питался только овощами. Еще перед праздником святителя Николая сестры просили батюшку быть снисходительным к своему здоровью. Он шутливо сказал: «До Николая солнце в гору (вверх), и дело пойдет в гору». А когда на святителя Николая принесли его в келью, то произнес своим малорусским наречием: «А теперь до Крещения или поправимся, или отправимся».
Во время болезни батюшку приобщали каждый день Святых Таин, а в самый день кончины на Крещенье принес игумен отец Антоний Святые Дары в чаше из алтаря.
Благословил батюшка читать монахиню благодарственную молитву. Дело было уже вечером. В церковь пришли сестры и сказали, что отцу Лаврентию совсем плохо. Все бросились бежать к батюшке, чтобы получить благословение и проститься со своим любимым отцом.
Одна сестра (насельница при батюшке) рассказывала, что часа в три ночи слыхала прямо наяву необыкновенное пение многочисленного хора. Она прибежала в ту келью, где лежало тело почившего, а там все было спокойно, тихо мерцали свечки при негромком чтении Евангелия священника Д. Она испуганно рассказала, что слышала пение. Он удивился и сказал, что душу покойного встречают на небе Ангелы.
На третий день утром, слезно совершив последнюю панихиду в келье, духовенство при сопровождении всего клира и народа со многими слезами внесло гроб на руках в малый храм, который далеко не мог вместить такого количества людей. Гроб стоял посредине храма на возвышенном месте пять дней. Служились вечером парастасы, утром — заупокойные литургии и торжественные панихиды при многочисленном стечении народа. Ярко горели свечи вокруг дубового гроба, который батюшка приготовил при жизни, задолго до смерти. Лицо почившего было закрыто «воздухом», как делается по чину. Видны были только руки, которые не застыли, как у умершего, а были мягки, как у спящего, и к которым прикладывалось множество людей.
Гроб с телом поставлен был посередине храма-усыпальницы на сорок дней. И такое было стечение народа, все сестры окружили гроб, склонили на него свои бедные головы и подняли такой рев, что преосвященный владыка Иаков взялся за уши и еле живой смог выбраться оттуда, так как сердце заходилось от жалости.
Гроб стоял двадцать дней открытым, а остальные двадцать дней был закрыт крышкой. Ежедневно при многочисленном стечении народа служились панихиды. После сорока дней гроб был торжественно опущен в искусно вымурованную гробницу и заложен большой серой плитой.
Это было 20 февраля 1950 года.
Помню, я и монах Никон слепой встретились с монахиней Олимпиадой старенькой, и он мне объяснил, что она из старых монахинь. Я спросил его: «Она в монастыре жила?» Он ответил: «Нет». Я ее спросил: «Матушка, когда Вы принимали постриг? Где и как?» Она ответила, что до немецкой войны и по благословению отца Лаврентия, а постриг совершил схиархимандрит Варлаам Киевский, который жил в колокольне Выдубицкого монастыря. Я очень удивился. Но монах Никон добавил, что его родители (отец и мать) и он сам также постриглись по благословению отца Лаврентия от архимандрита Варлаама. Так отец Лаврентий благословлял доброе святое дело, а другие по его благословению совершали его.
