Только после третьего удара в голове мелькает запоздалое понимание загадочной фразу Келлера о Даше. После пятого решаю остыть и отпускаю Барановского, который сползает по стеночке на пол, где и начинает учиться заново дышать.
– … Кх-а… Кх-м… Нет, нет, с ними ничего не случилось!!!.. У Вас такое лицо, что я даже на секунду испугался. – Несмотря на всё Барановский внимательно смотрит за моей реакцией. – Надеюсь, Вы прекрасно понимаете, что они в безопасности, но найти их Вам не по силам… Даже если замордуете меня до смерти, ничего не получится. Я просто не знаю где они. И не знаю, как выйти на нашего… скажем так, – руководителя. Связь у нас односторонняя. Когда ему надо, он присылает доверенных людей. А чтобы воссоединиться с семьёй, Вам нужно сделать сущий пустяк… Для Вас, наверное, уже не секрет, что наши товарищи сейчас пытаются штурмовать Арсенал, чтобы вооружить народные массы? В Петропавловской крепости ведь тоже большие запасы оружия? Выпустите нас из каземата, помогите взять склады под контроль! У Вас же здесь, в крепости, достаточно своих людей!.. Как Вы смотрите на то, чтобы остаток жизни прожить вместе с семьёй в какой-нибудь далёкой и спокойной стране. Имея счёт с пятью, а то и шестью нолями в любом швейцарском банке и абсолютно ни в чём не нуждаясь?..
Ладно, поиграем немного в твои игры и по твоим правилам.
– Почему я должен вам верить?
– Ну, Денис Анатольевич, даю слово офицера, с Вашими близкими абсолютно ничего не случится!
– Не напомните, кто недавно рассказывал о разнице между действительностью и театральным фарсом? Это ведь в равной степени относится и к присяге и к слову чести, не так ли?
– Что же Вы хотите? – Барановский не подаёт вида, что мои слова его задели.
– Какое-нибудь более существенное доказательство Ваших слов. Не думаю, что Вы настолько глупы, что не додумались попросить мою супругу черкануть пару строчек, чтобы я поверил. Или предъявить какую-либо вещь, ей принадлежащую.
– Но, помилуйте, Денис Анатольевич, я же не знал, что наша встреча сегодня будет обязательной. – Теперь подполкан выглядит несколько озадаченным. – И московский поезд ещё не прибыл…
– Значит, доказательств у Вас нет…
– Постойте, Вы же забрали портфель! Там в боковом кармашке должна быть депеша!.. Отправленная из Москвы по телеграфу МПС. В ней говорится о задержке вагонов с…
– Ага, что-нибудь типа "Грузите апельсины бочками тчк Братья Карамазовы".
Барановский, не поняв абсолютно ничего, удивлённо смотрит на меня. Приходится объяснить:
– Кто поручится, что фраза означает именно то, о чём вы говорите? Опять под слово офицера?
– Жалеть потом не будете, Денис Анатольевич? – Барановский пытается вернуть себе утраченную инициативу. – Не сойдёте с ума от мысли, что могли спасти семью, но не сделали этого. Из-за тех людей, которые ещё вчера слыхом не слыхивали о капитане Гурове?..
Говорят, ничто так не способствует взаимопониманию, как данная вовремя и от души оплеуха… Оказалось – правда. Полкан встаёт, потирая правый "локатор", но перебивать меня больше не решается…
– Подполковник, вы меня не убедили. И я не собираюсь никого выпускать. Для всех вас единственный выход из крепости – Невские ворота. Компренэ ву, мон шэр?.. ("Ворота смерти" – так называли в народе Невские ворота Петропавловской крепости, ведущие из цитадели прямо к водам Невы. Их продолжением явилась гранитная пристань со ступенями, спускающимися в реку. Именно через Невские ворота по ночам выводили узников тюрьмы. Отсюда по воде их отправляли прямиком на каторгу или казнь).
– Денис Анатольевич, боюсь, что Вы сейчас совершаете самую большую ошибку в своей жизни! – Подпол даже изображает искренне-соболезнующее выражение на мордочке. – Мне, простите, по-человечески жаль Вас!.. Который час, не подскажите?
– Четверть второго…
– У Вас есть ещё полчаса, не более. Если передумаете, приходите…
Полчаса, говоришь? Вполне хватит. По твоим правилам поиграли, теперь по моим будем играть. Так, где я там видел пустую казарму?..
Нахожу Фомича с бойцами и в двух словах объясняю что от них требуется. Народ довольно ухмыляется и обещает не подвести. Отправляю их в нужный каземат и бегу в штаб предупредить, чтобы не волновались и одолжить у охраны пяток мосинок…
Когда через двадцать минут снова захожу в камеру к Барановскому, он изо всех сил пытается скрыть радостный блеск в глазах.
– Передумали, Денис Анатольевич? Я знал, что благоразумие возьмёт верх над эмоциями…
– Всех сразу я вывести не могу, это будет подозрительно. Так что, Владимир Львович, пока идём вдвоём. Я спрячу Вас в укромном месте, потом приведу остальных.
А это – идея, их всех по очереди туда таскать! Если Келлер невовремя не остановит…
Подполковник понимающе ухмыляется, глядя на двух конвойных, затем выходит из камеры и заводит руки за спину. Ну-ну, ломай комедию…
Выходим во двор и шагаем в каземат. Барановский с интересом оглядывается по сторонам и даже прислушивается к стрельбе, периодически доносящейся из города. Заходим в казарму, бойцы сделали всё, как надо. Нары перевёрнуты на бок и составлены так, что лежаки составляют сплошную стенку шириной метров на семь. Подпол, чуя что-то неладное, замедляет шаг и оборачивается, пытаясь меня увидеть, но конвоиры хватают его под руки и толкают к "стенке", ворча:
– Давай! Шевели ногами!..
