"Хотела бы я видеть лицо Гогунова, когда-если он это поймет", - подумала она со злобным удовлетворением. На самом деле, единственная вещь, которая порадовала бы меня больше, если бы он никогда не понял этого, потому что ему предстоит встретится с фатальным случаем смерти.
КФСЛ Лепанто
и
КФСЛ Яшимо
Система Гипатия
Ракеты Меган Петерсен врезались в то, что осталось от оперативной группы 1030.
На этот раз Зуделки не стали сюрпризом. И Драконьи зубы тоже. Соларианские офицеры противоракетной обороны видели их раньше и знали, что это такое.
К сожалению, знать, что они такое, - это не то же самое, что знать, как их победить.
На этот раз ракет было гораздо меньше-всего тридцать шесть, а не триста девяносто шесть как в каждом залпе Яна Котоуча. С другой стороны, линейные крейсера Хайду Дьезо могли выпускать 1568 противоракет и имели 1960 лазерных кластеров на последнем рубеже обороны против этих более крупных залпов. Против Арнгрима уцелевшие линейные крейсера Гогунова имели только 141 пусковую установку и 176 кластеров. Несмотря на скудость противоракетной обороны легких Соларианских подразделений, его крейсеры и эсминцы фактически утроили его огневую мощь, когда Марк-16 ворвались в его строй.
Этого было недостаточно, не перед лицом Зуделок и Драконьих зубов, и не тогда, когда лейтенант Брендан и лейтенант Крауч получили подробные эмиссионные сигнатуры каждого подразделения под командованием Гогунова, переданные платформой Призрачного всадника, о существовании которой они все еще не догадывались. Дальность полета была слишком велика для любой корректировки в последнюю секунду, но их ракетам было точно сказано, что искать и где искать.
Противоракеты уничтожили пять настоящих ракет и двадцать шесть призраков Драконьих зубов. Лазерные кластеры остановили еще четырнадцать ракет, что было лучше, чем ожидала Меган Петерсен. В конце концов, только тридцать два процента ее птичек из залпа прошли через все, что отчаянные защитники Оперативной группы 1030 могли выпустить в него.
Всего девять лазерных головок. Но каждая из этих лазерных головок Марк-16Г была мощнее Соларианской ракеты Требушет, и каждая из них искала одну и ту же цель.
Она называлась Лепанто.
Ударная рама Сандры Хаскелл жестоко колотила ее, когда лазерные головки Манти разрушали ее корабль.
Только тот, кто действительно испытал на себе реальность ракетного боя, а до сегодняшнего дня Сандра Хаскелл не знала, что бы она ни думала, мог по-настоящему представить себе, на что это похоже. Долгие, затянувшиеся минуты, когда ты знаешь, что десятки ракет летят к тебе, чтобы убить. Ледяной шар в твоем животе, когда ты понял, что они нацелились на твой корабль, а не на ее спутников. Четкие команды, голоса, которые становились все более отрывистыми, становились все выше, когда минуты превращались в секунды, проносясь сквозь пальцы. Ужас, от которого замирало сердце, когда приближающийся огонь прорывался через зоны противоракетной обороны и лазерные кластеры переходили на бешеный огонь с максимальной скоростью.
А потом словно кувалда, удар, подобный удару молота Тора, когда лазерные головки взорвались и лазеры с ядерной накачкой разорвали боевую броню и человеческую плоть с демонической яростью. Это была не серия взрывов, не совсем так. О, это была серия, но на тех скоростях сближения, в точно сфокусированной, безупречно последовательной атаке, которая была отличительной чертой Королевского флота Мантикоры, ни человеческий мозг, ни человеческие чувства не могли измерить последовательность. Это было одно безжалостное, разрушительное мгновение, вырванное из сердца вечности и неизгладимо выжженное в крови, костях и мозгу каждого, кто сумел пережить его.
Вселенная безумно вздымалась. Завизжала аварийная сигнализация, три четверти схемы корабля на задней переборке просто вспыхнули от зеленого до ярко-красного, быстрее, чем человеческий глаз мог уследить.
Что-то пронзило сердце флагманского мостика, что-то настолько огромное, настолько ужасное, что простой смертный не мог даже начать понимать это. Мостик разгерметизировался, не постепенно, как это происходило на симуляторах, мгновенно, со взрывной декомпрессией, адский вой, который пронзительно завыл в сенсорах шлема ее скафандра ... и затем внезапно, резко смолк.
А потом все закончилось.
Она почувствовала, что с трудом дышит. Когда поняла, что все еще жива. Что каким-то образом она пережила этот Холокост.
По крайней мере, пока. У корабля еще было время развалиться или взорваться. Видит Бог, она уже достаточно насмотрелась на это в этот ужасный день!
Гравитация внезапно исчезла, и ее ноздри раздулись, когда все основные осветительные элементы погасли и включились аварийные огни. Какое-то мгновение она сидела как парализованная, прежде чем поняла, что это, вероятно, хороший знак. Потеря мощности была намного лучше, чем отказ термоядерного реактора, и если не было энергии для гравитационных пластин, то не было энергии и для импеллеров, а это означало, что отказавший инерционный компенсатор не позволит импеллерному приводу Лепанто превратить весь его выживший экипаж в кашу.
