— Ну, плато ты видел — как рассветет — во-он там, над лесом, будет гряда. На нее и держи. Если до вечера не дойдешь, лучше внизу переночуй.
— Понял, — кивнул Бергер, справедливо полагая, что местные условия Кондрат знает лучше и к его советам стоит прислушаться.
К лесу он подошел еще затемно — только-только на востоке проклюнулась заря. Идти пришлось через луга, заросшие по пояс травой, и брюки от егерской формы, которую ему ссудил Кондрат, основательно промокли. В одном Бергер оказался прав — он согрелся.
Лес здесь был лиственным, преобладали дубы и клены. Подлеска почти не было, идти было легко, а когда взошло солнце, засвиристели птицы, так стало даже приятно. В лесу Бергер не был с прошлой осени, когда выбирался за грибами, и теперь с удовольствием вдыхал чистый лесной воздух.
Около полудня он остановился возле родника перекусить, отдохнул с полчаса и двинулся дальше, хотя уже чувствовал некоторую усталость — сказался малоподвижный образ жизни.
Лес незаметно менялся. Лиственные поды уступали место елям и соснам. Под ногами шуршала палая хвоя. Скоро впереди показался просвет, и через несколько минут он вышел на опушку.
Плато вздымалось прямо перед ним. За неширокой полосой поля снова начинался лес, теперь уже исключительно хвойный. Видно было, как он поднимается к плато, постепенно сходя на нет и к вершине исчезая совсем.
Бергер передохнул, прикинул, что по времени он должен успеть подняться задолго до заката, и двинулся вперед.
Уже через час он понял, что переоценил свои силы — идти на подъем было несравнимо труднее, чем по равнине, и он чувствовал, что если и доберется до плато, то перед самым заходом солнца. Деревья вокруг стали ниже, и жара уже не донимала — высота начинала сказываться.
Последний альпийский луг с цветами и звенящими над ними пчелами остался позади полчаса назад. Теперь вокруг росла чахлая трава, изредка встречался кустарник. Бергер уже не смотрел вперед и вверх — он просто шел, тупо переставляя ноги. С тех пор как миновал последние сосны и ели, он даже ни разу не закурил. Может, дело было в том, что воздух вокруг был живительный и чистый, а может, просто понял, что если закурит, то вконец собьет дыхание.
В лицо ударил холодный ветер. Бергер выпрямился и огляделся. Да, он дошел — перед ним лежало Змеиное плато. Солнце бросало на землю его длинную тень, и теперь следовало подумать, идти вперед, покричать, в надежде, что Полубой где-то рядом, или плюнуть и спуститься вниз, к лугам, и заночевать там. Редкий кустарник, мелкая выгоревшая и колючая трава под ногами — вот и вся растительность. Хотя впереди, там, где плато понижалось к середине, темнели невысокие кривые деревца, сливающиеся в сплошную полосу там, куда уже не достигал свет заходящего солнца. Правее высилось нагромождение скал, за ними, в туманной дымке, горели заснеженные пики далеких вершин Родниковых гор.
Полчаса, минут сорок светлого времени еще было, и Бергер скинул рюкзак, изрядно натерший плечи, проверил лучевик и двинулся в направлении скал, зорко глядя по сторонам. Кондрат предупредил его насчет того, что дикуши могут напасть и без предупреждения, однако Бергер надеялся увидеть их первым. Когда до скал осталось около пятидесяти метров, он остановился, решив, что достаточно сегодня испытывать судьбу. Набрав в легкие побольше воздуха, он закричал:
— Касья-ан!
Крик ударился в скалы, раздробился и вернулся многократным эхо.
Бергер постоял, прислушиваясь, потом крикнул еще раз. Нет, судя по всему, придется искать Полубоя завтра утром. Он повернулся, собираясь уходить, и замер — позади, отрезая возможность отступления, сидели два риталуса. Они были похожи, как размноженная картинка: чешуйчатые бока, острые уши, черные бусины глаз. Сидя друг от друга метрах в десяти, они тем не менее синхронно покачивали головами справа налево, как змея, завороженная флейтой факира.
— Привет, — сказал Бергер, сглатывая слюну, — давненько не виделись. Давайте сделаем так: я медленно ухожу, а вы делаете вид, что меня не видите. Идет? — Он сделал осторожный шаг вперед, и в ту же секунду риталусы переместились ближе друг к другу и припали к земле. — Все. — Бергер поднял руки, ладонями вперед. — Все, я стою и молчу.
Минут пять он стоял, боясь даже кашлянуть, затем осторожно присел, положил лучевик на землю — все равно не спасет, достал папиросы и закурил. Минут через десять станет темнеть, а зверьки уходить явно не собирались. Мысль о том, что ему придется провести ночь наедине с этими тварями, вызвала у Бергера легкий озноб. Стал донимать холод. Отсюда он видел рюкзак, там была фляга, которую положил Кондрат. Бергер представил, как обжигающая жидкость льется по пищеводу, в желудке вспыхивает мягкий огонь и все тело наполняется блаженной истомой.
— Чтоб вас черти взяли, — сказал он как можно дружелюбней в сторону риталусов, уже едва видимых в сумерках, — и Касьяна тоже. Турист хренов. В горы ему захотелось прогуляться.
Бергер достал пачку «Пластуновских». Папироса была последняя. Он злобно посмотрел в сторону своих сторожей, закурил и экономными затяжками стал всасывать горьковатый дымок. Ночь без еды — ладно, но без курева… Этого он Полубою не простит!
