Обманчиво ленивым движением опытного наездника вскочив в седло подведенной лошади, попрощался и ускакал в свой полк.
– Интересно, где он так научился держаться в седле? – Майер наконец-то сумел оторваться от своих мрачных размышлений. – Такое ощущение, что он управляется с лошадью еще лучше, чем читает проповеди и проводит службы.
– Мне говорили о нем в штабе. В прошлую войну он служил в черных гусарах… Да-да, в тех самых… Под Седаном они шли по горам трупов, своих и чужих. Но все же одержали победу, за что он и получил этот орден. Сейчас ему за шестьдесят, но свой долг по-прежнему выполняет, правда, уже в другой роли. Как говорится, нет святее ангела, чем бывший черт… Пойдемте, Иоганн, продолжим наши дела. Я хочу еще раз побеседовать с чиновником и врачом.
Разговор продолжился уже в канцелярии:
– Сейчас мы столкнулись с необычным противником в лице этого… лёйтнанта Гуроффа и его отряда. И то, что мы до сих пор не смогли его не то, чтобы уничтожить, но даже найти, говорит не только о выучке его солдат, но и о том, что русские применяют какие-то новые способы ведения войны. И я был послан сюда, чтобы захватить этого офицера и узнать все, что можно. Но сейчас моя задача – уничтожить весь отряд и при этом сохранить жизни как можно большему количеству германских солдат, в том числе и вашим егерям, Иоганн, что бы там обо мне не шептались в казарме по углам!..
– Но как, дьявол их всех раздери, такое возможно?! До войны мы знали о русской армии если не все, то очень многое. Они целый год воевали в полном соответствии с французской доктриной маневренной войны, наши генералы нашли свои способы противодействия, мы их побеждали. И никто никогда не говорил, что в русской армии существуют такие вот подразделения. Зная их вечный бардак, не могу в этом усомниться! Но сейчас у меня возникает ощущение, что мы воюем с абсолютно другими людьми. Да и людьми ли? Они как будто читают наши мысли. Все наши удары наносятся в пустоту, а когда дело все-таки доходит до непосредственного контакта, мы хороним пятнадцать человек, они – всего лишь двоих. При вчерашнем нападении на автомобили мы теряем двадцать два человека убитыми, я уж не говорю про количество раненых! Группа унтер-офицера Клабке – еще девять трупов от одного взрыва! Счастье Зайгеля, что он шел сзади и остался жив! Если бы я был таким же суеверным романтиком, как он, я бы тоже поверил в русских вервольфов и всякую мистику!.. Только трупы и следы!..
Разговор был прерван появлением цальмайстер-аспирантена Михеля Залесски. Оба офицера постарались скрыть непроизвольную усмешку, возникшую от попытки абсолютно цивильного человека выглядеть заправским воякой, изо всех сил втянув живот и отдать честь так, как он это понимал правильным и модным.
– Гутен таг, майне хэррен!
– Здравствуйте, цальмайстер, садитесь. Расскажите нам еще раз о своей встрече с русскими. Нас особенно интересует офицер. Как выглядел, как себя вел, как разговаривал?
– Господа, это был типичный образец русского варвара, грязного и отвратительного. Воняющего немытым телом, костром и подгнившей травой. Его немецкий был едва понятен. А при каждой заминке он хватался за пистолет… Кстати, ржавый и, по-моему, незаряженный. У него был еще нож… Тоже ржавый, видимо, он никогда не стирает с него кровь. И когда он не держал в руках пистолет, он брался за него!.. Нам всем угрожала смертельная опасность!.. Но мы держались, как подобает цивилизованным людям и доблестным воинам!.. Враг не узнал от нас ничего! Что касается лично меня, я до последнего скрывал наличие денежного ящика, и только дьявольская наблюдательность позволила этому питекантропу обнаружить его… Я пытался оказать сопротивление, но силы были неравны! Он чуть не убил меня, пытаясь забрать деньги!.. Я остался жив только благодаря Божьему провидению!..
Пафосная речь военного чиновника была прервана появлением ассистенцарцта Йозефа Вальтрауба. Доктор, входя в канцелярию, услышал последнюю фразу и саркастически усмехнулся, что не осталось незамеченным со стороны фон Штайнберга.
– Хорошо, цальмайстер, можете быть свободны. Если вы нам понадобитесь, мы вас позовем… А вы, доктор, что можете нам сказать?
– Если, герр гауптман, ваш вопрос касается раненых, то я – только что с осмотра. Кто находился в тяжелом состоянии, еще вчера были отправлены в госпиталь, здесь остались только те, кому повезло… М-да, за свою практику я повидал достаточно, но чтобы доставать из ран монеты, такого еще не было ни у меня, ни у коллег… Извините, господа, немного отвлекся. Итак, что вы хотите от меня услышать?
– Герр Вальтрауб, нас интересует впечатление, которое произвел на вас русский офицер. Ведь вы, врачи, имеете привычку наблюдать за пациентами.
– Насчет этого вы правы, герр гауптман. Такие наблюдения помогают найти правильный подход к больному и соответственно способ лечения. Ну, я думаю, вам это будет неинтересно… Что же касается того офицера, о нем можно сказать следующее… – Ассистенцарцт задумался на несколько секунд. – Хладнокровен, хорошо владеет собой. Умеет быть убедительным… Сначала, признаюсь, я испугался за свою жизнь, но потом понял его игру. Не лишен артистизма, во всяком случае, то, что Залесски знает русский язык, понял довольно быстро, а затем убедительно разыграл со своим подчиненным скетч-импровизацию. Вы ведь посылали солдат на предполагаемое место их стоянки? И никаких следов там не нашли?.. Я бы не верил ни одному слову цальмайстера, принявшего этот фарс за чистую монету, тем более, как мне кажется, он является поклонником барона Мюнхгаузена, вот ему и мерещатся ржавые ножи и пистолеты… Хотя в медицине бывали случаи, когда такое поведение замечалось у людей с психическими отклонениями. Человек ведет себя, как обычно, его поступки ничем не выделяются, но вдруг становится непредсказуемым и чаще всего – опасным.