Это означало, что она могла бы продолжать выживать...если только кто-то на стороне Манти не был в настроении для репрессий после нарушения Денебских соглашений вице-адмиралом Хайду.
- Ты ничего не сможешь с этим поделать, Сэнди", - сказала она себе. Лучше всего сосредоточиться на том, что вы можете предпринять.
Она отстегнула ударную раму и оттолкнулась от командирского кресла, делая пируэты в воздухе, в вакууме, предположила она, - пока ее глаза рассматривали сильно искалеченный мостик и дрейфующие тела, которые были ее друзьями тридцать секунд назад.
- Общекорабельный канал связи, - сказала она компьютеру своего скафандра.
- Корабельный канал связи отключен, - донеслось до нее музыкальное контральто скафандра.
- Затем общую связь через скафандры.
- Общий канал связи открыт, - сказал компьютер, и она глубоко вздохнула.
- Весь личный состав, это коммодор Хаскелл, - произнесла она так четко и спокойно, как только могла. - Флагманский мостик сильно пострадал. Мне срочно нужен поисково-спасательный отряд. Повторяю, флагманский мостик разрушен, и мне нужно ...
Она замолчала, едва успев подавить возглас удивления, когда что-то вцепилось ей в левую лодыжку. Она посмотрела вниз, и ее глаза расширились, когда она увидела Мартина Гогунова.
Контр-адмирал был еще жив. На самом деле, он, казалось, не был ранен вообще, что было замечательно, учитывая запутанные обломки, в которые превратилось его командирское кресло. Его ударная рама была сломана, искорежена и как она могла видеть заклинена, когда он вытащил аварийный штифт, вообще ничего не произошло, панель на правом наплечнике его скафандра была наполовину оторвана. Казалось невероятным, что он мог вынести столько повреждений, не разорвав скафандр насквозь, но, очевидно, это было не так. Глядя сквозь кристаллопласт его шлема, она могла видеть зеленое свечение, которое подтверждало хорошее давление в скафандре.
Но они никак не могли освободить его, не перерезав ему горло.
Это была ее первая мысль, но потом она задалась вопросом, почему он схватил ее за лодыжку вместо того, чтобы позвать на помощь по комму. Так бы оно и было.
Он поднял на нее глаза, встретился с ней взглядом, затем отпустил ее лодыжку и ударил правой рукой по шлему. Он ткнул пальцем в правое ухо и энергично закивал. Затем он открыл рот, явно что-то говоря, и с такой же силой покачал головой.
Ну конечно, подумала она. Ком был установлен за правым плечом в скафандре ФСЛ. Он все еще слышал ее, но не мог передавать.
Она кивнула, показывая, что поняла, но он снова указал на нее, и она нахмурилась. Он указал в третий раз, сильнее, чем когда-либо, и ее глаза расширились. Он указывал на тактическую секцию...где в кресле без головы сидел труп коммодора Грегори Хэма. Она снова посмотрела на него, и его губы снова зашевелились, произнося единственное слово, которое она не могла расслышать, произнося его достаточно медленно, чтобы она могла прочесть его.
“Запуск.”
Она смотрела на него несколько секунд, а затем медленно покачала головой.
Он замер. Какое-то мгновение он, казалось, вообще не реагировал. Затем его лицо исказилось, потемнело от ярости, и губы снова зашевелились. Она знала, что он выкрикивает команду снова и снова, но только он мог слышать ее. И когда она не ответила, его губы начали формировать другие слова, поток брани.
Она посмотрела на него почти с сочувствием. Насколько она могла судить, он был невредим, а это означало, что он все еще командовал. Но чтобы командовать,он должен был мог командовать, а это требовало умения общаться.
Военные уставы были ясны. Она точно знала, что ее командир приказывает ей сделать, предполагая, что она сможет каким-то образом получить приказ за пределами разбитого корпуса Лепанто. Это означало, что у нее, как у главы его штаба, не было иного выбора, кроме как проследить за тем, чтобы приказ был передан и выполнен.
- Передача через общую связь скафандров, - снова сказала она компьютеру.
- Общий канал связи открыт, - ответил компьютер.
- Всему личному составу, - твердо сказала она, глядя в яростные голубые глаза Мартина Гогунова, - Коммодор Хаскелл. Если у кого-то есть доступ к работающему межпланетному комму, немедленно свяжитесь с контр-адмиралом Юнцем. Сообщите ему, что он командование перешло к нему. Повторяю, сообщите Адмиралу Юнцу, что он командует.
Гогунов яростно извивался, разрывая ударный каркас, выкрикивая проклятия, которых никто не слышал, и Хаскелл бросилась на палубу рядом с ним, вне досягаемости его молотящих рук. Она переключилась на командный канал флагмана, встроенный в ее ком-скафандр. Если он мог слышать общую связь, возможно, он мог слышать и эту тоже.
- Простите, сэр, - сказала она. - Мне очень жаль. Но я не могу тебе этого позволить. Я просто не могу, и я думаю, что Юнц не будет стрелять, без вашего особого приказа. Извините.