шная куртка синего цвета и безразмерные штаны того же цвета. И то и другое с грязевыми затертостями. Хозяин «девятки» использовал эту одежду, когда ремонтировал и обихаживал свою любимицу.
Секунду подумав, снял с себя куртку и бросил ее в салон, напялив прямо на одежду эту рабочую хламиду. Видеть себя со стороны он не мог, но, судя по оставшемуся в ней свободному месту, висела она на нем мешком. То есть совсем скрывала фигуру. Вернувшись на водительское место, он, глядя в зеркало, потер грязным рукавом о лицо, которое, «украсившись» грязными разводами, стало почти неузнаваемым. Теперь он походил на неряшливого и почему-то несчастного чайника-автолюбителя, замученного безденежьем, проблемами с неновой машиной и женой-стервой. Такой внешний вид позволял действовать по другой схеме, отличной от той, что была у него заготовлена на сегодняшнее утро.
Несколько минут спустя он уже выезжал на дорогу, движение на которой стало более оживленным. Не доезжая метров тридцати до того места, где устроили засаду милиционеры, он на обочине остановил машину, заглушил двигатель, вылез и открыл капот, имитируя исправление очередной небольшой поломки, набор которых способен довести до белого каления любого водителя.
Прошло пять минут, десять, но ничего не происходило. Он начал нервничать. Его расчет не оправдывался, и нужно было что-то придумывать. Рядом с ним притормозил замызганый РАФ; водитель, добрая душа, решил, видно, оказать помощь своему собрату. Пришлось энергично махнуть рукой, чтобы тот ехал своей дорогой.
Решив, что нужно идти на обострение обстановки, он закрыл багажник, сел за руль и завел двигатель, сильно при этом газуя. Включил левые поворотники, еще раз газанул и вывернул на дорогу, после чего разомкнул провода зажигания и двигатель заглох. Теперь «девятка» стояла, наполовину перегородив правую полосу, одну из двух в этом направлении. Проезжающий транспорт вынужден был притормаживать и объезжать возникшее препятствие, сводя на нет попытки милиционеров поймать лихача, превышающего разрешенную скорость движения на этом участке.
С минуту он делал вид, что пытается безуспешно запустить двигатель. Потом вышел и снова нырнул под капот. Со стороны его положение должно было выглядеть довольно плачевно. Для полной убедительности он достал из багажника ящик с инструментом. Теперь картина получилась вполне законченной и милиционерам нужно либо менять место засады, либо устранять помеху. Со все возрастающей тревогой он смотрел из-под локтя в ту сторону и наконец увидел, что из-за кустов вышел человек в форме. Делая вид, что не замечает его приближения, сел в салон и запустил двигатель, заработавший с ровным гулом хорошо отлаженного механизма. Собрал инструмент и в этот момент «увидел» представителя власти. Засуетился, убрал в багажник ящик с инструментом, заглянул под капот и, когда недовольный Полкан подошел вплотную, встретил его с виноватым видом перепуганного частника, готового немедленно признать любую свою вину, не превышающую, однако, толщину его кошелька.
— Ну чего тут у тебя? — громко спросил недовольный страж порядка, поигрывая полосатой палкой.
— Карбюратор, командир. Засорился, что ли. Да я уже все, нормально. Сейчас уезжаю. Бензин такой продают, мать их, — быстро говорил Рыбак, гнусавыми интонациями стараясь изменить свой голос и размахивая руками, не давая милиционеру сосредоточиться на своем лице, которое тот мог узнать даже под слоем грязи. Его неприязненный взгляд казался пристальным и узнавающе-пронзительным.
— Давай быстрей, — велел Полкан, снова взмахивая палкой. Со стороны могло показаться, что он разминает кисть, перед тем как хорошенько ударить нерадивого водилу, сорвавшего ему охоту на таких же, как он, нарушителей, созданных специально для того, чтобы пополнять его личный бюджет.
— Все, командир, уже уезжаю. Может быть, вас подвезти маленько? — с заискивающе-просительной интонацией простоватого человека, от рождения запуганного властью, спросил он. — Вы где тут?
Спрашивая, он запустил руку в карман найденных в багажнике рабочих брюк, где у него лежал пистолет. В случае, если Полкан откажется воспользоваться этим предложением, придется его заставить сесть в машину демонстрацией оружия. Но тот не стал строить из себя красную девицу и, кивнув, пошел к двери. Пришлось проявить некоторую прыть, чтобы оказаться в салоне раньше его, достать пистолет и переложить его в левую руку. Он опасался, что милиционер с первого момента может заметить вырванные из замка зажигания провода, но тот с поистине царской величественностью уселся и отвернулся, глядя в окно. Обозвав его про себя индюком, Рыбак вырулил на дорогу и, быстро набирая скорость, поехал по дороге.
— Эй! — окликнул его милиционер, когда они поравнялись с его напарником, сидевшим в машине и не смотревшим в сторону проезжей части, занятым каким-то своим делом. — Стой! Приехал уже.
— Не могу, — ответил Рыбак, демонстрируя пистолет, при виде которого у Полкана удивленно расширились глаза. — Тормозов у меня, понимаешь, нету.
— Ты? — скорее растерянно, чем удивленно спросил человек в форме. Теперь он не выглядел ни величественным, ни уверенным в себе представителем власти.
