В последнее время все было спокойно. Если, конечно, не считать выходки Атби. Но что с него взять? Молодой! Таким хочется все и сразу. Это понятно. Только так редко бывает. Но разве им объяснишь!
Пришлось приложить усилия, и пусть не родственники, другие люди согласились спрятать его в столице, а чуть позже пристроить к какому-нибудь делу. Эту проблему они решили. Немного, правда, пришлось понервничать, когда какие-то люди ходили и спрашивали, где он. Да где? Домой уехал. Родственник заболел — вот он и уехал. Когда будет, неизвестно, но скоро возвращаться не собирался, потому что ему вроде предложили какую-то работу недалеко от дома. Он взрослый человек и сам решает, где ему жить и трудиться. Кажется, удалось отбрехаться. Больше не ходят, не спрашивают.
Тогда что означают эти типы, от вида которых душа не на месте? Или это обычная случайность, совпадение, которых в жизни, к сожалению, не меньше чем закономерностей?
Потерзавшись некоторое время сомнениями, он зашел в свою каморку, которую на людях с гордостью мелкого лавочника именовал кабинетом, и позвонил Кастерину — тому молодому, которого дал ему для связи Шевченко, чтобы самому лишний раз не светиться. Ха! Как будто лучше посвятить в такое дело лишнего человека.
Позвонив Кастерину, представляться не стал — должен уже по голосу узнавать — он сказал, что вокруг кафе вертятся подозрительные люди. Надо бы их отвадить. Кастерин пообещал.
И правда. Прошло всего минут пятнадцать, и к кафе подкатил ПАЗ, из которого высыпало человек десять в камуфляже, с автоматами и в черных вязаных масках с прорезями для глаз и рта. Трое побежали перекрывать запасной выход, остальные же ввалились в зал и начали шерстить клиентов. Оружия ни у кого не нашли. То есть у одного молодого, зашедшего вместе с девицей поесть шаурмы и водки выпить, нашли в кармане самодельный нож-выкидуху, за что и отволокли бедолагу в автобус, оставив его растерянную подружку расплачиваться за угощение. Те же двое, с рынка, были чистыми, чему Беслан, стоявший у стойки с закинутыми на затылок руками, даже сначала порадовался, подумав, что они не акцию пришли против него проводить. Но потом опамятовал. Да, стрелять они сегодня не собирались. Ну а если разведчики? Так это не лучше!
Но их все равно вывели из кафе. Милиционеры увидели у одного из них документы на машину и пошли ее проверять. Нашли там чего или нет — он не видел, но те двое в зал больше не вернулись. Вручив командиру упаковку пива и проводив его до дверей, Беслан пошел звонить брату. По телефону ничего обсуждать не стали, но то, что и у Тархана душа не на месте, понял.
И тут его вызвали в зал.
Увидев Атби, он едва чувств не лишился. Мальчишка! Сопляк! Что он тут делает?! Да ведь если бы он заявился минут на десять-пятнадцать раньше… Страшно представить.
В этот момент он даже забыл, что у него в кулаке местный милицейский начальник. Привычка бояться представителей власти оказалась сильнее. Да еще и те двое. Не исключено, что они как раз за племянником и приходили. И откуда они только узнали-то…
А потом он рассвирепел. Как? Он ослушался его прямого приказа? Его, который заменил ему отца? Который наставлял его как родной отец. Неужто он не понимает, что не только ему здесь опасно появляться, но он ставит под удар их всех. Его самого, Беслана Ибрагимова. Всех людей, которых он собрал вокруг себя. И еще притащил с собой какого-то дипломата.
Выведя Атби из зала, подальше от чужих глаз, Беслан, преодолевая заполнявший желудок холодный комок страха, даже ужаса, не слушая племянника, его оправданий, начал быстро и напористо говорить, чтобы он уезжал быстрее, спрятался до времени. Атби сначала не понимал, а потом, похоже, до него дошло. Во всяком случае, он перестал перебивать, пытаться вставлять какие-то слова и, когда Беслан дошел до состояния кипения и повернулся к нему спиной, чтобы не наговорить лишнего, которое так и рвалось наружу, ушел, забрав с собой иностранца.
Беслан видел, как они сели в машину с дипломатическими номерами и уехали в сторону Москвы. Несколько минут он, оставаясь в тени, наблюдал за дорогой — не пристроится ли кто за их «фордом». Но те несколько машин, проехавших мимо него за это время, никак не напоминали преследователей. Он вздохнул посвободнее и, вернувшись в свой кабинет, позволил себе выпить большую рюмку коньяка, успокаивая разбушевавшуюся нервную систему. И некоторое время сидел, расслабленно ощущая, как в животе тает холодное и неприятное, уступая место живительному теплу.
Часом позже он приехал в кафе Тархана, который уже ждал, предупрежденный его телефонным звонком. Подобные визиты у них не были в правилах, текущие проблемы они вполне успешно решали дома, поздно вечером или утром.
— Атби приезжал, — тихо сказал Беслан, едва они уединились в маленьком кабинете, родном брате его каморки.
— Зачем? — неприятно удивился Тархан.
— Тоскует. Работать хочет. В дело просится. С каким-то дипломатом приезжал.
