Потом он вылез из автомобиля, несколько возбужденный, и направился прямо в зал ожидания, ни разу даже не обернувшись. Скорее всего, Круг после этого уехал, но Стивен никогда не узнал этого. Его ожидало томление в очереди за билетами в вертолет-такси, которое за тридцать восемь минут доставило его в Нью-Йорк. Перед посадкой в вертолет Стивен, на мгновение представивший последствия своего возвращения домой, позвонил отцу.
Услышав знакомый голос, Стивен тут же взял быка за рога:
— Слушай, папа, я вернулся, в этот раз собственной персоной, и…
Дальше продолжить ему помешал возглас удивления на другом конце, а потом запинающийся голос произнес:
— Стивен, это ты…
«О Господи, — подумал Стивен, — конечно, это я. Я же только что сообщил ему это, и если у него есть уши, то он узнал мой голос…»
Стивен уже готов был высказать все это своему отцу, когда к его полному удивлению старый хрыч продолжил:
— Стивен, это ты, — и разразился слезами.
Лишь через некоторое время всхлипывания Мастерса-старшего стали членораздельными. И все это время Стивен бросал нетерпеливые взгляды на часы. На самом-то деле у него был вагон времени. Однако он почему-то чувствовал, что выслушивать болтовню отца — пустая трата времени.
Когда всплеск эмоций улегся, Стивен сказал:
— Не думаю, что мне стоит самому вмешиваться в дела Утгерсов. Поэтому пошли кого-нибудь в мои апартаменты, чтобы выгнать Утгерсов до того, как я туда заявлюсь. Хорошо?
— Лучше сначала допросить Утгерса, — заметил отец Стивена, к которому уже вернулся его здравый смысл. — Я думаю, это на самом деле Марк Брем, и нам бы следовало услышать его историю.
— Вот и допрашивай его, — буркнул Стивен.
— Хорошо, хорошо, — поторопился произнести Мастерс-старший, отлично зная своего сына и его нежелание вмешиваться во что-либо неприятное. — Мой секретарь пошлет тебе запись беседы.
Стивен открыл было рот, чтобы произнести: «Не стоит утруждать себя!» — но так ничего и не произнес, сдержавшись — он вспомнил вдруг, что позволял старому хрычу заниматься одним безвредным делом. «Старик», теперь уже невероятно древний в свои сорок четыре года, давным-давно приобрел привычку держать Стивена «информированным» обо всех делах, почему в одном из платяных шкафов с одеждой у Стивена в апартаментах находился встроенный сейф с папками, где, вероятно, кратко описывались все разнообразные дела, которыми занимался его отец… ни одну из которых Стивен до сего времени не удосужился даже взять в руки.
В трубке послышался кашель, за которым, как знал Стивен, последуют еще более глупые указания и замечания. Стивен поторопился предупредить их ложью:
— Прости, папа, самолет! Должен бежать. Пока!
— Пока! — радостно попрощался его отец.
Стивен с облегчением повесил трубку. Дело сделано.
Примерно через тридцать одну минуту летательный аппарат приземлился на крыше Стигмор Тауэрс, и из него вышел среднего роста, очень загоревший молодой человек. Стивен в свои двадцать три года мог сойти за восемнадцатилетнего, если бы его не выдавали глаза (но сейчас это было невозможно — в этом искусственном свете прожекторов, ярко освещавших крышу).
Поскольку его апартаменты располагались на самом верху здания, то он миновал выход на крышу и, спустившись на один этаж, оказался возле двери в свою квартиру.
«Ну, что скажешь, — весело сказал себе Стивен. — Вот и снова начинаются для тебя былые добрые времена».
Набрав код, Стивен повернул ручку двери и вошел.
Непосредственно за дверью находилась ниша — коридор был так устроен, что входившие не могли сразу увидеть, кто находится в гостиной.
Шагнув в эту широкую нишу, где находился гардероб, Стивен увидел, что в гостиной горит свет.
«О Господи, — подумал он, — старый хрыч еще там!»
Мысленно чертыхаясь, что его не могут оставить в покое даже до утра, Стивен направился в гостиную, но первым, кого он увидел (и больше, как выяснилось, в квартире никого не было), была Линда Утгерс.
Она сидела на диване напротив входной двери, поджав ноги под себя. Лицо ее было покрасневшим, но решительным.
Стивен подошел к ней и взглянул на девушку.
— Ты одна? — спросил он.
Она кивнула, потом сглотнула и произнесла тихим голосом:
— Марк ушел, когда твой отец прислал за ним автомобиль.
Линда остановилась на несколько секунд, пожала плечами, после чего добавила:
— Я отказалась уезжать.
— А как же первоначальный план защищать тело Даниэля Утгерса от других женщин? — спросил Стивен.
Линда смотрела куда-то мимо него, все так же разгоряченная.
— Да черт с ним! — прервала она, наконец, паузу. — В конце концов, это ведь был совсем не Дан, я ведь не слепая, чтобы не увидеть сразу же различий!
Но и я — не Дан.
