Техник прикрыл пеленкой бедра и лобок Молли и задрал больничную рубашку, оголив округлый живот пациентки.
– Будет немного холодно, – сказал он, выдавливая прозрачный гель ей на кожу. – Эта штука позволяет волнам лучше проходить.
– Это не больно? Вы обещаете, что больно не будет?
– Ни капельки. – Мужчина взял прямоугольное устройство, которое удобно легло ему в руку. – Я буду водить этой штукой по твоему животу, хорошо? А здесь, на экране, мы увидим изображение.
– Вы можете увидеть моего ребенка?
– Верно. Смотри. – Он намазал устройство гелем и приложил к телу Молли.
– Щекотно, – сказала она.
– Но не больно, правда? Скажи, не больно?
– Нет, не больно.
– Тогда расслабься и смотри представление, ладно?
Он медленно повел аппарат по ее животу, не сводя глаз с монитора. Молли тоже смотрела на экран и видела нагромождение мелькающих теней. А где ребенок? Она ждала, что увидит настоящую картинку, вроде фотографии, а не кучу серых пятен.
– Где он? – спросила девушка.
Техник не ответил. Молли взглянула на него – с застывшим лицом он таращился в монитор.
– Вы его видите? – настаивала она.
Техник кашлянул.
– Давай я сначала закончу обследование.
– Это мальчик или девочка? Вы можете сказать?
– Нет. Не могу… – Аппарат скользнул в одну сторону, затем в другую, взгляд техника был прикован к мелькающим на экране теням.
«Одни только серые пятна, – недоумевала Молли. – Одно большое, а вокруг маленькие». Она посмотрела на Тоби.
– А вы-то видите?
Ее вопрос повис в тишине. Доктор Харпер переводила взгляд с экрана на техника и обратно. Ни один из них не смотрел на Молли. Ни один не произнес ни слова.
– Почему вы молчите? – прошептала Молли. – Что-то не так?
– Просто лежи спокойно, милая.
– Что-то не так, да?
Доктор Харпер сжала ее руку:
– Не шевелись.
Наконец техник выпрямился и вытер гель с живота Молли.
– Я покажу снимки одному нашему врачу, ладно? А ты отдыхай.
– Но она и есть врач, – сказала Молли, глядя на доктора Харпер.
– У меня нет специальной подготовки, чтобы разобраться в этом. Здесь нужен специалист.
– Так что вы там увидели? Что-то не так?
Доктор Харпер и техник переглянулись. И техник ответил:
– Я не знаю.
18
– Тормозни вот этот план, – попросил доктор Сибли. Он снял очки и вгляделся в монитор; его внимание было приковано к картинке. Некоторое время в кабинете стояла тишина. Затем Сибли пробормотал: – Что же это, черт возьми…
– Что вы видите? – поинтересовалась Тоби.
– Не знаю. Честное слово, я не понимаю, на что смотрю. – Сибли повернулся к технику: – Вот про эту тень ты говорил?
– Да, сэр. Вот об этих массах. Я не знаю, что это.
– Это эмбриональные ткани? – снова спросила Тоби.
– Не могу сказать. – Доктор кивнул технику. – Так, давай дальше.
На мониторе запрыгали тени, Сибли придвинулся еще ближе к экрану.
– У этой ткани неоднородная плотность, есть цельные участки, а есть кистозные.
– Это похоже на голову, – заметила Тоби.
– Да, форма смутно напоминает череп. А это отвердение видите?
– Зуб?
– Я думаю, да. – Пока менялся кадр, Сибли молчал. – А где грудная клетка? – пробормотал он. – Я ее не вижу.
– Но зубы есть?
– Единственный, – Сибли неподвижно сидел, глядя на чехарду света и теней на экране. – Конечности, – тихо проговорил он. – Одна здесь, и одна здесь. Плотные образования. Но грудная клетка отсутствует…
Он медленно откинулся назад и надел очки.
– Это не плод. Это опухоль.
– Вы уверены?
– Это комок ткани. Первичные эмбриональные клетки взбесились и образовали зубы, возможно, волосы. Но нет ни сердца, ни легких.
– Но есть плацента.
– Да. Тело пациентки считает, что оно беременно, и кормит эту опухоль, помогая ей набирать вес. Подозреваю, это какая-то тератома. Известно, что эти новообразования могут порождать самые разные ненормальные структуры, от зубов до эндокринных желез.
– Значит, это не врожденный порок развития.
– Нет, это неоформившаяся ткань. Кусок мяса. Его нужно удалить как можно… – Внезапно Сибли подался вперед, уставившись в экран. – Отмотай назад, быстрее! – рявкнул он технику.
– Что вы увидели?
– Просто прокрути назад!
На секунду монитор опустел, затем зажегся опять, повторяя кадры.
– Это невозможно, – поразился Сибли.
– Что?
– Оно шевельнулось, – он посмотрел на техника. – Ты двигал живот?
– Нет.
– Так взгляни на это. Вот этот отросток – видишь, как он меняет положение?
– Я не трогал ее живот.
– Значит, пациентка шевельнулась. Опухоль не двигается сама по себе.
– Это не опухоль, – возразил Дворак.
Все повернулись к нему. Он вошел так тихо, что Тоби даже не заметила, и теперь стоял у нее за спиной. Он медленно подошел к монитору, не сводя глаз с застывшей картинки.