— Работать — это хорошо. Может быть, у него есть голова на плечах.
— Надо подумать, что ему можно поручить.
— Подумаем. Как милиция у тебя?
— Все нормально, хорошо сделали. Не зря мы им такие деньги платим. Меня другое беспокоит. Крутятся у меня какие-то люди, вынюхивают. Что хотят, а?
— Может, тебе показалось? Нервничаешь.
— Нервничаю, конечно. А ты нет? Завтра же… — он многозначительно не договорил.
— Да-a. Опасно.
Эти короткие реплики многое означали. Не только то, что завтра приедет груженная мясом фура, где в четырех свиных тушах запрятаны упаковки с наркотиком, завернутые в несколько слоев полиэтилена, между которыми проложена корица и едкий табак, предназначенные для забивания запаха, на какой специально натаскивают собак. Еще сегодня утром они планировали разделить партию на части и отправить ее в разные адреса, что, с одной стороны, повышало уровень безопасности, а с другой — сулило несколько большую прибыль. Теперь же, если подозрения Беслана верны хотя бы отчасти, и речи не может быть о том, чтобы разбивать партию. По крайней мере здесь.
— Можно перекинуть все в Москву, — предложил Тархан. — И там разделить.
— Нет. Опасно.
— Я знаю одно место в Подмосковье. Магазин с холодильной камерой. Я договорюсь — примут. Только охраны там нет. Один сторож. Сам поеду и сам присмотрю.
— Можно, конечно. Но если что случится?
— Скажем, чтобы туда приезжали принимать. Время назовем. Адреса говорить не будем — встретимся в другом месте.
— Ты сам там давно был?
— Два месяца назад. А позвонить хоть сейчас могу.
— Что там за два месяца произошло? Ты не знаешь, и я не знаю. За сутки можем не успеть подготовиться. Что тогда делать?
— Да-а, — задумчиво протянул Беслан. Они не спорили между собой. Они обсуждали, как лучше поступить. Времени на принятие решения было крайне мало. Оставался, конечно, запасной вариант. Фуру с мясом можно было задержать в дороге. Подобное ими было предусмотрено, и сейчас, до наступления полуночи, они могли дать такую команду на точку, где водители, как всегда, остановятся с наступлением следующих суток. Точнее, просто не давать никакой команды. В случае отсутствия сигнала от них фура оставалась там до прояснения ситуации. Можно сымитировать поломку автомобиля или найти какой-то другой повод для задержки в пути на сутки или двое. Но это тоже риск. Где-то уже лежат готовые для расчета деньги, ждут люди, ждет транспорт, ждут перекупщики помельче. Задержать — значит повысить напряжение. А это тоже опасно. Застывшие в неопределенном напряжении люди похожи на сжатую пружину в спусковой системе пистолета. Достаточно незначительного, пустякового в другой ситуации повода — и пистолет выстрелит, произведя непоправимое. Товар у них такой, что в иных случаях может быть пострашнее динамита. И уж точно дороже. Так что задержка в пути была последним вариантом, применяемым только тогда, когда другого выхода не было. А сейчас он был. И оба это знали.
— Сдать оптом, — подвел итог размышлений Беслан, озвучивая то, что они оба подразумевали, но не хотели осуществлять.
— А ты уверен, что опасность существует?
— Нет. Но проверять это у нас нет времени. Уж лучше мы заработаем немного меньше, чем потеряем все.
— Наверное, придется. Значит, сразу в Москву?
— Да. Звони.
Это решение означало многое. За ним стояли немалые деньги и судьбы многих людей. Оно означало, что их московские партнеры получат всю партию, если сегодня, прямо сейчас, выразят готовность оплатить ее всю сразу, целиком. Но уже по цене несколько ниже той, о которой они договаривались неделю назад. Значит, они заработают столько, сколько потеряют на этом братья. Значит, они какое-то время будут диктовать цены на московском наркорынке. Значит, они получат дополнительное преимущество перед своими конкурентами. Значит, они станут сильнее и в дальнейшем дела с ними вести будет сложнее. Значит, следующую партию, ожидавшуюся через некоторое время, они не возьмут, а если и возьмут, то по значительно меньшей цене. И еще много чего, включая возможность временного падения розничных цен, влекущее за собой появление новых наркоманов и, таким образом, расширение рынка в перспективе. Но для братьев это сейчас означало еще и необходимую меру безопасности, и подобное соображение в данный момент перевешивало все остальные.
Короткий разговор, полный намеков, недомолвок и пауз, необходимых для неслышных собеседнику согласований, закончился за десять минут. В Москве готовы были принять всю партию. И цену покупатели опустили даже меньше, чем можно было ожидать. Закончив разговор, братья посмотрели друг на друга.
— Быстро решили, — сказал Беслан, задумчиво качая головой.
— Очень быстро.
— Деньги сразу, так?
— Да. Никаких вариантов. Но сначала, конечно, проверят.
— Не в этом дело. Это большие деньги. Они у них есть? Ведь это завтра.
— Все нормально. Никаких колебаний. Обещали твердо. Все в зелени.
— Как будем вывозить? Сразу? Или раздробим?