– Ну, за его психику я бы переживать не стал. – Фон Штайнберг задумчиво пробарабанил пальцами по столу. – Все говорит о том, что он тщательно просчитывает все свои действия…
За окном послышался невнятный шум, который по мере усиления превратился в столь знакомый и дорогой гауптману звук летящего на небольшой высоте аэроплана. Выйдя наружу, офицеры увидели, как самолет разворачивается вдалеке и летит обратно, превращаясь из небольшой и малозаметной черточки в страшную большую «птицу», чей клюв обрамлен блестящим ореолом вращающегося винта. Заметив, видимо, что на него смотрят с земли, летчик покачал крыльями, демонстрируя черные кресты Fliegertruppe (военная авиация), затем внезапно снизился и с ревом пронесся над головами зрителей, направив биплан к небольшому полю, расположенному рядом с въездными путями на станцию. Там развернулся против ветра и зашел на посадку.
– Шмидт! – Гауптман подозвал дежурного. – Возьмите мой автомобиль, пару человек для охраны, и привезите ко мне летчика. Возле аэроплана выставить пост. Выполняйте!
– Цу бефель (Слушаюсь), герр гауптман! – Унтер-офицер козырнул, затем подозвал двоих солдат, и через несколько минут автомобиль уже мчался к севшему аэроплану.
– Пойдемте, Майер, мы еще не закончили разговор. – Фон Штайнберг направился в канцелярию, где их терпеливо дожидался врач.
– Герр Вальтрауб, скажите, как быстро раненые солдаты смогут вернуться в строй? И что из медикаментов для этого необходимо? – Командир роты решил уточнить интересующие его вопросы.
– Герр обер-лёйтнант, в каких-либо боевых действиях они смогут участвовать не ранее чем через неделю. Но по внутренней службе смогут исполнять свои обязанности уже послезавтра. Что же касается лекарств и перевязочных средств, у меня все в наличии. Благодаря честности русского офицера.
– Благодаря этому русскому у нас большие потери! Если вы забыли, я напомню, что только вчера мы похоронили двадцать два человека! Еще восемь солдат ранены при взрывах гранат!.. А разве не вы оказывали помощь пехотинцам, провалившимся в ямы со штыками? Сколько из них остались хромоногими калеками?.. – Майер чуть не задохнулся от вспышки внезапного бешенства. – Вы это называете честностью?!.. Так что я бы на вашем месте, герр ассистенцарцт, не восхвалял бы врага так открыто. Мои егеря могут неправильно это понять!
– Я – в первую очередь врач. И сужу обо всем происходящем по тому, насколько это полезно или вредно моим пациентам. Ваши егеря могут думать все, что угодно, но если получат ранения, то приползут ко мне, и я буду их лечить теми лекарствами, которые удалось сохранить, в том числе и благодаря русскому офицеру. Что касается потерь, а la guerre comme a la guerre, как говорят французы, не мне объяснять, что это значит. Вам же, как командиру, я посоветовал бы озаботиться более обильным и калорийным питанием для раненых. По госпитальному опыту знаю, что у местных можно вполне недорого купить мясо, пару свиней, например.
– Извините за некоторую резкость, герр доктор. Что же касается питания, то еще вчера мы с бургомистром договорились о закупке мяса. И я с утра отправил людей, чтобы привели обещанную корову. Надеюсь, это поможет моим солдатам так же, как и ваши пилюльки.
Обмен любезностями прервал дежурный унтер-офицер, который открыл дверь и собирался что-то доложить, но был решительно отодвинут в сторону, и в комнату ворвался коренастый обер-лёйтнант с Железным крестом на кителе.
– Генрих, черт побери! Я очень рад снова видеть тебя, старина!.. – Он с распростертыми объятиями двинулся было к гауптману, но, заметив присутствующих, обратился к ним. – Извините, господа, позвольте представиться – барон Лотар фон Шмеллинг унд Лотецки!
– Лотар?!.. Ты?!.. Здесь?!.. Как ты здесь очутился?.. – Вид у фон Штайнберга был несколько обескураженный. – Последнее, что я про тебя слышал, рассказы о твоих подвигах на Западном фронте! Я думал, что ты там уже командуешь отрядом, и вдруг – такая встреча!.. Не могу поверить – старый добрый друг, верный рыцарь Ланселот!..
– Да, Генрих, это я. Переведен сюда со своим отрядом. Получается – на твое место. Сочувствую тебе, дружище! Может быть, расскажешь, как это случилось?.. Потом… – добавил летчик, видя заинтересованность на лицах врача и Майера. – В штабе намекнули, что еду на отдых, поскольку у русских почти нет аэропланов. Но, как оказалось, помимо них существуют и другие опасности. Стоило мне приземлиться, как был атакован местной коровой, которую два твоих недоумка вели на расстрел. Она решила не сдаваться без боя и вызвала меня на поединок. Я даже на секунду почувствовал себя в роли тореро в Мадриде. Это чудовище попыталось боднуть крутящийся винт. К счастью, он оказался прочнее коровьего черепа… В общем, Генрих, с тебя – бифштекс. А сейчас поехали, покажу, на чем мы теперь летаем…