— Какого дьявола! Что у тебя в этих мешках?
Зейн удивленно заморгал.
— Еда. Вьетнамская.
— Так ты что… еду сюда носишь?
Зейн, не желая расколоться и выдать наше присутствие копу, спросил:
— Что, проголодался?
— Да, но я знаю, где и когда мне положено есть.
Зейн подмигнул копу:
— Ребята вроде нас едят, где хотят.
«Так его, — подумал клерк. — А то эти сраные копы совсем зарвались».
Коп недовольно нахмурился и уточнил у седовласого чудика:
— Ты что имеешь в виду?
Кэри оттолкнула меня в сторону и пулей ворвалась в магазин.
Я едва успел отпрыгнуть, чтобы коп и клерк не заметили меня. Сжимая в руке пистолет, я привел себя в состояние повышенной боеготовности, втиснувшись в стену за занавеской.
— Слушай, — сказала Кэри, проходя между стеллажами с кассетами, пока клерк, коп и Зейн, повернувшись, разглядывали ее, — ну и грязища же тут в сортире.
«А пошла ты! — подумал клерк. — Скажи спасибо, что бесплатно пустили».
Он перехватил взгляд федерального агента, означавший «А пошел-ка ты сам туда же!», который Кэри бросила на него, подходя к двум мужчинам со значками.
— Помощь нам не нужна, — сказала она Зейну.
«Да уж, — подумал клерк, — будто вы, федералы, хоть с чем-то можете справиться без поддержки».
Но он знал, когда надо подчиняться четырем волшебным словам.
— Черт! — сказал местный коп. — Так с тобой еще и баба!
— В чем проблема? — спросила Кэри. — Думаешь, это не женское дело?
Коп то ли вспыхнул, то ли зарумянился, это как посмотреть.
— Лично я думаю… — начал он.
— Думаешь, что здесь все спокойно, — без церемоний прервал его Зейн.
Кэри не дала копу ответить и сказала, обращаясь к Зейну:
— Не может такого быть, чтобы мы не справились.
— Славно сказано, — отозвался Зейн.
— Эй, это вы про меня? — спросил коп.
— А про кого же еще? — ответил Зейн.
Я по-прежнему стоял за занавеской, дуло пистолета прижалось к щеке.
— Про тебя, — кивнула Кэри. — Мы ведь не слепые и пока еще в своем уме.
— Мы появляемся, когда этого меньше всего ждут, — подхватил Зейн.
— Так что надо быть готовым, — сказала Кэри.
— Но почему-то никто никогда не готов, — заключил Зейн.
Ветеран сотен интервью, коп понял, что эти двое сцапали его, а теперь пытаются объясняться обиняками. Его значок напугал их, и это было хорошо, но ему требовалось задержать их на месте преступления. Он сглотнул слюну.
— Иногда неожиданность срабатывает, в отчете ничего не будет сказано.
— Ага, — сказала Кэри, — так-то лучше. Писать не о чем.
— Эй! — сказал коп («А ну-ка покажи этим сраным придуркам, кто здесь хозяин»). — Вы что, ребята, хотите, чтобы я про вас написал?
— Не-а, — ответила Кэри, — хотя замечательная получилась бы история.
«Вот и правильно, — подумал трупообразный клерк, — берегите свои задницы, копы».
Зейн улыбнулся копу:
— Мы вас больше не задерживаем.
Копу в этих словах послышалось признание, скрывающее мольбу.
Клерку — просьба удалиться, скрывающая «проваливай подобру-поздорову».
Коп ткнул указательным пальцем в придурковатую парочку, чья мольба указывала на то, что они достаточно смышленые, чтобы навсегда забыть, что он был здесь. На всякий случай он напоследок предупредил их:
— Берегите себя.
«Ух ты! — подумал клерк, когда затрезвонил звонок и местный коп прошествовал наружу. — Хвала Всевышнему! Один крутой коп посылает подальше другого. Совсем как в старых телешоу „Хилл-стрит-блюз“!»
— Оказывается, не такой уж плохой парень, — сказал Зейн клерку.
— О да, — ответил клерк, который знал, что копы всегда заодно. — Золотое сердце. Совсем как вы.
— Нет. — Зейн изобразил улыбку, — по части шизни ему до меня далеко.
— Ладно, — проворчала Кэри, — пора опять лямку тянуть.
Когда они направились к тому месту, где я ждал их за занавеской, я спрятал пистолет в кобуру.
Мы поднялись наверх в пахучих облаках дымящейся азиатской еды.
— Едва не… — сказал Зейн.
— Да… — согласилась Кэри.
Зейн наклонил голову в сторону порномагазинчика, где они чуть не влипли.
— Тебя на мякине не проведешь.
— Для старого дурня ты тоже держался неплохо, — похвалила Кэри.
— А я рад за вас обоих, — сказал я. — Знаете, как себя вести.
— Да, — ответила Кэри.
— Да, — кивнул Зейн.
— Для всех нас это хорошая новость, — сказал я, снимая крышечки с чашек с дымящимся чаем.
Они посмотрели на меня и открыли тарелки со свининой, жаренной по-ханойски на длинных толстых палочках, и сладковатой белой лапшой.
Позвонил Рассел, и я попросил его тут же приехать. Он заметил наши пустые миски.
— А мы ели морепродукты на каком-то пустыре из фильма сороковых годов, между мотелем и метро. «Кэдди» я припарковал под навесом. С улицы его не видно, с вертолета тоже не заметят. А сюда приехал на метро.