Было это в 20-е годы XX столетия во время разрухи. Приехал я в город Чернигов и везде побывал. В Троице-Ильинском (тогда мужском) монастыре насладился духовной беседой с отцом Лаврентием и решил ехать домой. Батюшка отец Лаврентий спросил: «А ты у владыки Пахомия брал благословение?» «Нет», — ответил я. Старец сказал: «Поскорее иди к нему». Пришел к владыке Пахомию (он священномученик) и рассказал ему свое намерение идти домой и еще кое-что спросил. Владыка ответил: «Хорошо, но иди снова к отцу Лаврентию, внимательно выслушай, что он тебе скажет, и обязательно исполни» (архиепископ Пахомий уже тогда знал и был уверен, что отец Лаврентий ничего просто так не говорит, а только по благодати Святого Духа). Пришел к батюшке отцу Лаврентию и пересказал беседу и слова владыки. Батюшка улыбнулся, да и говорит: «Поедешь домой, когда я тебе скажу, а теперь, как говорится, поживи у нас». Я так и сделал. Прожил с неделю. Однажды при встрече мне батюшка говорит: «Ну, теперь можно ехать и возьми того крепака. Он тебе пригодится, да еще и как пригодится!» И дал мне отец Лаврентий бутылку спиртного. Я тут же отправился в путь. Недалеко от села меня встретила взволнованная мать в слезах, которая уже несколько дней ждала меня с нетерпением и выходила за село, чтобы встретить меня и предупредить о надвигнувшейся смертной опасности. Власти из города вместе с сельскими активистами искали для убийства виновных (а в то время убивали невинных), в том числе и меня. И мне было приказано, как только приду домой, срочно явиться к одному сельскому начальнику. Я ощупал в кармане бутылку, вспомнил слово старца-прозорливца отца Лаврентия и робко, со страхом направился в хату начальника. Дома я его не застал, а только тихо стонал на печи его больной отец-старик. Я поздоровался со стариком и спросил о его здоровье. «Вот если бы спиртного мне для втирания, но его нигде не достанешь», — хрипло еле заговорил старик. В это время зашел его сын и начал меня допрашивать: «Где я был? Когда приехал?» — и так далее и тому подобное. Я все рассказал. «Так тебя тогда и дома не было, и ты тут ни при чем!» — сказал молодой активист. Я вынул из кармана батюшкину бутылку и подал больному отцу со словами: «Возьмите, поправляйтесь и живите по Закону Божию». А сын еще раз крикнул: «Ну вот хорошо, что тебя не было дома, а то убили бы под горячую руку, а потом разобрались бы, что не виновен». (В то время не разбирались и били всех подряд.) Великий старец мне предсказал: что буду я стоять у святителя Феодосия, будут два помощника помогать мне стоять у святых мощей. При мне и при них закроют собор и вынесут мощи. Потом... откроют собор, и архиерей не будет собор называть Кафедральным и не пожелает ублажить покой святителя Феодосия и поставить святые мощи на его вечное упокоение. Но собор по благословению высшего церковного священноначалия (благодаря просьбе и желанию верующих) будет по-прежнему Кафедральным и мощи святителя Феодосия будут возвращены на место в Спасо-Преображенский Кафедральный собор.
В 30-е годы XX столетия прихожу к отцу Лаврентию посоветоваться о трудностях, а он и говорит: «В опасностях не бойся, арестуют — не страшись, пугать и угрожать будут — смел будь. Читай псалом 90-й «Живый в помощи», молитву «Да воскреснет Бог», кондак 1-й акафиста Богородице «Взбранной Воеводе победительная», — все это читай двадцать четыре раза и в конце «Достойно есть» с отпустом. И иди на свободу и пообещай принять святую схиму». Арестовали меня, угроз и обвинений было много, и все состояло в том, что я контрреволюционер и против власти. Обещали не выпустить из лап и расстрелять. Стал я бояться и страшиться, а слова псалмопевца идут на ум: тамо убояшася страха, идеже не бе страх. Повеселеет, и тут же опять ужас. Вдруг я вижу: передо мной отец Лаврентий, и говорит он: «Маловерный, зачем усумнился? И почему забыл мой совет о твоем спасении?» Сразу мне стало весело на сердце и на душе радостно, а батюшка великий стал невидим и скрылся. Я тут же все вспомнил и давай молиться тремя вышесказанными молитвами по двадцать четыре раза. Во время этой молитвы пришли ко мне и доложили по секрету, что меня обязательно и немедленно сейчас расстреляют. Я покорился воле Божией и всеблагому Его Промышлению о мне грешном. Очень сожалел о совете дорогого батюшки и просил, за свое непослушание и забытие, прощения: «Прости меня, дорогой отец, и благослови, чтобы на мне совершилась воля Господня и твое святое отеческое благословение». Страха у меня никакого уже не было, ибо я уже готовился к вечной жизни. Вывели меня расстреливать, но сначала решили надо мной нечеловечески поиздеваться. Нанесли несколько тяжелых ударов, а я читаю про себя «Достойно есть» и начальник остановил это буйство и сказал: «Иди и больше сюда не попадай!» Я, идя, совершил отпуст святых молитв, благодаря Бога, Царицу Небесную и молитвенное заступление отца Лаврентия.
