Дежурный при входе откозырял ему, и Шевченко, кивнув ему, прошел мимо, начальственно поглядывая на стены — пол — потолок. Так хороший хозяин осматривает свой коровник, проверяя содержание буренок. По пути он решал, как подойти с интересующим его вопросом к командиру. Вася Плещеев — из местных, по тусклым, доходящим из прошлого слухам, из шпаны. И по-хулигански нагл и развязно подвижен. Может он и послать кого не надо так, что не забудется долго. Но именно такой тут, в СОБРе, и нужен. Парни его любят за эту резкость и безоглядную храбрость, которую Шевченко считает наигранной, что не так сложно, учитывая, что подбирать Плещеев старается таких же, как и он сам. Но зато он принимает все шишки, ему положенные, и только морщится, получая их, не пытаясь, как другие, увильнуть или оправдаться обстоятельствами, преодолеть которые был не в силах.
Командира СОБРа он застал в его кабинете, что бывало редко. Вася сидел за столом и читал какую-то книжку — еще более удивительное для него занятие. Увидев входящего Шевченко, он с раздражением отложил чтиво в сторону обложкой кверху, и стало понятно, что он штудирует министерскую инструкцию "Правила хранения и транспортировки огнестрельного и холодного оружия".
— Грызешь гранит науки? — спросил Шевченко, здороваясь с хозяином кабинета за руку и усаживаясь на неудобный жесткий стул у его стола.
— К проверке готовлюсь, — хмуро ответил Плещеев. — Какие новости?
Уважение к чинам и должностям у него отсутствовало напрочь.
— Да вот, зашел тебя проведать. Может, у тебя что новое.
— У меня все отлично. Прут меня как последнего козла. Во все дыры. Я им чего — выпускница после бала? — с полоборота взвился Плещеев. — Такую проверку затеяли — на неделю! Это сдай, это покажи, это продемонстрируй, это объясни…
— Всех нас, грешных, прут все, кому не лень. А это… Чего ты хочешь — проверка комплексная. По всем направлениям. А если продырявишься — не взыщи.
— Да ладно, все понятно. Готовимся.
— А вообще как?
— Нормально. Вот Самсонов отыскался. Живой. Сегодня из Москвы звонили, спрашивали про него.
— Ну да? И ты что?
— А что я? Как положено. Охарактеризовал положительно, бумагу сочинил, отправил.
— Почтой? — уточнил Шевченко, скрывая неудовольствие. Обычно Плещеев не торопился с бумажными делами, затягивая их до последнего. А тут проявил невиданную расторопность, черт бы его побрал.
— Сначала устно, потом факсом, а потом и по почте. Чего парню лишнее время маяться?
— А ты не боишься? — с расстановкой, с намеком спросил Шевченко, глядя прямо в глаза командира СОБРа, чего тот, как он знал, не любит, принимая это за личный вызов.
— Чего мне бояться? — спросил Плещеев, не отрываясь от зрачков начальника РУВД, стараясь подавить его взгляд, заставить отвести глаза или, по крайней мере, сморгнуть. Такие вещи он проделывал виртуозно, и в другое время Шевченко не стал бы с ним тягаться, но сейчас ставки были уж больно высоки, и он держался из последних сил.
— А где все это время был Самсонов? У бабки на завалинке? Или в Сочи на курорте?
— В плену.
— Да?
— Конечно. Ну и что? Меня тоже за жабры брали.
— Ты — другая история, — значительно сказал Шевченко и, наклонив голову, прикрыл глаза, как будто согласился с чем-то важным и бесспорным, а на самом деле уходя от бешеного, стервенеющего взгляда Плещеева. — Про тебя все известно. Хотя, — он сделал неопределенный, почти прощающий жест, — тебе видней. Твой подчиненный. Ты за него по всем статьям отвечаешь.
Он уставился в окно и с удовольствием услышал недовольное сопение собровца. Тот задумался. И правильно! Давно пора уже головой работать, а не руками-ногами, демонстрируя свою крутость. Тоже мне — крутой. Таким крутым место вот там — на улице. Пацанов лупить да палатки обирать. А коли ты в системе работаешь, то будь любезен и жить в ней, и сотрудничать. Вот так-то.
— Ну ладно, — упершись руками в колени, Шевченко поднялся. — Я, собственно, чего зашел-то? Завтра с утра совещание по поводу проверки. В десять. Не опаздывай. И давай все сделаем нормально. Я там распорядился тебе подбросить всякого. Шашек дымовых, взрывпакетов. Устрой им хорошее шоу. Да, кстати. Вот ведь память… В следующем месяце дом сдают, так администрация нам две квартиры выделяет. Одну трехкомнатную. Тебе надо?
Он отлично знал, что Плещеев с женой и двумя детьми ютится в двух комнатах рабочего общежития, где все удобства — от туалета до кухни — в общем коридоре. Квартира ему нужна до зарезу, а кроме как в этом доме, других квартир не предвидится, по крайней мере в этом году. А скорее всего, и в следующем. Дальше он не заглядывал — просто некуда.
— Да вообще-то, конечно, — не слишком уверенно проговорил Плещеев, глядя в сторону.
— Ладно, — мягко согласился Шевченко, отмахнувшись от непрозвучавшей благодарности. — Переговорю. А с этим Самсоновым ты повнимательнее. Мало ли что. Тем более такая проверка.
Выйдя в коридор, он чуть ли не нос к носу столкнулся с Кастериным. Тот его явно поджидал. Настолько явно, что даже неловко. Кругом народ ходит, смотрит, а он под дверью толчется и только что не поскуливает от нетерпения. Увидев Шевченко, он едва не кинулся к нему.
— Пошли со мной, — обронил полковник, не торопясь, двигаясь по коридору на выход. — Ты на машине?