— Эй, — послышался внезапно где-то позади знакомый баритон, — а кого это принесло?
— Меня это принесло, — повернув голову, сказал Бергер в темноту, — осторожно, здесь две эти твари сидят. Меня сторожат.
— Костя! Елки зеленые! Ты как сюда попал? Да вставай, не тронут. Это мои ребятки.
Бергер кряхтя поднялся — ноги затекли, от холода его уже била дрожь.
— Твои, чужие… Я откуда знаю? Я-то их видел — раз-два и обчелся. Да и они же все на одно… на одну морду. У-у, животные!
— Это как сказать. — Полубой был уже рядом, развернул Бергера к себе лицом и по-медвежьи облапил. — Здорово, шпион.
— Здорово, пенсионер. Ты где притаился? Я тебя тут уже час ищу. Крикнул пару раз — никого.
— Не слышал я — далеко, вернее, глубоко был. Пойдем, я там, в скалах, палатку поставил.
Бергер забрал рюкзак. Риталусы исчезли, впрочем, если они и были рядом, в неверном свете звезд их было не разглядеть. А ни одна из лун еще не взошла.
Полубой уверенно шел впереди, иногда оглядываясь на Бергера и довольно улыбаясь. Миновав узкий проход в скалах, который Бергер один ни за что не нашел бы, они вышли к ровной площадке под козырьком скалы. Палаткой то, что здесь стояло, назвать было трудно — навес на четырех жердях, вбитых в почву возле едва теплившегося кострища.
— Располагайся, — предложил Полубой, принимаясь ломать ветки с сухого дерева, лежавшего рядом, — сейчас костерчик соорудим. Правда, пожрать особо нечего. Меня мои зверушки кормят — вон, возле палатки последняя добыча.
Бергер из любопытства взглянул. На земле валялась разорванная пополам змея, длиной около полутора метров и толщиной в руку.
— Ты что, змей жрешь?
— А чего? — недоуменно спросил Полубой. — Нормальное мясо, на курицу похоже. Сейчас попробуешь — за уши не оттащишь.
— Нет уж, благодарю, — Бергер развязал рюкзак и принялся выгружать продукты.
Полубой восхитился:
— Да, так жить можно.
— А прятаться от людей не надо, — назидательно сказал Бергер, — обиженного из себя строить не надо. А то — ишь ты! Пропадите вы все пропадом! Так?
— Нет, — хмыкнул Полубой, — не так… — И продолжая ухмыляться, заговорщицки подмигнул: — Я тебе завтра такое покажу — ахнешь! И чтобы всем там сказал: Касьян Полубой с ума на Хлайбе и Афродите не сходил и готов предъявить доказательства.
— Касьян, я тебе и так верил… постой, какие доказательства?
— Завтра увидишь, — Полубой навалил кучу сухих ветвей, раздул головешку. Огонь весело заскакал по сухому дереву. — Ну, давай, корми.
Бергер выложил на фольгу жареное мясо, огурцы, помидоры, краюху хлеба, домашний сыр. Полубой оглядел это великолепие и причмокнул.
— Знаешь, чего не хватает?
— Знаю, — Бергер достал литровую флягу и водрузил в центр импровизированного стола, — Кондрат прислал…
Полубой выпил из помятой железной кружки, Бергер — из походного раскладного стаканчика. Минут десять они переговаривались знаками — просили передать соль или предлагали друг другу налить по второй, а потом и по третьей. Наконец Полубой крякнул, удовлетворенно вздохнул и повесил над костром чайник.
— Ну, спасибо, друг. Уважил. Сейчас чайку еще хлебнем, и по койкам. А пока давай, колись, зачем пожаловал?
— А что, я не могу просто так к другу в гости заехать?
— Костя, кому ты собрался парить мозги, как говорили твои любимые уркаганы в двадцатом веке? Что бы ты, да просто так, да в горы пешком?
— Ладно, в цвет попал, фраер, — принял тон Бергер, — стрелку я тебе с корешем забил. Порожняк гонять не будем, а перетереть много чего надо. Решили мы с его барином замутить на пару…
— Это ты со мной сейчас разговариваешь? — невинно спросил Полубой.
— А-а, баклан! Чего веточки гнешь, коли по фене не ботаешь? — хохотнул Бергер. — В общем, если ты отдохнул, то у меня есть к тебе предложение.
— У тебя или у твоего ведомства?
— У ведомства, и я надеюсь, что ты от него не откажешься.
— Опять кого-нибудь ловить или кончать… да что я вам, киллер, что ли?
— Как получится. Ты что, не понимаешь, что я к тебе не от частной лавочки пришел? — рассердился Бергер. — Или на пенсии понравилось?
— Ладно, давай свое предложение, — буркнул Полубой.
Выслушав скупой рассказ Бергера, Полубой молча снял с ветки закипевший чайник, насыпал в кружки заварку, налил кипятка. Из темноты возникли риталусы, легли головой к костру, посверкивая глазами. Бергер покосился на них, отхлебнул чаю, сплюнул попавшие в рот чаинки и снова повернулся к Касьяну:
— В общем так, Касьян. В этот раз работать будешь с напарником. Думаю, вы поладите, тем более что опыт совместной работы у вас уже есть.
Полубой почесал затылок:
— У меня опыт работы с половиной личного состава морского спецназа, Костя. Кончай темнить и говори дело. Кто мой