– Он действительно двигается. У него есть руки. И глаз. И зубы. Возможно, он даже способен мыслить…
Сибли фыркнул:
– Глупости. Откуда вы это знаете?
– Потому что я видел точно такого же. – Дворак повернулся и взглянул на них; вид у него был ошарашенный. – Мне надо позвонить.
В темноте палаты Тоби видела мигающий красный глазок волюметрической помпы – молчаливое подтвержение того, что препарат поступает в вену пациентки. Закрыв дверь, она села на стул рядом с кроватью Молли. И стала прислушиваться к дыханию девушки.
Красный огонек помпы мигал в гипнотическом ритме. Впервые за день Тоби позволила себе расслабиться и ни о чем не думать. Перед этим она позвонила в больницу Спрингер узнать о состоянии мамы; ее заверили, что изменений нет. «В эту минуту в другой палате, в другой больнице спит моя мама, – думала она, – и так же, как и здесь, там в темноте мигает красный огонек».
Тоби взглянула на часы и задумалась: когда же придет Дворак? Сегодня днем она пыталась рассказать ему о Джейн Нолан и была очень расстроена его очевидным нежеланием слушать. У него, конечно, тоже хватало неприятностей – взять хотя бы Молли. Вдобавок его пейджер разрядился. А потом он ушел, чтобы встретиться с кем-то в больничном вестибюле.
Тоби откинулась на спинку стула и уже подумывала, не вздремнуть ли ей, когда голос Молли произнес из темноты:
– Мне холодно.
Тоби встрепенулась:
– Я думала, ты спишь.
– А я вот лежала и думала…
– Я сейчас найду тебе одеяло. Можно включить свет?
– Можно.
Тоби зажгла лампу на прикроватной тумбочке, и девушка поморщилась от внезапной вспышки. На бледном лобике чернел синяк. Ее волосы грязными сосульками разметались по подушке.
На полке стенного шкафа Тоби нашла дополнительное одеяло. Она развернула его и накрыла девушку. Затем погасила лампу и на ощупь добралась до стула.
– Спасибо, – прошептала Молли.
Они продолжали молчать в темноте; тишина успокаивала их обеих.
– С моим ребенком что-то не в порядке, да? – вдруг спросила Молли.
Тоби заколебалась. Но потом решила, что правильней всего будет сказать правду.
– Да, Молли, – подтвердила она. – Не в порядке.
– Как он выглядит?
– Трудно сказать. Сонограмма не похожа на обычную картинку. Ее не так-то просто понять.
Молли выслушала это молча. Тоби настроилась на другие вопросы, прикидывая, насколько красочными должны быть ее ответы. «Твой ребенок – даже не человек. У него нет сердца, нет легких, нет туловища. Это всего лишь чудовищный зубастый комок плоти».
К облегчению Тоби, девушка расспросы продолжать не стала. Возможно, она боялась узнать всю правду, осознать весь ужас того, что она носит под сердцем.
Тоби наклонилась к девушке:
– Молли, я говорила с доктором Двораком. Он сказал, что была еще одна женщина, какая-то твоя знакомая, у которой тоже был необычный ребенок.
– Анни.
– Так ее звали?
– Да, – вздохнула Молли. Темнота скрывала ее лицо, но Тоби уловила в ее голосе усталость, изнеможение – оно было не только физическим, но и моральным.
Тоби присмотрелась к тени, в которую в темноте превратилось лицо Молли. Ее зрение приспособилось к темноте, она даже могла различить поблескивание глаз.
– Доктор Дворак беспокоится, что вы с Анни могли подвергнуться воздействию токсина. Который вызвал ненормальность ваших детей. Это возможно?
– Что значит – токсин?
– Какой-то наркотик или яд. Вы с Анни принимали что-нибудь? Таблетки? Уколы делали?
– Только таблетки, я вам про них говорила. Те, что дал мне Роми.
– Этот Роми, он давал тебе когда-нибудь другие лекарства? Что-то запрещенное?
– Нет, я этим не занималась, ясно? И я никогда не видела ничего такого у Анни.
– Насколько хорошо ты ее знала?
– Не очень. Она позволила мне пожить у нее несколько недель.
– Вы были вместе всего несколько недель?
– Мне просто нужно было где-то спать.
Тоби разочарованно вздохнула:
– Значит, это нам ничего не дает.
– Что вы хотите сказать?
– Что бы ни явилось причиной неправильного развития ваших детей, это произошло на ранних сроках. В первые три месяца.
– Тогда я не была знакома с Анни.
– Когда ты поняла, что беременна?
Девушка задумалась. Пока тянулось молчание, из коридора донеслось поскрипывание медицинской тележки и приглушенные голоса медсестер.
– Летом. Меня тошнило.
– Ты ходила к доктору?
Пауза. Тоби заметила, как шевельнулось одеяло, словно под ним дернули плечом:
– Нет.
– Но ты знала, что беременна?
– Я поняла. В смысле, через некоторое время это было нетрудно увидеть. Роми сказал, что позаботится об этом.
– Что ты имеешь в виду – позаботится?
– Избавиться. А потом я стала думать, как хорошо было бы завести ребеночка. Играть с ним. Чтобы он звал меня мамой…
Простыни зашуршали, когда Молли пошевелила руками, обнимая свой живот. Своего нерожденного ребенка. Только это был не ребенок.