— Я привыкла к тебе, — живо произнесла Линда, — к тебе, как личности. — Потом добавила: — Вскоре после того, как я поняла, что Марк на самом деле не Дан и не ты, я просто-напросто заперлась в твоей спальне и оставалась там, пока не позвонил телефон. Звонил твой отец.
У нее была типично женская реакция (как решил Стивен с привычным пренебрежением к женскому полу) на богатство Мастерса. Но все дело было в том, что она уже в первую ночь после его возвращения показала, что верна ему. А он чувствовал, что телу Стивена недостает женского общества, и он уже успел спросить себя, к кому из своих прежних подружек ему позвонить и пригласить к себе.
Теперь необходимость в этом отпала. Добрая старая Линда заполнит пустоту вокруг него в течение следующих нескольких дней, пока все не вернется на круги своя.
Стивена томили нехорошие предчувствия, что спокойно прожить эти дни не удастся, его будут допрашивать, и поэтому пока ему не удастся покончить со всей этой ерундой, то сойдет и Линда — которая по всей видимости, хотя ей исполнилось уже двадцать шесть лет, по уши втюрилась в него.
Увы, все оказалось не так просто.
17
По любой шкале интеллектуальных оценок Стивен заслуживал быть в самом ее начале.
Но по достижению определенного возраста это перестало его пугать. Стивен не был шизиком, а если использовать соответствующий в психиатрии термин, то его можно было назвать параноиком.
Представьте себе ограниченный взгляд на мир, добавьте еще субъективизм и манию величия… и получите портрет Стивена.
Даже пребывая в теле другого человека, Стивен оставался самим собой.
Так было до его возвращения с Миттенда.
После того, как его подружкой стала Линда Утгерс, окружающие заметили в Стивене некоторые странности.
У Стивена появилась привычка впадать в задумчивость. Вот он сидит, либо стоит… и вдруг словно уносится в другие миры, захваченный какой-то мыслью.
Может быть — а ведь это вполне вероятно — может быть, такое поведение свидетельствует о прогрессирующей шизофрении? Все чаще в кругу людей, собиравшихся на вечеринках, устраиваемых Стивеном, и разбиравшихся в подобных вопросах, шепотом задавался этот вопрос, и почти всегда ответ был положительным.
Но на самом деле даже светилы психиатрии мало что могли сказать по поводу ненормального поведения таких, как Стивен, больных людей. Знакомые Стивена и знать не могли, что он думает о Матери.
О ней он никому не рассказывал. Так что вполне понятно, что никто и помыслить не мог, куда он мысленно уносится, когда впадает в это задумчивое состояние.
Отношение самого же Стивена было довольно самокритичным. В его сознании проносились слова: «смешно», «глупо», «бессмысленно» и «совершенно невозможно», когда с ним происходили подобные случаи. Однако они продолжались и продолжались.
Стивен наконец-то осознал, что нельзя всю жизнь вести себя как автомат, по раз и навсегда заведенному порядку. Если толкнуть карточный домик, то он разрушится. То же случилось и с ним, Стивеном.
Как тонко кто-то подметил, каждый мужчина настойчиво стремится продлить самого себя в своем потомстве. С одной стороны, мужчина — богоподобное существо, еще не до конца раскрывшее себя (женщина же — также не распознанная пока что принцесса). С другой стороны, он живет в мире, где люди без конца только и делают, что болтают всякую чепуху и при этом одновременно отрицают то, что говорят. Поэтому с самого рождения ребенку талдычат, что в конце жизни его ждет могила.
И это-то все и портит. Поэтому человеку и хочется достичь бессмертия через своих детей. Но Стивен, который стал действовать против обычаев общества еще до достижения половой зрелости, всегда тщательно, заботился о том, чтобы ни одна женщина, с которой он занимался любовью, не забеременела от него.
Вот почему он все время отметал от себя предложение Матери: все это просто нелепо, глупо, не стоит и минуты времени… Но тем не менее избавиться от этих мыслей ему не удавалось. В сознании вспыхивали картины сада, женских фигур в ангельских белых одеждах, и он постоянно представлял в уме всех их 886 детей.
Стивену припомнилось, что Круг упомянул о том, что ему примерно четыре тысячи лет. Тогда огромность этой невероятной цифры не привлекла внимание Стивена. Но теперь она возникала у него в сознании, вызывая полнейшее удивление.
Вот почему две подсознательные мотивации бок о бок пробивались в его сознание, хотя сам Стивен и пытался изо всех сил погрузить их куда-нибудь в глубины своего разума.
Как оказалось, у него оставалось не слишком много времени для размышления над этим.
18
— Сукин сын! — закричал сержант. — Когда я зову тебя, Мастерс, ты должен бежать. Быстро!
Сейчас, на восьмое утро нахождения в военной тюрьме, Стивен уже знал порядки, которые царили здесь, и бросился бежать уже при первом слоге своего имени.
— Так точно, сэр! — выдохнул он, запыхавшись. Стивен ловко отдал честь и попытался стоять навытяжку, не шатаясь, что было довольно трудно из-за усталости после физических упражнений на плацу. — Какие приказания, сэр? — выдохнул он.
— Подними мой карандаш! Я уронил его.