Выслушав все это ублажание и все упреки от игумена, которые он высказывал ему как бы от лица братии, сам имея себя в стороне, чудный старец снова со смиренномудрием упал в ноги игумену и дал ему столь мудрый и назидательный ответ, что совершенно заградил его уста и привел его в самосознание. Он отвечал ему так: «Батюшка, батюшка, тебе известно, что при каждом корабле есть кормчий, который им управляет, хранит и защищает его от всякого противного случая волн и от нападения. Так-то и при всяком стадечке есть пастух, который хранит и защищает своих овец от волков и других опасных случаев. Но когда при нем находящиеся псы залают напрасно на какого-нибудь путника, тогда пастух только топнет на них ногой, и они вдруг оставляют свою злобу и отходят в свои места. Так-то мню, батюшка, дорога и до тебя. Ты кормчий этого корабля и пастырь словесного стада: так защищай и не позволяй псам напрасно лаять и безпокоить себя и путников к вечности. Ибо слово сильно и посох, как бич, для всех страшен. Тогда не посмеют напрасно лаять, как псы видимые, так и невидимые».
Этот глубокомудрый ответ старца Божия привел в совершенное безмолвие удивленного игумена и послужил ему в предосторожность на будущее время относиться к своей нелегкой должности с гораздо большим вниманием и благорассуждением.
О липовом дереве
При постройке в Дивеевской обители ветряной мельницы необходимо было на какую-то поделку хорошее березовое дерево. Поэтому отец Серафим благословил крестьянина, строившего мельницу, отыскать такое дерево в Саровском лесу. Крестьянин отыскал его и, наказав сиротам Дивеевским за ним приехать, сам начал рубку. Уже работа оканчивалась, сироты приехали; оставалось только по падении дерева поднять на станок и везти его. В это самое время отец Серафим прислал своего келейника сказать крестьянину, чтобы он прежде этого дерева (срубил) навалил липу, потому что из нее, говорил он, выйдет целый стан для тканья. Крестьянин, поставленный в недоумение, сначала не знал, что делать, но решился прежде докончить рубку березы, так как она была более нежели в половину срублена, и потом отыскать хорошую липу. Но не прошло и пяти минут, как совершилось само собой то, что приказывал старец. Это самое огромное березовое дерево, подрубленное крестьянином, вдруг упало и падением своим сшибло, под самый корень, стоявшую близ него большую липу. Тогда все подивились прозорливости старца и наложили сначала эту липу, из которой действительно вышел целый ткацкий стан, а потом уже приехали и за березой.
Правило отца Серафима
Отец Серафим завещал всем иночествующим, равно и каждому христианину, следующее правило, извлеченное им из преданий и правил святых отец.
Восстав от сна, всякий должен оградить себя крестным знамением и, став на избранном месте, читать ту спасительную молитву, которую передал Сам Господь, то есть «Отче наш», до конца, трижды; потом трижды «Богородице Дево, радуйся» до конца и, наконец единожды, Символ веры.
Совершив это утреннее правило, всякий христианин пусть отходит на свое дело и, занимаясь дома или находясь в пути, должен читать тихо про себя: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», а если окружают его люди, тогда он, занимаясь делом, пусть только умом говорит: «Господи помилуй», — и это продолжать до самого обеда. Перед обедом же совершает вышесказанное утреннее правило.
После обеда, исполняя свое дело, всякий должен читать также тихо: «Пресвятая Богородице, спаси мя грешного», — и это продолжать до самой ночи.
Когда же случится проводить время в уединении, тогда нужно читать: «Господи Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя грешного (или грешную)»; а ложась спать на ночь, всякий христианин должен повторить утреннее правило, и после оного с крестным знамением пусть засыпает. При этом старец говорил, указывая на опыт святых отец, что если христианин будет держаться этого малого правила, как спасительного якоря, среди волн мирской суеты, со смирением исполняя его, то может достигнуть до меры христианского совершенства и любви Божественной, потому что эти три молитвы суть основание христианства: первая — как слово Самого Господа и которую он поставил в образец всех молитв; вторая принесена с неба Архангелом в приветствие Пресвятой Деве, Матери Господа; последняя же заключает в себе все догматы христианской веры.
Если же христианин, держась этого правила, имеет еще несколько свободного времени, тогда пусть он присоединяет к нему и другие молитвословия, как то: несколько зачал из Священного Евангелия и Апостола или каноны, акафисты, псалмы, молитвы и прочее через это он восходит мало-помалу наверх христианских добродетелей. Если же кому-нибудь бывает невозможно выполнять и этого малого правила, — например, слуге, по обязанности к своему господину, или служащему, по обязанности к своей должности, — то мудрый старец советовал исполнять это правило и лежа, и на ходьбе, и при самом исполнении дела, помня слова Писания: «Всяк бо, иже призовет имя Господне, спасется».