— Один? — спросил я.
— Совершенно. — Он указал на Зейна и Кэри. — Вы двое поедете на подземке. Эрик рассчитал, что последнее дежурство сегодня вечером должны нести мы с Виком. Вот раздобыл вам карту, купил проездные.
— Они вдвоем? — повторил я.
— Только так мы сможем держать «кэдди» под прикрытием. Если бы Хейли приехала со мной, чтобы сопровождать их обратно, Эрик остался бы один слушать этот рекламный бубнеж по всем телеканалам мотеля. Она не хотела приказывать ему залезть в постель и ничего не делать до нашего возвращения. Боюсь, он становится неконтролируемым и может выпасть в осадок.
Кэри обожгла меня взглядом.
— Кроме того, — продолжал Рассел, беря бинокль и разглядывая ярко освещенную «Почту для вас!», — мы должны доверять блондинке, потому что рано или поздно ей придется оказаться под присмотром только одного из нас. Все, что требуется от Зейна, — это отвезти ее на метро до мотеля.
— Думаю, управлюсь, — сказал Зейн.
47
Поезд с грохотом несся сквозь синий ночной воздух.
Снизу, из порномагазина, до нас с Расселом долетали трубные звуки телевизора.
Снаружи хвостовые фары проезжавших машин расчертили ночь красным пунктиром.
— Держи ушки на макушке! — сказал Рассел.
Менеджера «Почты для вас!» сменил видный пожилой джентльмен в галстуке, который уселся за конторку в ожидании клиентов в ярко высвеченном желтым светом отделении. В бинокль было видно, что он читает книгу, однако разобрать названия мне не удалось.
«Куда едете?» — раздался женский голос снизу.
«Никуда», — ответил голос мужчины, ехавшего в телевизионном поезде.
— Что заставляет женщин западать на мужиков? — спросил я Рассела.
— Если бы я знал ответ, то стал бы матерым шпионом.
«Разве можно заниматься этим здесь?» — спросила женщина из фильма.
— Женщины думают, что мы западаем на них потому… — сказал Рассел, ткнув большим пальцем вниз.
«Что у тебя под платьем?»
— Черт, — сказал Рассел, — если бы все было так просто, как там, внизу!
«О да!»
— Господи! — взмолился Рассел. — Пожалуйста, Господи, что-нибудь одно: либо трах, либо поезд!
Господь ответил на его мольбу: нет.
Поезд грохотал сквозь синий ночной воздух. Стоны и вздохи. «О детка!» и «О да!» Вдруг все эти приемлемые кинозвуки перекрыл механический компьютерный джаз, скорее напоминавший гудение лифта, которое какой-нибудь бездушный человек посчитал бы вполне прочувствованным.
— Есть такой вселенский закон, — напомнил Рассел. — Не надо проституировать музыку.
— Женщины… — сказал я и умолк, подыскивая подходящие слова.
— Забудь, — прервал мою задумчивость Рассел. — Не говори мне о любви.
— А кто хоть слово сказал о…
Но он уже вскочил. Я пододвинул свой стул так, чтобы видеть «Почту для вас!» поверх ночного потока транспорта по Джорджия-авеню и одновременно наблюдать за Расселом.
— О женщинах, — сказал он. — Через что я прошел… через что я действительно прошел, что мы обнаружили в Нью-Йорке… Ты небось подумал, что из-за моей операции у меня такие же проблемы, как у Зейна… его главная проблема — не жара и не кошмары. Мне повезло там, но… Но от чего я действительно готов лезть на стену… О боже, как я ненавижу эту чертову музыку!
Рассел с яростью взглянул на пол. Громко топоча, прошелся взад и вперед, но музыка все равно доносилась сквозь тонкую деревянную перегородку.
— Ладно, то, что я сделал, было крайностью, но я сделал это без любви. Без любви к стране. Свободе. Справедливости. Эта девушка, связанная там, в кабинке сортира… Я сделал это без любви — вот что сводило меня с ума. Я не мог спасти ее, поэтому должен был полюбить, чтобы…
Он топнул по полу.
— Останься! — сказал я.
— А куда еще, к чертям собачьим, я могу пойти? Мы здесь как проклятые. Проклятые выслеживать кого-то. Потому что нам это нравится. Потому что нам вряд ли бы понравилось, если бы выслеживали нас. Потому что нам нравится, что этому бритоголовому засранцу чихать на нашу операцию. Потому…
Он снова топнул ногой по полу.
— Женщины! — сказал я, когда порномузыка зазвучала раскатистее. — Любовь!
Рассел маячил у меня перед глазами. Я вскинул руку, словно отражая его удар, приготовился всем своим весом навалиться на него, оттолкнуть прочь. Я старался контролировать его, не выпуская из виду освещенную витрину на другой стороне улицы, за которой старик сидел в одиночестве и читал.
— Меня сводило с ума то, что любовь обязательно ведет к чему-то, — прошептал Рассел, и его слова прозвучали громче всей этой пародии на музыку. — Что, если ты всегда переходишь от любви к смерти?
Он буквально расстреливал меня своими словами.
— Что, если любовь всегда подразумевает убийство?
— Да, это серьезная проблема, — также шепотом ответил я.
— Подожди!
И Рассел ринулся из комнаты, оставив меня наблюдать.
Ладно, пусть так. Рассела все же прорвало, у него в крови должны были сохраниться успокаивавшие вещества. Даже если его безумие больше того, что он совершил на войне…