— Да, слушаю.
— У меня для тебя не очень хорошие новости. Мне сейчас сказали, что на холодильнике открылся филиал скотобойни.
— Филиал? — переспросил Пирог, чувствуя неприятный холодок в области желудка.
— Типа того. Куча трупов пиковых и двое, кажется, твоих земляков. Менты нашли их машины около ворот. И еще чуть не полтонны порошка. Врут, а?
— Не знаю, — медленно проговорил Пирог. — Но, может быть, узнаю.
— Попробуй. — Муромский помолчал. — Кстати, там положили одного молодого… — Слышно было, как он зашелестел бумагой. — Атби Ибрагимов.
— Понял.
— Кстати, кто-то сегодня ночью украл мобильник на заправке. Я посоветовал людям написать заявление в милицию. Как ты считаешь?
— Правильно, думаю, посоветовал, — осторожно ответил Пирог.
— Да? Спасибо тебе… — Муромский сделал многозначительную паузу, — за поддержку. Надо бы нам вскоре встретиться, как думаешь?
— С удовольствием. Приглашаю.
— Спасибо. Здоровье что-то пошаливает. Может, ты ко мне выберешься? Заодно покажу тебе кое-что. Ну созвонимся еще. Будь здоров, братишка.
— И тебе того же.
Двое из его ребят мертвы. Та-ак. Интересно, кто? Но не это сейчас самое важное. Важно, что родственник Ибрагимовых, из-за которого все и затеялось, готов. И Муромский за это поблагодарил, намекнув, говоря про телефон, который прошедшей ночью экспроприировал Шмаль, что от всякого участия в этом деле нужно откреститься. И еще он намекнул, что приготовил для Пирога что-то интересное. Ради этого стоило рисковать.
Звонок Муромского как будто прорвал плотину. Едва положил трубку, как зазвонил мобильник.
— Привет. Узнал?
Это был Самсон. Так. Интересно. Он говорил быстро, заметно волнуясь.
— Как не узнать. Что новенького?
— Шмаль с Шуром испеклись. Те тоже. И молодой.
— Знаю уже, — не мог отказать себе в удовольствии Пирог, похвалившись своей осведомленностью. — Ты где?
— В Москве. Погуляю тут пока, поосмотрюсь.
— Позвони мне через пару дней. Подмогну с финансами.
— Ладно. — Самсон тяжело выдохнул в трубку. — Я думаю, что тебе сейчас нужно быть поосторожнее.
— Ты о чем это?
— Ну кровная месть, и все такое. Горцы.
— А я-то здесь при чем?
— Ты… Ну да. Но они-то этого не знают.
— Узнают.
— Гришане привет передавай. Ну пока.
— Пока.
Значит, Самсон жив. Что ж, повезло ему. А Шура и Шмаля жалко. Зато деньги сэкономил. На двадцать тысяч он двадцать таких найдет. Но на место беспалого Кольки теперь другого человека нужно ставить.
Как будто отвечая его мыслям, зазвонил телефон на столе. Это был парень, который на местном уровне применял технические штучки погибшего Шура, а сейчас прослушивал телефон Ибрагимова. Он сообщил, что только что кто-то позвонил Беслану и сообщил о смерти его брата и племянника, а также о том, что весь товар пропал. Кто звонил, понять не удалось, и, вообще, сложилось впечатление, что и сам лаврушник этого не знает. Но говоривший твердо указал на Пирога как на организатора акции, еще намекал на какого-то друга в погонах.
Беслан
Его всего трясло. Уже много лет он приучал держать себя в руках и, казалось, приучил. Но сейчас никакими усилиями он не мог взять себя в руки. После звонка он в бешенстве разбил о стену телефонный аппарат. Вбежавшая на шум жена выскочила за дверь, когда он крикнул на нее, чего раньше никогда себе не позволял.
Тархана убили, Атби, других людей. И товар пропал. Весь! Весь товар, в который вложено много денег — как своих, так и чужих. Он теперь банкрот! Нищий! Да что там нищий! Любой попрошайка у базара богаче его. И кто, кто это все сделал?! Пирог! Которого он всегда крутил вокруг пальца. Он его убьет. Собственными руками разорвет.
Он потянулся к тому месту, где недавно стоял телефон, но его там не оказалось. Беслан хотел позвонить в Москву, чтобы ему прислали людей помочь рассчитаться за родственников. Не получилось. Ладно, успеет еще. А пока он должен сказать о смерти брата его вдове.
Через несколько минут в доме Ибрагимовых раздался женский вой, а еще четверть часа спустя из ворот на бешеной скорости выехали «жигули» шестой модели, за рулем которых сидел Беслан. Он был один в салоне.
Сумасшедшая езда по улицам окраины не улучшила его состояния. На перекрестке он едва не сбил старика, ведущего за руку ребенка. Чтобы избежать двух смертей, ему пришлось выскочить на тротуар. Каким-то чудом подвеска выдержала, и через несколько метров он вернулся на проезжую часть. Беслан даже не успел испугаться, хотя в другое время его бы час — не меньше — трясло после такого происшествия. В глубине души он даже хотел, чтобы сейчас все для него кончилось, оборвалось для него в измятой, расплющенной о столб машине. Он не стремился к этому. Чего, казалось бы, проще, чем вывернуть сейчас вправо руль и влететь в каменную стену старого двухэтажного дома, в котором, говорят, еще при царе жил какой-то местный купец. Или бросить машину под встречный грузовик, груженный досками. Но он не хотел для себя такого конца. По крайней мере пока. У него еще осталось кое-что на этом свете. Кое-какие долги. Нечто, что он хотел бы отдать.