О военном посетителе
Это случилось перед тем самым временем, когда вражеская злоба вооружилась против священной власти царской и произвела смятение в Санкт-Петербурге.
Однажды, после обеда, я пошел к отцу Серафиму в ближнюю его пустыньку, которая находится при источнике Богословском, по нижней дороге, лежащей по берегу речки Саровки и приводившей прямо к источнику старца. Я увидел отца Серафима еще издали. Он стоял у сруба своего источника, с западной стороны, и упершись локтями на сруб, голову же поддерживая руками, весьма пристально смотрел в источник.
Еще я не дошел до него несколько саженей, как вдруг увидел, что с северной стороны, с пригорка, на котором стояла пустынная келья старца, бежит к нему какой-то военный человек, средних лет и роста, очень хорошо одетый, с открытой головой, держа в левой руке свою фуражку.
Я остановился, чтобы дать этому военному свободу получить от старца благословение, и увидел предивное событие, свидетельствующее о даре прозорливости отца Серафима. Когда он подошел к старцу и попросил у него благословения, старец нисколько не изменил своего положения и по-прежнему пристально смотрел на источник. Когда же посетитель несколько раз повторил свое требование, тогда старец обратился к нему с самым строгим выражением лица и сурово спросил его: «Ты какого исповедания?» Военный, видимо, пораженный таким немилостивым приемом и вопросом старца, в смущении тихо отвечал ему: «Я не российского исповедания». Тогда старец произнес: «Так гряди туда, откуда ты пришел». Но когда снова этот человек протянул свои руки и просил благословения у отца Серафима, тогда старец с удвоенной уже суровостью, не смотря на его лицо и сан, строго закричал: «Я тебе сказал, гряди туда, откуда ты пришел!»
Пораженный еще более гневным видом и голосом старца, военный смирился еще более, но все-таки и опять попытался было протянуть руку под благословение. Тогда старец не только по-прежнему лишил его благословения, но на этот раз закричал так грозно и немилостиво, как на самого величайшего противника и отступника Церкви.
По правде сказать, никогда я не видал отца Серафима в таком яростном духе. Обыкновенно всегда тихий, благодушнейший старец, теперь весь пылал гневом. Я, признаться, смутился и подумал: уж не находится ли он в каком-либо искушении, потому что страшно было даже и смотреть на него в эти минуты.
Военный же посетитель, уже после этого последнего отказа в благословении, не дерзнул более настаивать на своем требовании и отправился той же дорогой назад, откуда явился. Только видно было, что он как бы потерялся или совершенно поражен был немилостью старца и грозными его словами. Во весь обратный путь свой, пока не скрылся из виду, он держал себя за голову и отирал пот, выступивший на лице его.
После его ухода я в ту же минуту подошел к старцу со страхом, думая, что он и ко мне также будет немилостив, и поклонился ему до земли. Но старец со всей отеческой любовью благословил меня и потом, взяв за руку, подвел к своему источнику и велел смотреть в него, говоря: «Вот видел ли ты этого человека, который ко мне приходил?» Я отвечал ему: «Как же, батюшка, видел; я все это время стоял близко и смотрел и, признаюсь, мысленно согрешил перед вами осуждением в том, что вы оскорбили этого человека, не благословили его, как он ни упрашивал вас». Тогда старец снова обратился к своему источнику и сказал мне: «Посмотри в источник; он-то мне и показал этого человека, кто он такой».
Удивленный словами старца и не понимая, каким образом источник может показать, кто таков приходящий человек, и полагая наверное, что старец хотел через это только скрыть живущую в нем Благодать Божию, я посмотрел в источник и увидел его совершенно возмущенным. Вода в нем до такой степени в эту минуту была мутна и грязна, как бывает в колодезях, когда последние чистят, чтобы освободить от ила, наростов мха, сора и всякой нечистоты.
Когда я взглянул, отец Серафим сказал: «Вот видишь, как возмущен этот источник, так-то этот человек, который приходил, хочет возмутить Россию». Я ужаснулся дивному прозрению благодатного старца, равно как и ревности его по Бозе, которую он показал против этого тайного врага Церкви, Государя и Отечества.
Вскоре потом сделалось известно, что Господь торжественно обнаружил и разрушил все нечестивые замыслы злоумышленников.
О разломанной печке
Однажды, по приходе моем к отцу Серафиму, я нашел его весьма прискорбным. Он, по обычаю, благословив меня весьма милостиво, со скорбью сказал, что в его пустынной келье разломали печь, и приказал мне сходить туда самому, чтобы удостовериться в этом.
Приняв благословение, я отправился в его ближнюю пустыньку и действительно нашел, что какой-то недоброжелатель пробил у печки один бок. Возвратившись, я рассказал об этом старцу, и