Схиархимандрит Антоний
Протоиерей Александр (Красковский) совершал всенощное бдение в честь Казанской иконы Божией Матери в Троицком женском монастыре. Батюшка был на хорах. Начали петь стихиры на литии. Были приготовлены хлебы, пшеница, вино и елей, но отец Александр не разрешил вынести на середину и сам не вышел на литию. Правый хор монашествующих исполнил все стихиры на литии и давай сразу стихиры на стиховне, а далее по уставу. Во время чтения первого часа отец Лаврентий подошел к отцу Александру и потихоньку спросил ласково: «Батюшка, а почему не вышел и не совершил литию в честь Царицы Небесныя?» Ответа не последовало. Старец, обратясь спиной к нему и отходя от него, тихо сказал: «За такое небрежение будешь терпеть от Бога наказания и изгнание». Сам протоиерей это о себе говорил и свидетельствовал: вот это великий был батюшка и какие были его слова, и как сказаны ласково и любовно.
Любвеобильный батюшка говорил нам, что когда появится малая свобода, будут открываться церкви, монастыри и будут их ремонтировать, все лжеучения выйдут наружу вместе с бесами и безбожниками тайными (католики, униаты, украинцы самосвяты и другие) и сильно на Украине ополчатся против Православной Русской Церкви, ее единства и соборности. Эту еретическую группировку будет поддерживать власть безбожная, а поэтому будут отнимать у православных церкви и верных избивать. Тогда Киевский митрополит (недостоин сего звания) вместе со своими единомышленными архиереями и иереями сильно поколеблет Церковь Русскую. Весь мир удивится его беззаконию и устрашится. Сам уйдет в вечную погибель, как и Иуда. Но все эти наветы лукавого и лжеучения в России исчезнут, а будет Единая Церковь Православная Российская.
Протоиерей Александр (Красковский), схиархимандрит Антоний и иеросхимонах Феодосий
Повествовала мне монахиня Киево-Покровского монастыря Александра: «Я жила в Крыму в Введенской пустыни Пресвятыя Богородицы, где служили два старца — отец Серафим и отец Софроний. Арестовали некоторых старцев и монашествующих сестер. После закрытия и разгрома пустыни с большими трудностями я пришла на родину и ходила в Троице— Ильинский монастырь. Я стала обращаться к отцу Лаврентию за советами и наставлениями, и он стал моим духовным отцом. Отец Серафим умер, а отец Софроний получил вольную высылку в город Чернигов. Еще в монастыре монахи служили, отец Софроний увидел мою землячку из моего села и сказал ей, чтобы я пришла в Чернигов помолиться в Троицкий монастырь, где я его увижу. Я с радостью собралась и пришла. При встрече отец Софроний мне сказал: приходи ко мне с мантией. Я тебя постригу в монахини, так как ты жила в моей пустыни и я тебя хорошо знаю. Я не сказала отцу Софронию, что теперь мой духовник отец Лаврентий; и отцу Лаврентию не сказала ничего и даже на постриг не попросила благословения; отец Софроний постриг меня в мантию и сказал: «Пойдешь исповедоваться и причащаться, говори свое новое имя». Я так и сделала, и сразу все заговорили, что Александра — монахиня. Стал иеросхимонах отец Софроний умирать. Я тут же осознала свою вину: я не сказала отцу Софронию, что мой духовник — отец Лаврент