Тот, кто ему позвонил, не назвался. Не назвался преднамеренно, сказав, что не может сейчас, намекая на то, что его телефон прослушивают. А кто может прослушивать? Да «друг в погонах», про которого сказал человек. Шевченко. Мразь последняя! Ел и пил с его рук, дом себе построил, машину купил, кубышку так набил, как раньше и мечтать не мог! Дочь отдыхать за границу отправляет. Вместе с семьей! И не в дешевые места в неудобный сезон, а в отличные гостиницы и в самое лучшее, дорогое время. Все мало ему. Захотелось побольше хапнуть и все сразу. Продался, гад. И еще человека своего к нему приставил. Этого Кастерина. Тот — сразу видно — за деньги мать родную продаст. Глаза аж желтым светятся от жадности. Ну, он им устроит. Такое устроит, что долго еще будут вспоминать его, Беслана Ибрагимова. Не эти двое, конечно, а остальные.
Подъехав к кафе, он оставил машину около входа, даже не закрыв дверцу, хотя обычно следил за этим тщательно. Сейчас его мысли были совсем о другом, и он, выскочив из машины, только шваркнул дверцей что есть силы и вошел в знакомый зал.
Как всегда, до обеда народу было мало, а он, опять вопреки обыкновению, даже не посмотрел в сторону посетителей, хотя уже давно взял себе за правило здороваться в своих владениях с каждым мало-мальски знакомым человеком. Когда-то давно они с братом мечтали о таком вот заведении, хотя бы одном на двоих. Желали этого страстно, копили деньги, отказывая себе во многом. А потом подвернулся бизнес на наркотиках. Как они вначале думали? Заработают на этом, откроют хорошее заведение или два и отойдут от опасной торговли. Сначала все шло трудно, с большим напряжением сил. А постепенно пошло. Обороты росли, множился их капитал, одно за другим появились эти кафе, связи и влияние. И оказалось, что те суммы, которые они когда-то представляли себе как предел мечтаний, просто ступенька, мелочь и можно зарабатывать намного больше. И еще стало ясно, что, если не слишком жадничать и не забывать смотреть в перспективу, то большую часть неприятной работы сделают за тебя другие. Ну а если поработать еще год-два, то они смогут не только иметь кафе и хороший дом, но и кое-что большее. Исподволь они уже вели разговоры о приобретении солидного дела в Москве, рассчитывая приурочить это к моменту своего выхода из опасного бизнеса.
Только момент этот все отодвигался. То нужно было помочь кому-то из своих партнеров или их друзей, которые имеют проблемы с властями и потому вынуждены менять фамилии и жить нелегально, то приходилось оказывать материальную помощь различным организациям, как правило, заявляющим о том, что они занимаются религиозным воспитанием молодежи или поддержкой центров по размещению беженцев, обычно из Чечни. Чем они занимаются на самом деле, долго гадать не приходилось, если учесть, кто просил скромных торговцев оказать многотысячную — в долларах! — помощь. Взамен они имели уважение и решение многих проблем, например с транспортировкой. Поэтому же не беспокоили их и конкуренты. Так что в другой ситуации он без колебаний обратился бы за помощью к своим друзьям и, без сомнения, получил бы ее. Если бы в предательстве не участвовал Шевченко. Представитель власти, ее доверенный, получивший законное право быть одним из хозяев города и района. Это даже не Пирог, который при всем его авторитете всего лишь мелкий провинциальный рэкетир с амбициями удельного князька и полоумным братцем, что наводит на размышления о его собственной умственной полноценности. Шевченко при всей его трусоватой осторожности может, используя только данные ему законом полномочия, в один момент превратить его в мокрое место. И, чтобы этого не произошло, в свое время пришлось потратить немало сил и средств. Потом стало казаться, что все очень надежно. Но они ошиблись. Просто забыли, что человеку всегда кажется слишком малым то, что он уже имеет. Ему нужно все больше и больше. Ему нужно уже не только свое, но и чужое.
Но и это в конце концов можно было бы уладить со временем. Через неделю или через месяц. Для этого нашлись бы и время и место. Если бы они с братом не ввязались — из-за все той же проклятой жадности — в транспортировку крупных, даже огромных партий. Правда, на правах компаньонов. Но сейчас это не имело значения. За целостность поставки они отвечали всем, и в первую очередь собственной жизнью. Те люди, перед которыми они поручились в свое время, долго разбираться не будут. Поставка провалена, и канал засвечен. Значит, они будут его зачищать, убирать ставших опасными людей, свидетелей. То есть его. И дело тут уже не в личных отношениях. Просто им легче списать всю партию в убыток, чем рисковать. Беслан хорошо знал, с какой устрашающей скоростью разносятся плохие вести. Об этом провале уже сейчас знают те, кому это нужно знать, и никто не может поручиться, что сию минуту к нему не едет парочка киллеров, изображающих из себя корреспондентов, влюбленных, бизнесменов или еще кого-нибудь. И убивать они будут не только его, но и всех, кто, по мнению их заказчиков, может знать о работе канала братьев Ибрагимовых. То есть всю их семью.