— Ага. Я. Узнал?
Спросил и понял, что вопрос прозвучал с подтекстом. Сам того не желая, он спросил про то, что интересовало его, наверное, больше всего. Способен ли кто-нибудь узнать его сейчас? Кто-нибудь из той, прошлой жизни, за которую он сейчас раздает долги.
Но Полкан, видно, не заглядывал так далеко в прошлое. А может быть, и правда не узнал.
— Ты чего? — спросил он высоким от страха голосом. — Убери ствол. Давай разойдемся. Ты же знаешь, что тебе может быть за это. Отпусти. Все нормально будет.
Говорил он торопливо, быстро выговаривая слова, отчего они не становились более убедительными, но в целом верно повторяя наскоро прослушанный курс по установлению психологического контакта с вооруженным человеком, называемый среди милиционеров «антитеррор». Начальство, инициировавшее эту короткую учебу для своих сотрудников, исходило, видимо, из того, что в это неспокойное время, когда что ни день — из разных концов страны звучат сообщения о захватах заложников, о вооруженных нападениях и, вообще, о применении оружия, знания по общению с вооруженным человеком, направленные на его нейтрализацию, не могут быть лишними. Большинство личного состава, как это бывает, отнеслось к учебе как к очередной блажи руководства, и курс «прослушали». Полкан же, видно, отнесся к мероприятию не так формально. Может быть, оттого, что каждый день имел дело с людьми, которых приходится разоружать по меньшей мере формально, освобождая их от наличных. А может быть, просто память хорошая, цепкая. Но слушать его от этого не стало приятнее, и потому Рыбак резко сказал:
— Заткнись!
Милиционер послушно кивнул и ненадолго замолчал продолжая пялиться на человека за рулем. Лежавший на его коленях полосатый жезл слабо дернулся, каменно сжатый побелевшими на костяшках пальцами.
— Не балуйся! — ствол пистолета остановился на уровне груди милиционера. — Брось палку под ноги. Аккуратно. Без замахов и резких движений.
Полкан с видимым усилием разжал пальцы, выпростал кисть из ременной петли и бросил палку под ноги. Аккуратно, без рывков у него сделать не получилось. Ну это и понятно. Нервничает человек. Волнуется. До этого, надо думать, ему не приходилось попадать в подобные ситуации. Ну да, как поется в одной песне, все в жизни бывает в первый раз, и Рыбак не стал делать ему замечание по этому поводу.
Впереди, километра через три, был стационарный пост ППС, который можно проскочить, но на котором можно и крупно погореть. Стоящие там парни с автоматами не расстаются. А сзади уже вполне мог спохватиться напарник Полкана и начать преследование. Нужно уходить с трассы в тихое место, где можно будет без помех порасспросить милиционера.
Кончился очередной населенный пункт, за которым начиналась дорога, идущая к заброшенным торфоразработкам. И раньше-то она оставляла желать лучшего, а в последние годы, когда за ней никто не ухаживал, она и подавно превратилась в сплошные колдобины, и успешно преодолеть их возможно только на тракторе или на вездеходе с приводом на все колеса. Нечего и думать о том, что по такой дороге можно проехать, держась за руль одной рукой. Но и ехать рядом с Полканом без того, чтобы держать его на мушке, было тоже как-то неуютно. Сейчас он деморализован и напуган, а несколько минут спустя вполне может прийти в себя и проявить опасную активность.
Рыбак свернул с дороги на проселок, первые несколько метров которого выглядели вполне проходимыми, и остановил машину. Слева, метрах в двадцати от машины, начинался забор, окружавший участок с довольно потрепанным частным домом.
— Ну? — спросил он, поворачиваясь к своему пленнику всем корпусом и перекладывая пистолет в правую руку.
— Что? — быстро переспросил милиционер, в свою очередь тоже поворачиваясь.
Сзади, с дороги, послышался шум, и Рыбак невольно посмотрел в ту сторону. Мимо них по обочине ехал лязгающий гусеницами бульдозер с поднятым ковшом. И в этот момент Полкан решил проявить героизм. А может быть, просто жизнь свою спасал, что, в общем-то, понятно и даже правильно. Он кинулся на Рыбака, правым кулаком целясь ему в лицо, а левой рукой отводя в сторону пистолет. И ему это почти удалось. Всё решили мгновения и миллиметры. Рыбак успел отклонить голову, но этого не хватило для того, чтобы полностью избежать удара. Внушительный кулак больно пропахал его щеку и ухо. Но это уходящее от удара движение дало больше, чем просто уход от силового контакта. Подавшись всем телом в сторону заднего сиденья, Рыбак избежал захвата своей правой руки, и его пистолет оказался таким образом свободен. Впрочем, это могло быть весьма недолгим достижением. И он, почти не задумываясь, не то чтобы автоматически, но и не продумав до конца своих действий, каким-то невероятным образом изогнул кисть и нажал на курок. Причем ему самому показалось, что момент нажатия на спусковой крючок пистолета пришелся на тот период, когда его кисть еще только проделывала свое почти престидижитаторское движение и линия ствола продолжалась где-то в области боковой стойки автомобиля. То есть, когда выстрел прозвучал, он был уверен, что пуля в лучшем случае пролетела рядом с головой милиционера.