— Да, конечно.
— Съездим кое-куда. Предупреди, что отлучишься на часок.
— Хорошо. А что?..
— Потом поговорим, — оборвал его Шевченко и, когда они проходили мимо дежурного, остановился и негромко, но так чтобы собровец слышал, сказал: — Ну, ты поговори с ней, может, тебе она расскажет. Может, прямо сейчас? Есть время?
Кастерин, к счастью, понял его нехитрую игру и поддержал, правда, сказал чересчур громко, стараясь, чтобы его слова долетели до ушей дежурного, хотя тот и так от нечего делать слушал во все уши.
— Могу попробовать, но только результат какой будет.
— Вот давай и попробуем. Жду тебя на улице, — буркнул Шеченко и вышел первым, предоставив Кастерину самому объясняться со сослуживцем.
Подойдя к своей "Волге" (служебной, конечно, но она уже воспринимается как личная, когда каждый день и в любое время суток она в твоем полном распоряжении), закурил и взглядом окинул стоянку машин около забора. Потрепанной "семерки" Кастерина, которую помнил еще с осени, он не увидел. Может быть, он ее во внутреннем дворе ставит, за школой? Ну, да это его дело. Нагнулся к окну и сказал водителю, вместе со словами выдув в салон голубоватый клубок табачного дыма:
— Езжай к управлению. Я буду через час. Можешь пока бензин долить.
— Сделаю, — откликнулся тот и сразу завел двигатель. Шевченко уже сделал шаг от машины, когда тот спросил: — Иван Яковлевич! А можно я на полчаса к матери заверну? Хочу телевизор ей старый отвезти.
— Если только к матери, — разрешил полковник после короткой паузы.
— Спасибо!
"Волга" пыхнула выхлопом и сорвалась с места как раз в тот момент, когда на крыльцо вышел Кастерин. Вышел и направился к строю машин. Шевченко наблюдал за ним с некоторым удивлением. А тот достал из кармана связку ключей с брелком дистанционного пульта, нажал на кнопку, и в ответ квакнула сигнализацией и моргнула фарами синяя "десятка". Кастерин с хозяйским видом уселся за руль и подкатил к Шевченко.
— Это твоя? — недовольно спросил полковник, садясь на заднее сиденье.
— Ага. Нравится?
— Нет! И ты мне не нравишься.
— Почему? — обиженно спросил Кастерин, оборачиваясь назад.
— Поехали, почемучка.
Подождал, пока на квартал отъехали от здания СОБРа, и хмуро поинтересовался:
— Это на какие же шиши ты ее приобрел, голубь?
— Как? Вы же знаете.
— Я? Я-то знаю. А ты хочешь, чтобы об этом все узнали?
— A-а, вы про это. Тут все чисто, — ответил повеселевший Кастерин. — Я всем сказал, что это мать денег добавила.
— Ой смотри! Доиграешься.
Его мать работала заведующей отделением в районной больнице. Она считалась неплохим гинекологом, и через ее руки и кресло прошли сотни, если не тысячи жительниц города, многие из которых считали за счастье близкое знакомство с ней. Неглупая женщина, она сумела сделать из своей не самой, казалось бы, доходной работы довольно хлебное место. Мало того, что благодарные пациентки несли ей разнообразные подношения, она за время своей работы сумела установить тесные отношения со многими городскими руководителями, благодаря чему ее муж, в недавнем прошлом работавший инженером в НИИ, теперь трудился заместителем директора рынка, а оба сына год от года росли в должностях — старший в налоговой инспекции, младший в СОБРе, в свои неполные тридцать — уже капитан на майорской должности. Но от матери ему не досталось главного — изощренного и осторожного ума, когда поставленные перед собой стратегические, главные задачи достигаются не только целеустремленной деятельностью, но и осмотрительностью. Факт с покупкой новенькой "десятки" показал это со всей очевидностью.
Сейчас, едучи в новенькой, еще пахнувшей заводскими запахами машине, Шевченко едва не передумал ехать с ним туда, куда собирался изначально. Но, немного поразмыслив, решил, что ситуация настолько острая, что другого выхода пока не видно. Да и кто еще может снять образовавшуюся остроту, как не Кастерин, посвященный во многое и многое и этим многим повязанный с ног до головы. А уж тем более, что он один из виновников того, как это получилось. Он виноват — ему и исправлять. Поэтому Шевченко твердо велел ему ехать к кафе на выезде из города.
Кафе "Май" принадлежало двум братьям-ингушам, появившимся в городе лет семь назад. Сначала торговали шашлыками на рынке, потом открыли свой павильончик, где можно было к шашлыку взять водочки, потом открыли одно за другим два кафе. Постепенно вокруг братьев собралось около десятка их родственников, они отстроили дом и как-то вписались в окружающую жизнь, производя впечатление добропорядочных бизнесменов средней руки, дававших работу нескольким десяткам человек и — в отличие от других, осевших в городе выходцев с Кавказа, — и ведших себя с окружающими без вызова. Но мало кто знал, что братья, кроме розничной торговли продуктами питания, занимаются еще и оптовой поставкой высококачественных наркотиков, в последнее время специализируясь на героине. Шевченко это знал, и, когда это знание появилось у него впервые, был в большом смятении. На тот момент он остро нуждался в деньгах. Не в карманных, на сигареты и пиво, а в настоящих, серьезных деньгах, только при наличии которых взрослый, уважаемый и облеченный властью человек может чувствовать себя уверенно, а его семья видит в нем не замотанного работягу, появляющегося дома только для того, чтобы поспать и быстренько поесть, а кормильца, за каким они — как за каменной стеной. И он решился. С тех пор его жизнь потекла по другому руслу, а заодно и жизни других людей, в том числе Кастерина, тогда еще лейтенанта.