– Становись! – Подаю команду "пятёрке".
– Гы… Га… Господин капитан!.. Денис Анат… тольевич!!!.. О-об… я-ясните, что это всё значит?!.. – Барановский уже догадывается, что сейчас будет происходить и ему это очень не нравится. – Вы-вы… Не име-е-ете права!!!..
– Жаловаться будете? Ну, разве что дежурному чёрту… Бывший подполковник Императорской армии Барановский! За участие в заговоре против Государя Императора вы приговариваетесь к расстрелу!.. Я бы тебя, с…ка, с удовольствием вздёрнул, но поблизости нет ничего похожего на виселицу…
– Не-е!!!.. Не-е на-ада!!!.. Нет!!!.. С-смилу-уйтесь!!!.. Де… Денис Анатольевич!!!..
– Молитвы помнишь? Давай, время идёт…
– Не-е на-ада! Не-е на-ада!.. Нет!.. – Подпол с ужасом смотрит на пятерых бойцов с винтовками в положении "К ноге". – Не-е… Не имеете права!..
– Не имею права? После того, что ты сказал про мою жену и дочь? Я не имею права?!.. У меня был чёткий приказ – или арестовать вас всех, или, при невозможности доставить сюда – ликвидировать. Так что будем считать, что ты оказал сопротивление при задержании. Или вообще тебя не было. Сейчас вот трупик дотащим до ближайшей проруби и – адью. В лучшем случае после ледохода всплывёшь где-нибудь… По частям… Не тяни время! Молиться, как я понимаю, ты не будешь. Глаза завязывать?.. Братцы, помогите ему!
Конвоиры подходят к Барановскому, заламывают ему руки, когда он начинает судорожно от них отбиваться, затем куском простыни завязывают глаза и возвращаются на место…
– Товсь!..
"Расстрельная команда" клацает затворами. Будущего "покойника" колотит крупная дрожь, колени подгибаются, он еле стоит на ногах. Но падать пока не собирается…
– Цельсь!..
Даже я чувствую, как секунды летят всё медленнее и медленнее…
– Пли!
Залп пяти стволов бьёт по ушам. Вокруг "мишени" в деревянных лежаках появляются чёрные дырочки. Барановский оседает на пол так натурально, что даже я бы поверил, не то, что какой-то Станиславский. Надо работать, пока не очухался!..
– Кто ваш главный?! Где он?! Как его найти?! Отвечать!!!..
– Я… Я не з-зна… Не знаю. К-как е… Его… Н-найти… – Подполковник не сможет справиться с прыгающей челюстью.
– Братцы, поднимите его и привяжите как-нибудь. Чтоб целиться удобней было. – Обращаюсь к конвойным.
Распятие из него изображать не стали, привязали руки к верхней ножке нар и оставили в позе "ныряющего человека".
– Последний раз спрашиваю: кто главный и где его найти? Не делай из меня дурака! Ни за что не поверю, что нет у вас экстренной связи! Даю минуту, потом расстреляю всерьёз. Веришь мне, с…ка?!..
– Я… не-е… З-зна-аю…
– Пятьдесят секунд!..
– Ради… Бога!.. Го… Господин кап-питан!.. Я не-е знаю!!!..
– Сорок секунд!..
– Нет! В-ы не… Не мож-жете… Вот так!…
– Тридцать!..
– Де-енис Анат-тольев-вич!.. Госп-поди… Д-да не з-знаю я!..
– Двадцать!..
– Эт-то бесч… Человечно… Т-то… Что вы… Д-делаете…
– Десять!..
– Н-ну рад-ди всего св-вято-ого! Н-не знаю!..
– Ты сам сделал выбор! Отделение, товсь! – Отхожу к бойцам. – Цельсь!..
– Я с-скажу!!!.. Я с-скажу!!! – Барановского прорывает диким криком. – Всё! Всё скаж-жу!!! Только не… Не стреляйте!!!..
Снова подхожу поближе и задаю два самых интересных вопроса:
– Кто? Где искать?
– Мих… Михаил Терещенко… Он… Он на квартире… Какого-то стихоп-плёта… Я п-помню адрес… У… Уб-берите с-солдат… Д-денис Анат-тольевич…
Пока конвоиры развязывают подполковника, отправляю Фомича с его бойцами вернуть одолженные винтовки. Затем снова оборачиваюсь к "жертве произвола"… Ох, блин, а штанишки-то у него мокренькие! Перепугался, бедолага. Вот сразу бы сказал, и ничего бы этого не было…
– Так, братцы, отведём в камеру, найдите ему где-нибудь портки и подштанники. – Штаны-то не только мокрые, он же теперь всю тюрьму завоняет…
Далеко не каждый вечер у Бориса Александровича Энгельгардта был таким насыщенным и эмоциональным. Сначала пришлось разбираться с заграничными "друзьями", двое из которых вообразили, что Россия ничем не отличается от какой-нибудь индейской резервации и что любую бабу можно безнаказанно повалять на лавке. Но как только он прибыл на место "тайной вечери", злость на новых подчинённых и досада за закономерно последовавшее опоздание сменились искренней благодарностью Всевышнему за непредвиденную задержку. Правда, с некоторой примесью страха…
В доме не было никого. И там явно произошло что-то, не совсем поддающееся объяснению. Разбросанная мебель, гильзы на полу, оброненный кем-то портсигар… Во флигеле, где должен был размещаться отряд американских боевиков, картина была ужасающей. Внутри были только трупы. Свежие, ещё не успевшие хоть сколько-нибудь остыть. Судя по следам и разбросанным гильзам, их расстреляли через окна, а потом вошли внутрь и добили раненых, прострелив головы всем без исключения.